Старая свадьба
Забываем мы адаты,
предрассудки прошлых лет;
Расскажу о прежних свадьбах,
про обряды старины.
Мне минувшего не жалко,
нам назад дороги нет,
Мы обычаи былые навсегда забыть должны.
* * *
У родителей в ауле подрастает сын-жених,
И богатая невеста на примете есть у них;
Говорят, что у соседа, словно роза,
дочь цветет,
И расчетливый родитель
в дом девицы свата шлет.
Но отец и мать невесты
не спешат давать ответ:
«Род наш знатен, и старейших
нужен нам сперва совет».
Говорит одна примета, что поездка удалась:
Видел сват, как незаметно
за кастрюлю мать взялась.
Сват уехал, а родные
в тот же вечер собрались:
Обсуждает предложенье
тайный родственный меджлис.
Женихов у дочки много,
кто же будет предпочтен:
Парень глупый, но богатый,
или бедный, что умен?
Наконец решили хором: «Нам
не нужен бедный зять,
И богатому, без спора, в жены
надо дочь отдать».
Жениху отец невесты объявляет приговор
И радушно приглашает в гости
всех его сестер.
Те обновки нацепили и, едва заря зажглась,
Едут в гости вдоль аула,
взяв в подарок медный таз.
Любопытствуя, на крыши забирается народ,
А невестины родные скопом стали у ворот.
«Заходите, дорогие, – им елейно говорят, —
Ешьте, пейте до отвала. Соблюдаем мы адат».
Все невестины подруги собираются потом,
Оробелую невесту в незнакомый вводят дом.
Два посланца к ней приходят
из бесчисленной родни,
И согласья у невесты добиваются они.
Как же тут не согласиться!
Отказаться страшно ей, —
Испугал ее до смерти
стук встревоженных костей
(Прежде сваты пришивали
к шубам кости и тряпье); 42
Если девушка согласна – осуждают все ее:
«Видно, замуж ей хотелось, —
говорит родня тогда, —
Согласилась слишком скоро —
у девицы нет стыда!»
И опять вздымают чаши, снова пир идет горой.
Весь аул приходит в гости, быстро все
опустошат.
Уничтожены запасы – соблюден зато адат.
* * *
А когда расцвел весною сад
под небом голубым,
То в аул отцу невесты прислан был с гонцом
калым:
Пестрый шелк на платье сестрам, шаль
с узорною каймой,
Гребешок, чулки, подвязки
и одеколон тройной,
Чтоб невестины родные источали аромат,
Чтобы люди говорили: соблюден во всем
адат.
В старину зазорным было даже вспомнить
про любовь…
Собирай, отец, невесту, ей приданое готовь
Попышней да побогаче, так велось
во все века…
Эта сложная задача тяжела для бедняка.
Что продать, и сам не знает, ходит, крутит
головой,
Свадьба в доме подметает все
железною метлой:
И кормилицу корову на базар продать
сведешь,
И жеребчика гнедого отдаешь за медный
грош.
Но зато, купив кувшины, их на полки ставят
в ряд,
Никому в них нужды нету – соблюден
во всем адат.
Много раз родитель едет тратить деньги
на базар,
Продавцы ему сбывают залежавшийся
товар.
На матрацы закупили полосатый красный тик,
На тазах, на блюдах медных жарко блещет
солнца лик.
Помнится, в Голотль, на свадьбу, как-то
прибыл я на зов, —
На стенах увидел тридцать одинаковых тазов;
С удивленьем пригляделся, – все они
с пробитым дном,
Но родители довольны: свято мы
адат блюдем.
Много было трат ненужных, ими славился
Хунзах.
Справив свадьбу по старинке, разорялись люди
в прах.44
Семьи эти перечислю, дай-ка счеты мне,
сынок.
Выдал дочку, горемыка, а теперь —
проси кусок!
* * *
В старину седую память протянула снова
нить,
Наши древние обряды помогла мне
оживить:
В фаэтон невеста села, кони быстро понесли,
Молодежь в нее кидает горсти снега и земли.
Ребятишки окружили жениха густой толпой,
Просят выкуп за невесту – кубки с пьяною
бузой.
Входит в новый дом девица, ярко вспыхнули
огни,
Сам жених спешит навстречу, здесь знакомятся
они.
Светлый мед несут в сосуде, рот помажут ей
слегка,
Чтобы жизнь с постылым мужем показалась ей
сладка.
Пир на славу… За столами собирается аул.
По горам разносит эхо пенье, крики, пьяный
гул;
Пьяным море по колено, льется брага
по устам,
Поднял тост за новобрачных, захмелев,
Абдусалам.
Состязаться в острословье стал с ним
Курбанил Али,
Оба что-то говорили, – мы понять их не могли.
От еды осоловевши, гости спят в чаду, устав,
Но недаром тамадою возглашен был Каралав;
Наполняет чаши снова, поднимает грозно рог;
Снова пьешь и снова пляшешь, хоть от буйства
изнемог.
А потом неделю болен, в голове туман
сплошной…
Чтоб поведать вам о прошлом, нужен летний
день большой,
Да и то не уложиться. Но скажу я об одном:
Мы обычаи былые выжигать должны огнем.
Над горами солнце встало, молодая жизнь
идет,
И старинные адаты забывает мой народ.
Я бичевал обычаи дурные,
И в ссоре я ружья не заряжал,
Я с дикостью боролся, но впервые
Для этого хватаюсь за кинжал.
В Кахибе и Хунзахе, мне известно,
У девушек не спрашивал никто
Об их желаньях. Замуж шла невеста
Без всякого согласия на то.
Но я не вспомню, память будоража,
Чтобы в кругу моей большой родни
У сыновей не спрашивали даже,
Кого мечтают в жены взять они.
А вот в Гидатле молодых заочно
Сосватают за выпивкой, потом
В условный срок, за час до тьмы
полночной,
Пошлют невесту в незнакомый дом.
Она идет, она еще не знает,
Что ждет ее и, что судил ей рок.
Стучится тихо и переступает
Впервые темный, чуждый ей порог.
И здесь ей слышен жирной пищи запах,
Той, что готовят для духовных лиц…
И вот уже она у мужа в лапах, —
Мне жаль ее, как жаль в неволе птиц.
Она в слезах, но разве виноват он?
Нет, в этом виноваты старики:
Он был по их обычаю сосватан,
Любви своей, быть может, вопреки.
Порой, адата темноте внимая,
Живут супруги долгие года,
Друг друга никогда не понимая,
В раздоре, словно пламя и вода.
«Ну-ка разрешите мне
Слово взять в порядке справки:
Груз мы тащим на спине,
А ослы лежат на травке.
Как ослы, мы в гору кладь
Тащим, согнуты, горбаты,
И боимся поломать
Стародавние адаты.
Оттого, что гнуть должны
Спину на ненужном деле,
Не дожив до седины,
Многие уж облысели.
Попусту не тратя слов,
Нынче постановим строго:
Не жалеть своих ослов,
А себя жалеть немного!»
Голосует весь народ,
Все за предложенье это.
Но поспешно вдруг встает
Председатель сельсовета.
Говорит он: «Люди гор,
Не к лицу мне спорить с вами,
Мы должны, как до сих пор,
Жить и дорожить ослами.
Старики в былые дни
Нас не здоровее были,
А не на ослах они
Сено из долин возили.
Дай-ка мне, Гасан, ответ,
Почему ты не намерен
Делать то, чему твой дед
Был до самой смерти верен?
Не мешало б и тебе
Знать, Таиб, что вверх с делянки
На горбе, не на арбе
Твой отец таскал вязанки.
Да и твой отец, Шамхал,
Был ничем тебя не хуже,
А поклажу сам таскал,
Не боясь дождя и стужи!
Недостойно похвалы
Поруганье дел старинных, —
Пусть спокойно спят ослы…
Будем кладь таскать на спинах.
С непослушных будем штраф
Брать в порядке наказанья…
В силу данных вами прав
Закрываю я собранье».
«Председатель, не спеши,
Рано закрывать собранье,
Ты мне сделать разреши
Маленькое замечанье:
Я хочу тебе сказать,
Что добились мы победы
Не затем, чтобы опять
Жить, как жили наши деды.
Славословишь путь отцов,
Но подумай, верно ль это?
Не был же, в конце концов,
Твой отец предсельсовета.
Дай ты, председатель, нам
Поскорее объясненье:
Почему ты лишь к ослам
Проявляешь уваженье?
В смысл твоих вникая слов,
Крикнуть хочется: «Приятель,
По вине каких ослов
Ты над нами председатель?»
Газета «Горец» к читателю
Я – «Горец».
Так меня назвали.
Казалось бы, вопрос решен.
Но это правильно едва ли:
Я больше заслужил имен.
Фонарщиком меня зовите:
Иду я к людям с фонарем.
Я освещаю суть событий,
Несу я свет науки в дом.
Вы лекарем меня сочтете,
Я уподобился врачу:
У горцев я всегда в почете —
Я от невежества лечу.
Я страж законов,
Я глашатай
Коммунистических идей,
Учитель, не берущий платы,
Надежный друг простых людей.
Я сеятель. Я сею всюду
Добра и правды семена.
Известен бедному я люду,
И речь моя везде слышна.
Бедняк точить не любит лясы,
Меня по делу он зовет.
Не надо мне муки и мяса,
Не нужен за конем уход:
Что говорить, удобный гость я!
Я рад хозяевам помочь…
Но вот кулацкое охвостье
Меня угробить бы не прочь.
Те, кто не любит правды слова,
Кому противен честный труд,
Мной накрывают сор столовый,
Меня на самокрутку рвут.
Но тот, кто ненавидит сплетни,
Тот, для кого безделье стыд,
Тот любит свет все беззаветней,
Меня читает он и чтит.
