Жалоба коров на пастуха Исмаила
О прискорбном этом деле
рассказать давно пора:
Пас чабан коровье стадо
здесь, в селении Буцра.
Говорят, что он и прежде
не один чабанил год,
О его повадках странных
с давних пор молва идет.
На лужайку для беседы
он пригнал нас всех подряд,
Поглядев недобрым взглядом,
важно начал свой доклад.
«Лучше прежде подеремся,
чем сутяжничать потом», —
Начал речь чабан. Жевали
жвачку молча мы кругом.
«Исмаил я по прозванью,
Магомеда сын, муллы,
И во сне меня увидеть опасаются волы,
За пастьбу муки полпуда
каждый житель мне дает,
И считайте, что задаром
я пасу дурацкий скот!
Палку я припас на славу,
вот она, глядите, тут.
Над ослушницей рогатой
совершу свой правый суд.
Если ты не оглянулась, поглядела свысока,
Так тебя огрею камнем,
чтоб запомнили бока.
Если есть средь вас корова,
что по дурости шальной
Отлучается из стада в неурочный час домой,
То расправлюсь я с зазнайкой,
по делам я ей воздам —
Пусть березовая палка
шлет ей пламенный салам.
Горе той, что потихоньку
на чужой глядит посев.
Не прощу греха такого!
Не вводи меня во гнев!
Овод жжет – держись степенно.
А помчишься, хвост задрав,
На себя пеняй голубка: отхлещу и буду прав.
Обещаю вам, коровы: дружно с вами заживем.
Хлопать можете в копыта.
Я кончаю речь на том.
Все, я думаю, понятно.
Закрываю наш меджлис
И под чутким руководством
разрешаю вам пастись».
С той поры коров немало
в нашем стаде полегло:
Видно, это наставленье им ничуть не помогло.
Вот корова Гитинава, – пала замертво она,
Не усвоила, бедняга, поученья чабана.
Как-то в полдень захотелось
навестить ей дом родной,
И ослушница из стада так и ринулась домой.
Погоди! Не тут-то было!
Бешеного пса лютей,
Наш чабан, в поту и мыле,
две версты бежал за ней.
Долго мчались без дороги. Но у речки, там,
где мост,
Исмаил вдруг изловчился:
ухватил коровий хвост,
И в одно мгновенье ока
(задрожали все вокруг)
Он корове дал подножку, повалил ее на луг.
На нее он лихо прыгнул,
бил ногами без конца,
И корова трепыхалась, как несчастная овца.
И плясал он увлеченно час
и несколько минут:
Так умелые андийцы на продажу войлок мнут.
«Эй, рогатое созданье, жизнь тебе не дорога!
Разве ты меня не знаешь?» И ломал ее рога,
И бранил ее свирепо:
«Ты безмозглей всех коров!
Иль мою ты позабыла речь
у Девяти Холмов?!»
Вы теперь на нас взгляните:
нету большей срамоты,
Чем безрогие коровы, чем их куцые хвосты.
Искалеченное стадо умоляет вас, мыча:
«Ради бога, поскорее уберите палача!»
Если робко аульчанин спросит вдруг
у чабана:
«Не пришла домой корова, —
ты не знаешь, где она?»
Исмаил, не растерявшись,
хитровато подмигнет:
«Пред своим хвостом пасется —
безмятежно травку жрет».
Если есть у вас сомненья: дескать,
мы безбожно врем,
У Темировой коровы расспросите-ка о нем.
А Саидовой коровы не видать с недавних пор:
Пала бедная от крика. Все, окончил разговор.
Обращение к газете «Горец»
Я спрошу газету: что же
Ты вопрос не заостряла?
Почему у молодежи
До сих пор в ходу кинжалы?
Можешь быть ты смелой, дерзкой,
Ты повсюду успеваешь,
А отточенной железки
У парней не замечаешь.
То ударит по коленам,
То в живот упрется больно.
Сущий дьявол тяжеленный, —
Пусть ржавеет он. Довольно!
Горец, кинь его на свалку,
Он совсем тебе не нужен.
Брось его, совсем не жалко
Это грязное оружье.
Лес рубить им несподручно.
Чем ходить с ненужной ношей,
Ты за эти деньги лучше
Подбери топор хороший.
Если резать им барана
Ты задумал для хинкала,
Нож достанешь из кармана —
Он удобнее кинжала.
Что кинжал таскать с собою?
Чтоб, как витязь, быть одетым?
Если парень с головою,
Для него не довод это.
Или прадеды обычай
Сохранять нам завещали,
Чтоб вражда была привычной,
Чтобы распри не стихали?
В час грозы шумят деревья,
Люди с ними в чем-то схожи, —
Расшумятся в буйном гневе
И стихают быстро тоже.
В гневе разум ходит кругом,
Ничего не знаю хуже —
Обнажать кинжал на друга…
Бросьте грязное оружье!
Он для нас холеры пуще.
Проклял я его недаром.
Сколько юношей цветущих
Сражены его ударом.
В злую выдуман годину
Он, оружие насилья,
Теми, кто стравлял невинных,
Чтоб самим остаться в силе.
Магома, послушай друга:
Сталь нужна не для кинжала.
Лемех выковать для плуга
Нам бы лучше надлежало.
Долото, топор железный,
Серп для зреющей пшеницы —
То, что нужно, что полезно,
Что в хозяйстве пригодится.
Что за «польза» от кинжала?
Ссора, взмах руки короткий,
И сидит злосчастный малый
За тюремною решеткой.
Или сам, облитый кровью,
Наземь рухнет от кинжала.
Пожалей жену, ей вдовья
Участь горькая досталась.
По «ошибке», из-за вздора
Был убит тобой товарищ,
Сожалей, казнись укором —
Жизнь ему ты не подаришь.
«Создает кинжал героя» —
Это глупости и бредни.
Если так себя настроишь,
Будешь неучем последним.
Воспитай в себе культуру
И характер благородный,
А кинжал, что носишь сдуру,
Брось скорей, как хлам негодный!
Если злобы в сердце нету,
Будешь жить с народом дружно,
А кинжал – поверь совету —
Нам таскать совсем не нужно.
Забываем мы адаты,
предрассудки прошлых лет;
Расскажу о прежних свадьбах,
про обряды старины.
Мне минувшего не жалко,
нам назад дороги нет,
Мы обычаи былые навсегда забыть должны.
* * *
У родителей в ауле подрастает сын-жених,
И богатая невеста на примете есть у них;
Говорят, что у соседа, словно роза,
дочь цветет,
И расчетливый родитель
в дом девицы свата шлет.
Но отец и мать невесты
не спешат давать ответ:
«Род наш знатен, и старейших
нужен нам сперва совет».
Говорит одна примета, что поездка удалась:
Видел сват, как незаметно
за кастрюлю мать взялась.
Сват уехал, а родные
в тот же вечер собрались:
Обсуждает предложенье
тайный родственный меджлис.
Женихов у дочки много,
кто же будет предпочтен:
Парень глупый, но богатый,
или бедный, что умен?
Наконец решили хором: «Нам
не нужен бедный зять,
И богатому, без спора, в жены
надо дочь отдать».
Жениху отец невесты объявляет приговор
И радушно приглашает в гости
всех его сестер.
Те обновки нацепили и, едва заря зажглась,
Едут в гости вдоль аула,
взяв в подарок медный таз.
Любопытствуя, на крыши забирается народ,
А невестины родные скопом стали у ворот.
«Заходите, дорогие, – им елейно говорят, —
Ешьте, пейте до отвала. Соблюдаем мы адат».
Все невестины подруги собираются потом,
Оробелую невесту в незнакомый вводят дом.
Два посланца к ней приходят
из бесчисленной родни,
И согласья у невесты добиваются они.
Как же тут не согласиться!
Отказаться страшно ей, —
Испугал ее до смерти
стук встревоженных костей
(Прежде сваты пришивали
к шубам кости и тряпье); 42
Если девушка согласна – осуждают все ее:
«Видно, замуж ей хотелось, —
говорит родня тогда, —
Согласилась слишком скоро —
у девицы нет стыда!»
И опять вздымают чаши, снова пир идет горой.
Весь аул приходит в гости, быстро все
опустошат.
Уничтожены запасы – соблюден зато адат.
* * *
А когда расцвел весною сад
под небом голубым,
То в аул отцу невесты прислан был с гонцом
калым:
Пестрый шелк на платье сестрам, шаль
с узорною каймой,
Гребешок, чулки, подвязки
и одеколон тройной,
Чтоб невестины родные источали аромат,
Чтобы люди говорили: соблюден во всем
адат.
В старину зазорным было даже вспомнить
про любовь…
Собирай, отец, невесту, ей приданое готовь
Попышней да побогаче, так велось
во все века…
Эта сложная задача тяжела для бедняка.
Что продать, и сам не знает, ходит, крутит
головой,
Свадьба в доме подметает все
железною метлой:
И кормилицу корову на базар продать
сведешь,
И жеребчика гнедого отдаешь за медный
грош.
Но зато, купив кувшины, их на полки ставят
в ряд,
Никому в них нужды нету – соблюден
во всем адат.
Много раз родитель едет тратить деньги
на базар,
Продавцы ему сбывают залежавшийся
товар.
На матрацы закупили полосатый красный тик,
На тазах, на блюдах медных жарко блещет
солнца лик.
Помнится, в Голотль, на свадьбу, как-то
прибыл я на зов, —
На стенах увидел тридцать одинаковых тазов;
С удивленьем пригляделся, – все они
с пробитым дном,
Но родители довольны: свято мы
адат блюдем.
Много было трат ненужных, ими славился
Хунзах.
Справив свадьбу по старинке, разорялись люди
в прах.44
Семьи эти перечислю, дай-ка счеты мне,
сынок.
Выдал дочку, горемыка, а теперь —
проси кусок!
* * *
В старину седую память протянула снова
нить,
Наши древние обряды помогла мне
оживить:
В фаэтон невеста села, кони быстро понесли,
Молодежь в нее кидает горсти снега и земли.
Ребятишки окружили жениха густой толпой,
Просят выкуп за невесту – кубки с пьяною
бузой.
Входит в новый дом девица, ярко вспыхнули
огни,
Сам жених спешит навстречу, здесь знакомятся
они.
Светлый мед несут в сосуде, рот помажут ей
слегка,
Чтобы жизнь с постылым мужем показалась ей
сладка.
Пир на славу… За столами собирается аул.
По горам разносит эхо пенье, крики, пьяный
гул;
Пьяным море по колено, льется брага
по устам,
Поднял тост за новобрачных, захмелев,
Абдусалам.
Состязаться в острословье стал с ним
Курбанил Али,
Оба что-то говорили, – мы понять их не могли.
От еды осоловевши, гости спят в чаду, устав,
Но недаром тамадою возглашен был Каралав;
Наполняет чаши снова, поднимает грозно рог;
Снова пьешь и снова пляшешь, хоть от буйства
изнемог.
А потом неделю болен, в голове туман
сплошной…
Чтоб поведать вам о прошлом, нужен летний
день большой,
Да и то не уложиться. Но скажу я об одном:
Мы обычаи былые выжигать должны огнем.
Над горами солнце встало, молодая жизнь
идет,
И старинные адаты забывает мой народ.
