Заболевшему старцу
Ты не охотишься, старик?
Твой пёс слинял, обмяк.
Как у порога половик,
Лежит он просто так.
Твой лес тебя уж позабыл,
В животных умер страх.
К твоей избушке подходил,
Кому не лень впотьмах.
Бродячий волк, и лось лихой,
И даже лез медведь,
Едва ты слабою рукой
Сумел дверь запереть.
Смерть также ходит где-то тут,
Животная она,
Идёт старик к тебе капут,
Объявлена война…
Бактерии волшебных рас,
Свирепы и сильны.
Впотьмах набросились на Вас,
Как слуги Сатаны.
Твой пёс и ты – обречены,
Как всякий, кто живой.
Бактерии со всей страны
Расправятся с тобой.
Ни женской ручки кипяток,
Ни болтовня газет,
Ни внука щёчки холодок,
Не остановят, нет.
Военного набега их…
Но ты их план сломай,
Бактерий победи лихих,
Жить дальше продолжай!
Тунисов и Алжиров
Прогорклые масла,
И катер пассажиров,
И шлюпка в два весла.
Шиповник цвёл как розы,
И ветром в нос шибал,
На палубе сквозь слёзы
Настиг девятый вал.
Сидела дама в шлюпке,
Повернута спиной,
В своей шотландской юбке,
И глаз голубизной
Взяла и окатила
Матроса-пацана,
Она его любила,
Всю ночь была пьяна.
Утёсы Гибралтара,
И цокот мандолин,
Она его гитара,
А он как сукин сын.
Ногами в парусине
Он даме помогал,
Втыкался в пах мужчине
Лица её овал.
«На Гаити, в Порт-о-Прэнсе…»
На Гаити, в Порт-о-Прэнсе,
Негры жирные гуляют,
Сладковатый трупный запах
Вкруг себя распространяют.
Негры в розовых рубашках,
Негры в сюртуках и шляпах,
На них, мамах или папах,
Дети-негры повисают.
Зноен там песок у моря,
И под ветром пальмы гнутся,
И своим делам обычным
Эти негры предаются…
Только к ночи исчезают,
Нету негров Порт-о-Прэнса,
Нет, в домах не обитают…
Но на кладбищах их много.
Эти негры – злые зомби,
Ну а мы с тобой, матросы,
Что идут, нажравшись рому,
И вдыхают папиросы…
Слуги жёлтые Корана,
Нежно парясь в медресе,
Из халата и дивана
Воздвигали мы эссе.
Минареты из глазури,
Синих купола яиц
Задевают клочья бури,
Брови туркестанских лиц.
Здравствуй, солнце Самарканда,
Манихейства синий дом!
Нас российских хлопцев банда,
В Согдиану мы идём.
Рюкзаки, ножи, ботинки…
Приготовлены к судьбе,
Ксенофонта аскорбинки
Русских хлопцев на губе…
«Затрёпанные карты эСэСэра…»
Затрёпанные карты эСэСэра,
Протёртые по сгибам и краям…
Нас отделяет времени портьера
От всей этой прекрасности, мадам!
От всей этой могучести загробной,
Да что там Рим, да он совсем пигмей!
От этой государственности лобной,
От этих великанов и зверей!
«Трескучая и снежная погода…»
Трескучая и снежная погода
Все в капюшонах головы народа,
И – женщин лягушачие трико,
О Родина! О Пушкин! О Клико!
Снег нежный, но прискорбно надоевший,
И ангел, до сих пор над нами певший,
Вдруг прекратились, и, как лазер, луч,
Пронзая небеса, рассёк, могуч!
Весна пришла? Нет, рыжей Афродиты
Вы не увидите на улицах Москвы.
Все мамонты, как динозавры, биты,
Лежат в снегах, безмолвные, увы…
«Лиловый космос, угрожая…»
Лиловый космос, угрожая,
Повсюду, липкий как желе,
Но, мегаваттами сияя,
Восходит солнце в феврале.
Бактерий писк, шуршанье клеток,
Приданье смысла, божий знак,
Средь похотливых малолеток,
И недорезанных собак…
«Похотливая женщина с бледным лицом…»
Похотливая женщина с бледным лицом
Возлежит на постели с мужчиной-отцом,
Её круп содрогается, корчится рот,
Её нервное тело – поёт…
Загоняют друг друга, и катится пот,
В круглый зад ударяет живот…
Похотливая женщина, лучший мой друг,
Мне нужна как спасательный круг…
Ведь без тела её торжествует тоска
(Коль у волка во рту ни куска,
То стоит на холме обездоленный зверь
И вопит от проблем и потерь…)
Обращаясь к холодной и бледной луне,
То же самое бьёт и по мне.
Твоя течка ударит мне в ноздри волной,
Потому и сражаюсь с тобой…
Менялись сезоны…
И прятались шапки в шкафы,
В окне зеленели газоны,
Когда выводились клопы…
И не домработницы Клавы,
Но граждане Белых Столбов
Все веселы, счастливы, бравы,
Пекли кипятками клопов…
Весна, отражённые лужи,
И девок румянец сырой
Кальсоны… халаты… Простужен
В шиздоме живущий герой.
На карту смотря полушарий,
Он пьёт ярко-красный кисель
И голосом пробует арий…
Апрель потому что, апрель!
В отрогах Большого Хингана,
Ни свет, ни заря, ты отметь!
Простуженно, хрипло и рьяно
Ревёт, просыпаясь, медведь.
К Подкаменной черной Тунгуске
Подходит лихой силуэт,
Чьи бёдра железные узки —
Не шире военных торпед.
В конвульсиях, как генератор,
Как электростанция бьёт,
Его младший брат, экскаватор,
Его старший брат, – вертолёт.
Ему Франкенштейн – злой родител
Он родственник всех НЛО.
Он нежных растений губитель,
Он весь – воплощённое зло…
Ты что мне не веришь? Не веришь?..
Я вижу, он грузно идёт.
В тайге разбегаются звери
И в реках взрывается лёд,
Ты думаешь – сказка ночная?
Я вижу, я вижу его,
Железного сына Алтая,
Искусственное существо…
«А когда зацветает жасмин…»
А когда зацветает жасмин
И когда отцветают каштаны
Вдруг грущу: а жива ли Жаклин?
Сколько лет пацану бедной Анны…
Ты ведь помнишь – пылал наш камин,
С желтым виски мерцали стаканы,
Ты была горяча, как горящий бензин,
Rue Roi de Savoy, тени нас, великаны
А потом шла война, и Балканы…
У меня арийский череп,
Мощный, сильный, шишковат,
Я смотрюсь как моложавый
Оберст, фюрер, и солдат…
Из Украiны свободной,
С Дона берегов святых
Я душою чужеродной
Жив средь москалей простых.
«То голова течёт зеленым гноем…»
То голова течёт зеленым гноем,
То задница кровоточит,
Он был неистовым героем,
А нынче каждый член болит.
Сквозь старость, как гнилые воды,
Ты вынужден перебрести.
Что смерть для нас? Вторые роды —
Лишь дверь, в другую жизнь войти?
«Больного снега срочно снятый скальп…»
Больного снега срочно снятый скальп,
Топлёным солнцем политый асфальт,
Проспектов запылённые просторы,
И этажей над ними злые норы,
Москва, – столица пожилых людей,
Москва воняет затхлостью идей,
Здесь утром кинотеатры волком воют,
И воплями покойных беспокоят,
Весна лежит, как бы яйцо вкрутую,
Явивши сущность бледно-городскую,
Топлёным солнцем пролитый желток
Да автострад потёртый поясок…
«Я уже прожил свой Париж…»
Я уже прожил свой Париж,
Что в чешуе ребристых крыш,
Когда скопленья тучевые
Пронзают пики лучевые…
И озарялся Лувр как сон,
Каштанов это был сезон,
В каштанах свечи их стояли,
Тогда меня там все читали…
Я уже прожил свой Париж,
Те – умерли, а тех, – не чтишь,
А эти провалились сквозь подкладку.
Но я целую эту беспорядку…
И мысленно вдоль Сены прохожу,
С буксирами с песком в дожде дрожу,
И двигаюсь к вокзалу Аустерлица,
Какие же знакомые всё лица!
Эх мальчики, да пидарасики!
На вас курточки, и адидасики!
Эх мальчики, глаза – иголочки,
Привлекают же меня девки-тёлочки!
Девки мокрые, девки потные!
Девки сильные и животные!
Тревожный ветер Первомая
С налёту отдавал цветами,
Мы шли сплочёнными полками
В пространство руки воздымая…
Многообразные знамёна
И юный лес горящих глаз,
Шагающие непреклонно,
Вампиры черные на вас.
Мы порубаем Ваши шеи,
У Вас всё отберём дотла,
Чтоб хуже Северной Кореи
Олигархия бы жила…
Чтоб Зло качнулось и упало,
И саблезубым клювом долго
В агонии асфальт клевало,
Как будто это речка Волга…
«Луна, мучительным овалом…»
