Свидание с детством (Лирический монолог)
Не то я задумчивей стал с годами,
Не то где-то в сердце живет печаль,
Но только все чаще и чаще ночами
Мне видится в дымке лесная даль.
Вижу я озеро с сонной ряской,
Белоголовых кувшинок дым…
Край мой застенчивый, край уральский,
Край, что не схож ни с каким иным.
Словно из яшмы, глаза морошки
Глядят, озорно заслонясь листком.
Красива морошка, словно Матрешка,
Зеленым схвачена пояском.
А там, где агатовых кедров тени
Да малахитовая трава,
Бродят чуткие, как олени,
Все таинственные слова…
Я слышал их, знаю, я здесь как дома,
Ведь каждая ветка и каждый сук
До радостной боли мне тут знакомы,
Как руки друзей моих и подруг.
И в остром волнении, как в тумане,
Иду я мысленно прямиком,
Сквозь пегий кустарник и бурелом
К одной неприметной лесной поляне.
Иду, будто в давнее забытье,
Растроганно, тихо и чуть несмело,
Туда, где сидит на пеньке замшелом
Детство веснушчатое мое.
Костром полыхает над ним калина,
А рядом лежат, как щенки у ног,
С грибами ивовая корзина
Да с клюквой березовый туесок.
Скоро и дом. Торопиться нечего.
Прислушайся к щебету, посиди…
И детство мечтает сейчас доверчиво
О том, что ждет его впереди…
Разве бывает у детства прошлое?
Вся жизнь – где-то там, в голубом дыму.
И только в светлое и хорошее
Детству верится моему.
Детство мое! У тебя рассвет,
Ты только стоишь на пороге дома,
А я уже прожил довольно лет,
И мне твое завтра давно знакомо.
Знаю, как будет звенеть в груди
Сердце, то радость, то боль итожа.
И все, что сбудется впереди,
И все, что не сбудется, знаю тоже.
Фронты будут трассами полыхать,
Будут и дни отрешенно-серы,
Хорошее будет, зачем скрывать,
Но будет и тяжкого свыше меры…
Ах, если б я мог тебе подсказать,
Помочь, ну хоть слово шепнуть одно!
Да только вот прошлое возвращать
Нам, к сожалению, не дано.
Ты словно на том стоишь берегу,
И докричаться нельзя, я знаю.
Но раз я помочь тебе не могу,
То все же отчаянно пожелаю:
Сейчас над тобою светлым-светло,
Шепот деревьев да птичий гам,
Смолисто вокруг и теплым-тепло,
Настой из цветов, родника стекло
Да солнце с черемухой пополам.
Ты смотришь вокруг и спокойно дышишь,
Но как невозвратны такие дни!
Поэтому все, что в душе запишешь,
И все, что увидишь ты и услышишь,
Запомни, запомни и сохрани!
Видишь, как бабка-ольха над пяльцами
Подремлет и вдруг, заворчав безголосо,
Начнет заплетать корявыми пальцами
Внучке-березе тугую косу.
А рядом, наряд расправляя свой,
Пихта топорщится вверх без толку.
Она похожа сейчас на елку,
Растущую сдуру вниз головой.
Взгляни, как стремительно в бликах света,
Перепонками лап в вышине руля,
Белка межзвездной летит ракетой,
Огненный хвост за собой стеля.
Сноп света, малиновка, стрекоза.
Ах, как же для нас это все быстротечно!
Смотри же, смотри же во все глаза
И сбереги навсегда, навечно!
Шагая сквозь радости и беду,
Нигде мы скупцами с тобой не будем.
Бери ж эту светлую красоту,
Вбирай эту мудрую доброту,
Чтоб после дарить ее щедро людям!
И пусть тебе еще неизвестно,
Какие бураны ударят в грудь,
Одно лишь скажу тебе: этот путь
Всегда будет только прямым и честным!
Прощай же! Как жаль, что нельзя сейчас
Даже коснуться тебя рукою,
Но я тебя видел. И в первый раз
Точно умылся живой водою.
Смешное, с восторженностью лица,
С фантазией, бурным потоком бьющей,
Ты будешь жить во мне до конца,
Как первая вешняя песнь скворца,
Как лучик зари, к чистоте зовущий.
Шагни ко мне тихо и посиди,
Как перед дальней разлукой, рядом:
Ну вот и довольно… Теперь иди!
А я пожелаю тебе в пути
Всего счастливого теплым взглядом…
1971
Стари ки порою говорят:
– Жил я с бабкой сорок лет подряд,
И, признаюсь не в обиду вам,
Словно с верной Евою Адам.
Ева впрямь – примерная жена:
Яблоко смущенно надкусила,
Доброго Адама полюбила
И всю жизнь была ему верна.
Муж привык спокойно отправляться
На охоту и на сбор маслин.
Он в супруге мог не сомневаться,
Мог бы даже головой ручаться!..
Ибо больше не было мужчин.
1964
Взяв бутерброд с повидлом про запас,
Размахивая сумкой спозаранку,
Я торопился в школу, в первый класс,
Гоня ногой грохочущую банку.
У самой школы в сквере, где качели,
Под липой на скамеечке, рядком,
Три взрослых старшеклассницы сидели,
Толстенный перелистывая том.
Увидели меня. Переглянулись.
Поспорили чуть-чуть. И, наконец,
Вдруг как-то оживленно встрепенулись
И крикнули: – Поди сюда, малец!
Одна, в кудряшках, поправляя ленту,
Сказала, начиная разговор:
– Читал ли ты старинную легенду
Про трех богинь и про великий спор?
Но я в ответ растерянно молчал,
Задумчиво поскребывая ухо.
Я про богинь ни слова не читал,
Я больше знал про Муху-цокотуху.
– Ну, ничего! Ты слушай, пистолет:
Богиням как-то яблоко досталось.
Оно судьбою той предназначалось,
Кого прекрасней и на свете нет.
Кто краше всех? Заспорили богини.
Все жарче спор, и долго ль до греха?!
Но тут, по счастью, встретили в лощине
Париса – молодого пастуха.
Богини тотчас прекратили спор,
Пушистые ресницы опустили,
Затем Парису яблоко вручили
И вынести велели приговор.
Ты, мальчуган, конечно, извини,
Пускай смешно, но мы хотим узнать,
Задать вопрос вот так же, как они,
Ты маленький, и ты не сможешь лгать.
Портфель открыла на больших замках.
– Подумай, друг, а мы сейчас придем! –
И вот стою я с яблоком в руках,
А три подруги скрылись за углом.
В кружок веселой стайкой собрались.
– А здорово придумано! Ура!
Пускай же скажет маленький «Парис»,
Кто всех красивей. Двинулись. Пора!
Но тут столбняк их к месту приковал:
Не вынося «богиням» приговора,
«Парис» сопел и с хрустом доедал,
Давясь от счастья, «яблоко раздора».
1965
Крепость стояла в глухих горах,
Многим внушая трепет и страх.
К ней, говорят, уж который век
Забыл тропу человек.
Там, среди черных руин, говорят,
Волки да злобные совы царят.
А по ночам уныло
Воет нечистая сила.
Об этом услышали трое друзей.
Трое друзей оседлали коней.
– А ну, покажем, – сказали они, –
Что люди сильней чертей!
В крепость ворвались под грохот подков,
Выгнали разом и сов, и волков.
Сказали: – Враги наши в страхе бегут!
Пускай же отныне крепость зовут
В честь нас «Боевой салют»!
Костер разожгли, достали еду,
Возле платана палатку разбили,
А чтобы врасплох не попасть в беду,
На башню ворона посадили.
Ворон ученый. Ему сто лет.
Мудрее и опытней стража нет.
В полночь он крикнул: – Беда! Беда!
Совы летят сюда!
Тысячи сов беспощадных и злых,
Крепость дрожала от криков ночных!
Но бились храбро трое друзей
И оказались сильней.
Солнце встает… Облака бегут…
Вновь неприступно стоит «Салют»!
А ночью опять: – Вставайте! Беда!
Звери идут сюда!
Рев леопардов, рычанье волков…
Дикие вопли… Удары клыков!
Но бились без страха трое друзей
И победили зверей!
День промелькнул. Месяц блестит…
Ворон опять тревожно кричит:
– Вставайте! Вставайте! Беда! Беда!
Духи летят сюда!
Борьба до рассвета была слышна:
Черти визжали, выл сатана!
Но бились отчаянно трое друзей
И разгромили чертей!
Победа! Сверкает в лучах родник,
Вкусно шипит над огнем шашлык.
Но что там за шум на тропе лесной?
– А ну, посмотри, часовой!
Ворон взглянул на тропинку лесную:
– Там, – он сказал, – ваши жены идут.
Вмиг опустел «Боевой салют»!
Трое кинулись врассыпную…
1965
Ну вот мы и поругались.
И, после колючих фраз,
Вспыхнули и расстались,
Наверное, в сотый раз.
И что мы за люди такие,
Что мир нас и лад не берет?
Ну, были бы мы плохие,
А то ведь наоборот!
Вот нынче, ну что за кошка
Прошла меж тобой и мной?
Нет, кошка тут даже множко –
Котенок дурным-дурной.
Как вышло? Ты вспоминаешь:
Мы – рядом. В душе покой.
И вдруг ты сказала: – А знаешь,
Какой-то ты не такой!
– Какой, – говорю, – какой же?
Чего мне недостает?
– Такой-то такой, а все же
Какой-то уже не тот!
Раньше ты был замечательным,
Все дни без конца звонил,
Трепетным был, внимательным,
Не упрекнешь – любил!
– Постой, – я сказал, – послушай!
Безумный ты человек.
Да я же, как Фауст, душу
Отдал тебе навек!
– Как Фауст? Ну вот и прекрасно.
Картина предельно ясна:
Ты – бедненький, разнесчастный,
А я, значит, Сатана?
– Да нет, – я воскликнул, – что ты
– Не надо, благодарю!..
Мне тоже понятно, кто ты,
Но я же не говорю…
Страсти росли, накалялись:
– Ты злишься от неправоты!
– Нет, это все ты! Все ты! –
Вот так мы и поругались…
И кто только выдумал ссоры?!
Ну пусть бы стряслась беда,
А то ведь пустые споры,
Дикая ерунда.
И что мы за люди такие,
Что мир нас и лад не берет?
Ну, были бы мы плохие,
А то ведь наоборот!
Давай увидимся снова,
А ссоры – долой навек!
Пусть каждое будет слово
Нежнее прозрачных рек.
Представь: вот мы снова рядом,
Я весь лучусь от тепла,
А ты со счастливым взглядом
Скажешь мне: – Я пришла!
Обнявшись, почти немея
И радости не тая:
– Я счастлив! – шепну тебе я.
– Нет, – скажешь ты, – это я!
Мы сядем, и нежно очень
Ты скажешь мне: – Мой родной,
А все-таки, между прочим,
Какой-то ты не такой!..
– Какой, – я спрошу, – какой же?
Чего мне недостает?
– Такой-то такой, а все же
Какой-то уже не тот!
Раньше ты был замечательным,
Все дни без конца звонил,
Трепетным был, внимательным,
Не упрекнешь – любил!
– Постой, – я скажу, – послушай!
Безумный ты человек.
Да я же, как Фауст, душу
Отдал тебе навек!
– Как Фауст? Ну вот и прекрасно.
Картина предельно ясна:
Ты – бедненький, разнесчастный,
А я, значит, Сатана?
Да нет, – я воскликну, – что ты!..
– Не надо, благодарю!..
Мне тоже понятно, кто ты,
Но я же не говорю…
Мы спорим, мы накаляемся.
– Ты злишься от неправоты!
– Нет, это все ты! Все ты! –
И снова мы поругаемся…
