ЛЕС
на семи холмах до семи небес
ледяные ливни пронзает лес
до неведомой приговорен весны
насылать на город пустые сны
в нижнем городе жителей словно блох
даже множатся к той же что лес весне
людям чудится вот существует бог
а в действительности просто лес везде
снится жителям что живут в домах
провожают мужей выбирают подруг
а в действительности на семи холмах
до семи небес только лес вокруг
я запасся ветошью и песком
я суровой ниткой сошью мешок
потому что лес с каждым новым сном
придвигается к городу на вершок
прозорливы без радости мы с тобой
часто пяльца валятся из руки
слышно заполночь дробно по мостовой
росомахи бродят и барсуки
если треснут над городом семь небес
и с семи холмов облетит туман
потечет в долины наследный лес
прекратится наш городской обман
сколько жизни внизу не знавали бед
так нам жалко мертвым что бога нет
силуэты осень в сепию слегка
липкий блик кинематографа лесного
лето слизывает словно со стекла
пусть зима наносит снова
раз природа пополам населена
прыгнет грейфер кадры склеивать ребенку
кай ли сеет ледяные семена
герда нервная вдогонку
он не свидится наивный сея смех
с тем до времени полярным горностаем
чье дыхание в сюжете держит всех
если раньше не растаем
чебурашку крепче к сердцу не дрожи
охрой с кобальтом наш мыльный шарик вышит
кай возводит ледяные витражи
герда спящая не дышит
под плащом ее так мирно и светло
звонко стеклышки в ладошках обезьянки
в полушарии где кроме нас никто
с черной оспенной изнанки
от села невесела с того ли крылечка
ставни наперекос по двору куры востры
скок-поскок только смерклось старичок-калечка
стук-постук кривой клюкой о пустые версты
узелок приторочил в узелке заначка
гнать взашей стыдный страх исчезни луна в туче
а за ним опрометью малая собачка
хоть неказист человек а свой с ним-то лучше
вот идет калечка лугом семенит бором
ягоду ли берет гриб ни гроша не давши
в пуще лешие в крик русалки в пруду хором
чуть хлебнет из горлышка и шасть себе дальше
чу не мент ли из-за бугра шагами тяжко
послушно лезет в узел где печать на ксиве
справка из диспансера нужная бумажка
ан нет является ему сам господь в силе
стой говорит калечка ничего не бойся
глаза огнем палят борода снег на брюхе
говорит зычно но голоса нету вовсе
понятно без голоса просто слова в слухе
вот говорит господь лес поляна вот речка
в лесу лоси сохаты на лугах покосы
счастлив ли ты на такой дороге калечка
или еще что-нибудь сочинить для пользы
старичок в ответ а что кому еще нужно
тут говорит чуть вбок уйма грибов и ягод
когда не подеремся живем даже дружно
люди как проспятся довольны ну и я вот
и доволен что бог а не мент участковый
и уже идти дальше погоняет ногу
только вдруг внизу трава шелестит по новой
и собачка изо всех сил говорит богу
сделай просит господи и для меня тоже
чтоб и я собачка была на свете рада
сотвори другой мир а не нынешний боже
пусть жизнь в нем окажется не беда а правда
нет говорит бог не для тебя творил время
не для тебя пространство небо с легким паром
тебе говорит бог собачка волчье семя
ни дам ни отниму живи как жила даром
и пошел себе не страшный но шибко гордый
вот выпадает роса скоро овсы в колос
калечка с заначки ослаб весь лежит мертвый
собачка сидит рядом и воет и воет в голос
«ну тогда d’accord и вполне sehr gut…»
ну тогда d’accord и вполне sehr gut
из пробирки кровью разжавши жгут
подмахну договор с рогатым
поглумился над образом и вперед
я вообще не из тех кто у бедных берет
и как ты отдает богатым
если зло свобода я ратник зла
с тирсом черного лобызал козла
смерть и слава на выбор людям
уговор кто испуган тех и спасай
чудных зайчиков с речки старик мазай
а меня спасибо не будем
я на двадцать лет закопал талант
а в твоем зверинце любому бант
вся в лучах надо лбом бейсболка
но которому арфа не с той руки
сладко вспомнят зайчики как круги
разошлись по воде от волка
просто кактусы вкось то ли камня куски
заводные тушканы стоймя по-людски
угорелая в гору дорога
населяет пустынные пеньем кусты
насекомая прорва народа
вот кристаллами впрок вековая вода
с медвежатиной в жилах полярной
и небесные хрясь прямо в харю врата
поперек в арматуре амбарной
значит вот оно где расположено тут
ребра в розницу таз и ключица
сторона куда заживо ближе идут
но не в силах всегда очутиться
закопали слепую дорогу в песок
положили для бремени кварца кусок
насекомую брали отраву
из отверстого серенький зева дымок
грустный суслик в дозоре скрипит одинок
вот где родина праха по праву
до жезла колонок пейзажиста облез
долго голому горю осталось
вековать стенобитность небесных телес
сухомятных ручьев отжурчалость
углубимся в детали
старый сруб у реки
где в потемках летали
над водой светляки
многоточия ночи
на перилах крыльца
обличали как очи
очертанья лица
помечали пространно
окоем камыша
а под ним сасквеханна
шевелилась дыша
все непрочное счастье
вечной ночи простить
если стиснув запястье
навсегда отпустить
этим прошлым картинам
лишь лица не вернуть
пролагая пунктиром
в темном воздухе путь
как воздушный кораблик
в пенсильванском лесу
насекомый фонарик
пронося на весу
о том ли песню скажу о царе давыде
о князи славнем во граде ерусалиме
как по кровле терема при слугах и свите
он гулял ввечеру с министрами своими
а на дворе баба тонок стан черны очи
голая плещет в ушате бела как лыбедь
и восхотел ее царь пуще всякой мочи
похоть порты подпирает аж срамно видеть
цареву слову никто перечить не волен
министры по струнке небось люди служивы
только есть у той бабы муж юрий-воин
хоробрый зело вожатый царской дружины
давыд ему юрий поусердствуй престолу
а про себя погибни смертью и вся взятка
из хеттеян он был из русских по-простому
не жидовин как все а пришлого десятка
вот пошел юрий на фронт саблей в чистом поле
сражен упал себе и помер понемногу
доносят царю а уж терпежу нет боле
мигом жертву на аркан и в храм убить богу
берет давыд себе бабу под белы руки
кофточку с нее прочь сам сбрасывает брюки
в саду павы кричат ночь звездами богата
для царя вся правда нет ее для солдата
был бог на давыда в обиде да недолго
на то и царь как решил сам и поступает
восставлю говорит бог из твоего дома
сына возлюбленного пусть все искупает
в терему на горе тешится давыд бабой
то он так ее поставит то сяк положит
пискнула сперва но куда голой и слабой
бог сказал бог сделал а беде не поможет
а где прежний твой полег не метили вехой
во поле брехали псы вороны летали
хеттеянского роду пришел-понаехал
служил верой-правдой да гражданства не дали
чуть если смеркнется в ерусалиме-граде
царь персты на гусли и псалом бога ради
поют павы в саду кричат по белу свету
вся правда у бога а у нас ее нету
«в пуще практически ни тропинки…»
в пуще практически ни тропинки
в тесном лесу поступаем сами
словно стальные в строю опилки
между магнитными полюсами
в прежней ужом очутиться коже
горстью компоста в смердящей груде
можно лисой или сойкой тоже
но почему-то все время люди
голову ночью снесет над книгой
стиснут внутри на манер гармошки
контур отчизны такой же мнимой
что и снаружи любой обложки
это страну стерегущий ангел
счастье качает предсмертным сердцем
это стучит журавлиный анкер
между константами юг и север
если рождаешься жить положим
можно пока неподвижна стража
так и остаться простым прохожим
до перекрестка любви и страха
сойка направо откуда песня
слева лиса где незримо бездна
смерть неминуема как ни бейся
счастье практически неизбежно
семь раз отмерь но после пили сплеча
воздух на ломти ни паспорт козлам ни виза
тот кто летит в самой бородке ключа
он и есть отпирающий дверь парадиза
деспот пространства где по нраву ему
там и холопам пусть именуют раем
кроткие дарим царю дочерей и еду
раненых или хромых не подбираем
совесть на свете если такой закон
оба крыла себе ни рубля собрату
правда целее когда сидит под замком
так говорил тразимах сократу
если прибыл на место в срок летел не туда
тщетных товарищей по островам бросая
общее нам обещали небо труда
радугу пусть проливами вброд босая
хищный навстречу чьи крючья твоих черней
чем возразит наотрез истребитель братства
адресат несметной еды супруг дочерей
насмерть споткнувшись на берегу пространства
боги добры но не первый вверху герой
силится сбить с логарифма древнюю пряху
хоть воспарившим нитка всегда с дырой
так говорил сократ тразимаху
а наутро гром вся в трещинах твердь темна
градом падали рисовали сами
на картинке эшера заподлицо тела
полотно отлива вымостили глазами
и гадая куда пропали скворцы и щеглы
чик-чирик и опрометью за сарайчик
поделиться с природой чем вечные боги щедры
смотрит в небо древнегреческий мальчик
«в сердцевине жары стеклянная вся среда…»