Ошибка*
(Рассказ в стихах)
Это было в Булонском лесу —
В марте.
Воробьи щебетали в азарте,
Дрозд пронесся с пушинкой в носу…
Над головой
Шевелили пухло-густыми сережками
Тополя,
Ветер пел над дорожками,
И первой травой
Зеленела земля.
Я сидел на скамейке
Один.
А вдали, у аллейки,
Лиловый стоял лимузин.
Сквозь стволы — облаков ожерелие…
Вдруг на дорожке
Показалась с сиамскою кошкой
Офелия…
Ноги — два хрупких бокала,
Глаза — два роковых василька,
Губы — ветка коралла.
Змеисто качались бока,
С плеча развратным, рыжим каскадом
Свисала лисица.
Поравнялась… Окинула взглядом
Стоящий вдали лимузин,
Раскрыла тюльпаном свой кринолин:
Садится.
Сначала сиамская кошка,
Как удав,
Потерлась о мой равнодушный рукав
И поурчала немножко…
Потом и Офелия,
Ко мне повернувшись слегка,
Показала конец язычка…
Приворотное зелие!
Глаза ее видели зорко:
За липой мой лимузин.
Я — седой господин,
Поросячий король из Нью-Йорка.
Ах, как стреляли два василька —
В меня, в лимузин, в облака!
Как кончик туфли волновался!
Но я не сдавался…
Чтоб в даме с рыжей лисой
Рассеять туман,—
Полез я в карман
И вынул хлеб с колбасой
В эмигрантской газете…
Милые дети!
Что́ с ней вдруг стало!..
А вдали к лимузину устало
Подошел англичанин с женой
И укатили домой.
Офелия встала…
Даже у кошки сиамской,
По логике дамской,
Засверкал раздраженьем
Дымно-сиреневый глаз…
Ушли с презреньем,
Не обернулись даже назад…
Вот и весь мой рассказ…
Чуть глаза распялишь утром,
Вздернув нос над простынею,
Чуть лениво дрогнешь пальцем
Разоспавшейся ноги,—
Из нутра соседней койки
Бас, пропахший никотином,
Задает вопрос в пространство:
«Дьявол! Где же сапоги?»
Он лежит под простынею,
Как утопленник, сердитый,
И сдувает с носа муху
В ожидании слуги.
Но ответить не успеешь,
Легкий стук — и в дверь вплывает
Гуттаперчевой походкой
Санаторский Гавриил.
Как грудным младенцам соску,
Он в постель приносит кофе…
Стыдно завтракать в постели,—
Отказаться нету сил.
Капли катятся вдоль шеи,
В масле нос и подбородок…
Кто бы взял меня на ручки,
Спеленал и поносил?
Запахнув халат, как тогу,
Мой сосед с кровати вспрянул,
Мыло в руку, руль налево,—
И гремит по ступеням.
Но, как вепрь, с горы сорвавшись,
Вдруг слетит в бассейн гаремный,
Так влетел он рикошетом
В умывальную для дам…
Ручки дергают за ручку,
Шорох бешеных сандалий
И за дверью два сопрано:
«Идиот!» «Гип-по-по-там!»
На веранде под балконом,
Дверь заставивши скамейкой,
Дамы солнечною ванной
Пропекают свой загар.
Наши окна над верандой…
Целомудренной рукою
Прикрываю плотно ставни,—
Скромность лучший Божий дар.
Ведь от зрелища такого
Архивариуса даже
Может в дрогнувшее темя
Хлопнуть солнечный удар…
Управляющий в столовой
Из замусленной пижамы
Мне с изысканностью светской
Протянул ладонь ребром.
Экономка с кислым вздохом
Только что ему напела,
Кто вчера, вернувшись в полночь,
Вместо брома принял ром…
Он в меня вонзает око,—
Но душа моя прозрачна,
Но глаза мои невинны,
Как кувшинки над прудом.
Под смоковницей бесплодной
Шахматисты — врач и повар,
Сдвинув лысины к фигурам,
Преют с важностью богов.
Даже шахматы вспотели…
Сбоку сфинксами застыли
Два ревматика в халатах.
Слышишь жесткий скрип мозгов?
Но петух, вскочив на столик,
Сдуру сдвинул все фигуры
И в истерике умчался
Под проклятия врагов…
На пригорке под мимозой
Распластались на циновке
Три весталки, два студента,
Я и утка без хвоста.
Кто прикрыл свой лик газетой,
Кто, головку томно свесив,
Смотрит вдаль, где куры в ямке
Копошатся у куста.
Кот на грудь ко мне взобрался,
Лезет к уху, старый евнух…
Превосходная карьера —
Быть подстилкой для кота.
Массажистка бреет ноги,
Не мои, свои, конечно.
Петухи друг друга лупят,
Выгнув грудь, как апаши…
Опрокинулась бутылка,
Повернуться б, да не в силах,—
И струею теплой хлещет
На бедро мое Виши…
Лень, праматерь всех пороков!
Я молюсь тебе сегодня
Упоенно и блаженно.
Из нутра моей души.
На колониальной выставке*
I Тихое семейство
Медлительно-кроткие души,
Слон и слониха —
Две серые, грузные туши —
Шествуют тихо…
Меж ними виляет задом
Единственный сын,—
Папаша с мамашей рядом,
Бока, как надежный тын,
Слон нежно толкает слоненка
Пяткой под брюхо,
Слониха дышет ребенку
Хоботом в ухо…
За рвом лилипуты-людишки
Смеются, пищат.
Зонтики — шляпки — пальтишки,
Алая пыль и сад.
Родитель, фыркнувши гулко,
Раскрыл треугольником пасть:
«Бросьте ребенку булку.
Неужто так трудно попасть?»
Но люди молчат в смущенье,
Взглядом по палке скользя,—
На палке висит объявленье:
«Кормить животных нельзя».
И вот, как гигантский робот,
Слон встал на цементный вал
И, ввысь закинувши хобот,
С акации гроздь сорвал…
Сунул закуску слоненку —
Ешь, дорогой!
А мать, склонившись к ребенку,
В восторге брыкнула ногой.
II Негритянка
Черная Диана
В полосатом бурнусе
Ела банан
У камышовых ворот.
А вокруг прохожие,
Как любопытные гуси,
Столпились кольцом
И смотрели ей в рот…
Она их не видела,—
Не хотела видеть!
Глаза над толпою —
Холодное копье…
Но никто и не думал
Диану обидеть:
Смотрели на жирафа —
Теперь на нее.
Сквозь кусты из зверинца
Повеяло вонью.
Башня на солнце
Сверкала, как палаш.
Вытерла по-орловски
Рот ладонью
И, качаясь на бедрах,
Ушла в шалаш.
III У пруда
Моторные лодки проползают лениво,
И в каждой лодке — шестнадцать голов.
Хорошо у пруда дуть черное пиво,
Не бродить по киоскам, не щупать ковров…
Только радио с дуба хрипло и грубо
О любви неземной исступленно орет,—
Ощущаешь всей кожей, как вверху из раструба
Излучается в воздух лирический пот…
Изможденные путники шаркают мимо,—
Сорок тысяч предметов и пара лишь глаз.
В автокарах, как редьки, сидят пилигримы:
Котелки и бинокли, и сиреневый газ.
Духота и пылища, распухли все гланды,
Башмаки разогрелись, рука, словно плеть…
Отдохну и пойду не спеша в Нидерланды.
Надо чучело буйвола там посмотреть.
Со сконфуженной улыбкой
Влез я в поезд лилипутский,
Подобрал повыше ноги,—
В сердце — ветер, в пятках — зуд…
Сквозь кусты летят-ныряют
Разноцветные киоски,—
Дети что ли их слепили
Из халвы и пастилы?
Тарахтят-гремят колеса…
Сонно озеро блеснуло.
Здравствуй, башня в бычьих мордах!
Сомали! Мадагаскар!
Дама рядом вертит ножкой…
Ах, сударыня, простите!
Не могу ж я разорваться —
Или башня, или вы…
Кругосветным хороводом
Обогнули круг волшебный:
В голове лапша цветная,
Гроздья крыш и куполов…
Полмильона потных ближних!
Вправо двинуться иль влево?
В ресторан антропофагов?
Или к лону синих вод?
Под соломенным наметом
Глянцевитый, толстый идол
На меня уставил строго
Пупковидные глаза…
Я воткнул ему под мышку
Смятый свой путеводитель
И, пугливо озираясь,
Скрылся в зарослях кустов.
В итальянской строгой зале
Дышат ангелы прохлады…
На стене вдоль карт мигают
Светляками маяки.
За витриной мелкий жемчуг,
Пряжа, кофе и кораллы…
Но душа моя надулась:
«К черту пряжу! Ухожу!»
В нидерландском павильоне
Было, право, интересней:
На скамейке иностранка
Изучала томно план…
О кудрей льняная пряжа!
О лукавых губ кораллы!
И глаза, как зерна кофе —
По семнадцать франков фунт…
Дотащился до зверинца…
На площадке голой спали
Львы, брезгливо повернувшись
К пестрой публике спиной.
В ров жираф забрался тощий
И, как нищий, клянчит пищи…
Я облатку аспирина
Сунул в рот ему, смутясь…
В три ряда на бурых скалах
Восседали павианы:
Может быть, у них был раут
Иль научный реферат?
На бугре облезлый страус
В пыль струей зеленой прыснул…
Я смущенно отвернулся
И пошел, вздыхая, прочь.
Все, что надо, я проделал:
Полчаса глазел, как негры,
Зверски дергая задами,
По помосту дули вскачь…
Обошел базар тунисский,—
Все духи там перенюхал
И купил зачем-то каску
Из прессованной трухи…
Купол крепости суданской
Всласть глазами я ощупал,
Сосчитал вверху все палки,
Выпирающие вбок…
И потом стопой смиренной
Обошел я храм Ангкорский…
Ах, пожить бы в этом храме
Одному недели три!
Чтоб у входов часовые
Отгоняли всех знакомых,
Чтоб во всем огромном храме
Только я и дактило…
Чтоб… Но сумерки сгустились.
Выполз к озеру усталый…
О измученные пятки!
О прилипший воротник!
Переливчатым каскадом
Вспыхнул пестрый дым фонтанов,—
Я задумчиво и скорбно
Ел под елкой бутерброд.
Ел и думал, содрогаясь:
«Как теперь я с этой каской
Проскользну в метро ночное,—
В человеческую кашу,
В человеческий компот?!»
