Андон Чаюпи - Поэзия социалистических стран Европы

С тоской по новым временам
Чудовищем кажусь я вам.
Меня понять вам просто лень…
Но он придет, мой грозный день.

Буржуй, в виденьях золотых
Почил, не ведая конца.
Воздвиг я стены для дворца,
Там легче мне разрушить их.

Топор подымет голос свой,
И будут им оглушены, —
Кто гимны пел любви гнилой,
Кто был любовником луны.

В сон бесконечный погружен,
Ты спи, буржуй самовлюбленный,
Доисторический дракон,
Слегка рассудком позлащенный.

Ты милосердье не зови.
Я возмущенье призываю.
Для жертв, утопленных в крови,
Я песнь последнюю слагаю.

Я к солнцу устремлюсь вперед
Крутым путем аэроплана…
Ты спи… На голову тирана
Грозой обрушится восход.

Со стрех капель… Больших времен
Доходит рокот отдаленный,
Хоть на мгновенье улыбнись
— Вставай, проклятьем заклейменный!

Раскрылась даль… ползет ледник,
Гоним весною непреклонной…
С цветами, с песней к небесам
— Вставай, проклятьем заклейменный!

Гигантский силуэт —
Там город в клубах пара.
Сирени горький аромат,
Как шмель, гудит гитара.

Веселье праздничного дня —
Обычай наш народный…
Стремится в рощи и поля
Рабочий люд свободный.

Жизнь свою сделай деяньем, только деяньем сделай!
Позже устами, что нынче вишне подобны спелой,
Громко требуй свободы для бедняков угнетенных,
Требуй прав для рабочих, горькой судьбой опаленных.

Десятилетняя нынче рука, что решает задачи,
Позже пусть меч подымет, в грозной борьбе закаленный.
Чтобы народ крестьянский, наш народ непреклонный,
Завоевал победу в будущей битве горячей.

Нет, уже не хочу я с тобой унестись на Луну.
Уже ни с кем не хочу унестись я, ни с кем.
Не боюсь пустоты меж Землей и Луной,
Не боюсь лунных скал, и камней,
И праха, покрывшего их.
Уже ничего не боюсь, ничего.
Наступит пора, когда скорбно душа
Полетит среди звезд.
Наступит пора — и забудет душа,
Позабудет, забудет,
Что была она связана с горстью земли,
Все забудет, забудет душа.
Созрели хлеба. И колосья тяжелые
Поклонились ветрам. Но уже на заре
Косовица начнется, и нивы
Мягко будут уложены наземь,
Все они мягко улягутся наземь.
Нет, уже не хочу я с тобой унестись на Луну.
Прижмись комочком ко мне, помолчи и поплачь,
Разгорается лето. И солнце
Прокаляет и воздух и лес.
Лето в разгаре. Тысячу лет
Ты жила и мечтала бок о бок со мной
Голубым огоньком у огня голубого.
Я долго тебя целовал. Целовал.
И любил всем суровым моим существом.
Ты смеялась, и плакала, и молчала рядом со мной.
Ты дрожала и рядом со мною спала.
И когда погрузилась в глубокий сон,
Целовал я твой сон и сны, что приснились во сне,
И явные слезы, и тайные слезы твои.
Ты проснулась в ознобе испуга, сказала:
«Спилось мне, что тебя
Кто-то бил стальным кулаком по губам,
С корнем вырвал язык
И глаза твои выколол…»
Нет, уже не хочу я с тобой унестись на Луну.
Лето в разгаре. Созрели хлеба.
Косовица идет, молотьба,
Лето в зените. И хлеб наш созрел.
Тысячу лет я любил тебя, тысячу лет.
Прижмись комочком ко мне, дрожи и молчи.
Сны остались всего только снами.
Нет, уже не хочу я с тобой унестись на Луну,
Уже ни с кем унестись не хочу, ни с кем.
Лето в разгаре. Созрели хлеба.

Пойдем со мною на край земли,
Может, он все-таки существует…
Там мы увидим золотую пшеницу:
На каждом стебле — тысяча колосьев,
В каждом колосе тысяча зерен.

Пойдем со мною на край земли,
Может, он все-таки существует…

Там мы увидим голубой виноград:
На каждой лозе тысяча гроздьев,
В каждой грозди тысяча ягод,
В каждой ягоде тысяча бочек вина молодого.

Пойдем со мною на край земли,
Может, он все-таки существует…

Там мы увидим исполинские леса:
Леса тополей, чьи макушки вонзаются в небо,
Леса дубов, могучие корни которых
Впиваются в сердце планеты.

Там мы найдем мою печальную любовь,
Там мы найдем мою пылкую любовь —
Найдем ее в сочной траве, напоенной солнцем,
Или увидим ее на облаке белом…

Пойдем со мною на край земли,
Может, он все-таки существует.

Не грусти у меня перед окнами, дождик,
Я наслушался всласть и с лихвой,
Как, в листву завернувшись, бежишь, не споткнувшись,
Босиком вдоль по слякоти с клеклой травой.

Не свети у меня перед окнами, месяц,
Я воспел тебя всласть и с лихвой.
Вот — как дерну за чубчик и стащу, мой голубчик,
Вниз, — чтоб ты не висел над моей головой.

Скрипке, скрипке подобна, пленительной скрипке,
Та, в которую молча влюблен.
И хоть крепко грустится, я хотел бы родиться
Дважды, трижды и жизней прожить миллион.

Пью вино этой страсти, вино этой грусти,
Пью до капли последней во рту.
Ставни неба ночного спасут меня снова,
Коль тоске на свету предпочту темноту.

Дождь слезами в окне обливается. Месяц
Заливается смехом вовсю.
Слышу волю живую в том, что я существую
И пришел среди смертных тратить долю свою.

Я старею, но помню горечь
материнского молока…
Висели клочьями над шелковицей
рваные серые облака.

Костлявые псы ко мне принюхивались,
ветер сыпал в глаза песком.
Все люди, которых я видел,
ходили босиком.

Огонь был крылат, но не летал,
в очаге метались алые звери.
День и ночь входили в дом,
даже если не открывали им двери.

Я боялся холода. Он кусался
по ночам, когда дурная погода.
Мне было обидно, что солнце
не прибито посреди небосвода.

Моя звезда всегда была красна,
Ей красной быть вовеки и надежно,
Покуда звезды светят и луна
Летит, уже неся следы подошвы.

Она бессмертна, красная звезда,
Не прикоснется смерть к ее знаменам,
И небо к нам приблизится, когда
Его засеем ирисом зеленым.

Я вырос яблоней — не за оградой,
А близ дороги, чтобы стать отрадой
Прохожему. Не заходя в сады,
Ты можешь обрывать мои плоды,
И благодарности я не приемлю,
Благодари одну лишь эту землю,
Будь навсегда признателен стране,
Что стала матерью тебе и мне.

Когда земля цветет порой весенней,
Я сердцем чувствую мое цветенье,
Священный летний впитывая зной,
Сгибаю ветви я к земле родной, —
В немом поклоне выскажу пред нею
Все, что сказать словами не умею.
Когда ж плоды созреют к сентябрю,
Я радуюсь, что людям их дарю.
Когда листву развеет ветер грубый —
Укутаюсь тяжелой снежной шубой,
Вопьюсь корнями в глубину земли,
Чтоб их бураны вырвать не могли.
Так я живу, плодов моих не пряча,
И что ни год — мой урожай богаче.

Я на ветвях люблю качать детей,
Чьи галстуки моих плодов красней,
Я девушек люблю, — их смех веселый,
Когда сбирают яблоки в подолы,
А то кладут за пазуху тайком,
Бродя под яблонею босиком.

Я помнить не хочу о тех, что камни
В листву мою швыряли, но близка мне
Людская нежность, — не забуду дня,
Как двое целовались близ меня,
И, в шляпу вдев гвоздику, распевая,
Счастливый шел он вдаль… О, жизнь живая!

Я вырос яблоней, — не за оградой,
А близ дороги, чтобы стать отрадой
Прохожему. Не заходя в сады,
Ты можешь обрывать мои плоды.
И благодарности я не приемлю,
Благодари одну лишь эту землю,
Будь навсегда признателен стране,
Что стала матерью тебе и мне.