Бланшо или в духе Бланшо.
– «Древняя китайская мудрость гласит: „Есть три вещи, которые очень трудно найти: это след змеи в траве, след рыбы в море и след птицы в небе. И есть одна вещь, которую найти невозможно: след мужчины в женщине“. Современная наука опровергла древних мудрецов. Сегодня существует реальный способ установить: был или не был секс!» Действительно ли так гласит китайская мудрость?
– Спрошу.
– Вообще-то это мне прислали такую рекламу детектора секса, вроде того – теперь вы без скандала сможете узнать, верен или не верен вам ваш, так сказать, и прочая чепуха. А то мы без детектора этого не узнаем, но рекламу я сохранила. Так, на всякий случай.
– Какой?
– Идентифицировать, был у меня секс, или это не секс был вовсе, а так.
– А как это можно?
– Да вот можно, как видишь! Жаль, дорого стоит, придётся как-то самим это диагностировать. Попробуем вместе определить такие сложные вещи?
– Змея тоже холоднокровная, скрытная и печальная. В тёплой крови печали хуже. Вот кошка скрытная, но не печальная. И ядовитых млекопитающих тоже нет.
– Возвращаться без тебя. И привыкать без тебя тоже не хочется. А куда деваться? – приходится.
– Но можно не привыкать.
– Это очень тяжело. Я не смогу.
– Чувствуя отсутствие – вести диалог (необязательно письменный! что-то видишь – и думаешь, как это показать тебе, что ты скажешь). А привычка – согласие со скукой. Можно переживать – чувствовать отсутствие, а привычка – это отсутствие чувства.
– Вот этого-то я и боюсь.
– Теперь ты рассказывай.
– Льдины в Атлантике – как соринки на воде. Сверху всё выглядит красивым и правильным, даже грязные дороги и посёлки. Окрестности Нью-Йорка кажутся Москвой, те же развязки, коробки складов и фабрик, многоквартирные дома. Но никакая фотография небоскрёба не передаст напряжения в запрокинутой шее. И неоготическая церковь – не самое большое, а самое маленькое здание в окрестности. Конференция начинается в 12. Русский поэт встаёт в 12, успевает посетить один секонд-хенд и четыре кафе, к 14 появляется в малоспособном к дискуссиям состоянии. Американский поэт Эдвард Фостер, я у него живу, встаёт в 7.30, правит корректуру книги, к 9.30 на занятия со студентами, к 12 – на конференции, собранный и ироничный. Вальпургиева ночь в Нью-Йорке – Леонард Шварц носится с огромной скоростью, выбирая более короткий путь в метро. Бард колледж в посёлке Red Hook, Красный Крюк. Номер в гостинице 1842 года, большая комната с огромной кроватью, резной буфет, сундук для чемоданов (получила по голове его крышкой), детская качающаяся кровать. На камине – громадная поварёшка, керосинки, ручной миксер с зубчатой передачей. Этому всему сто лет. Может быть, Дикинсон жила с такими вещами. И дома похожие – белые, двухэтажные, с колоннами, террасами, иногда башенками. Из такого окна она могла бы выглянуть. Во дворе пруд, черепаха греется на коряге и быстро спрыгивает с неё при чьём-либо появлении. Первый раз показалось, что это ондатра какая-нибудь. Они переводят, стараются… Но подход к литературе – как к описанию жизни и проблем определенного слоя населения. Негров, гомосексуалистов… Социологизм вполне советский. В Метрополитен-музее египетский рисунок со змеёй и котом. Жаль, без Шварца. И минойские печати – лошади с запрокинутыми или выгнутыми шеями. Там ещё свой китайский уголок. В стене окнообразное отверстие, за ним – зелёные ветки, камень, рассеянный свет. Можно обойтись в комнате нишами вместо окон и даже менять пейзаж время от времени.
– Улица «Черновская магистраль» из трёх домов, упирающаяся в ржавый гараж. Светящиеся зелёные буквы ТЫ – остаток надписи «Продукты». В полу обнаружился большой осколок стекла – когда с него краска слезла – зачем его туда загнали прежние хозяева? Нечто, сверкающее снизу. Сойка около института – зовёт в Германию?
– А кто я, я не знаю.
– Наверное, это хорошо, не знать, кто ты есть? Или ты сейчас просто в некоем переходном состоянии? Или это переходное состояние и есть то самое, которое тебе и нужно? Ни тот ни другой, ни здесь ни там, – всегда в промежутке между всем, только сам с собой в разных пространствах?
– Да, мне кажется, что такое динамическое равновесие предпочтительнее. Не знаю, насколько мне это удаётся.
– А ты себя никогда не спрашивал, каково с тобой другим, в этом твоём динамическом равновесии?
– Спрашивал, конечно. Думаю, что трудно. Но я же – результат этого состояния. Со мной всё-таки интересно иногда. Я не столько странствую, сколько живу в разных пространствах, причём необязательно географически удалённых.
– Я знаю, твоё пространство и есть странствие.
– Я сам стараюсь быть странствием.
– Можно ли постранствовать в тебе, раз ты сам – странствие?
– Странствовать в любом сколько-нибудь интересном человеке можно.
– И каким образом выходишь из положения ты? Тебе ведь тоже как будто не очень-то важна сама цель? Остров с определённым названием.
– Цель мне важна, но она предполагает движение и по её достижении.
– Секс, в какой-то мере, проверка и себя, и другого человека, как далеко можно зайти, если доверяешь ему. Человеку, а не сексу, конечно же.
– Ты по-прежнему думаешь в категориях запрета, доверия, «как далеко можно зайти». Отчасти это так. Но секс – это и настройка друг на друга, немножко праздник, немножко игра, вообще многое, если получается, конечно.
– Ты неправильно понял – я проверяю себя – что у меня на этого человека откликается и откликается ли что-то вообще. Это не категория доверия или недоверия, а может быть способность к ответу. И моя, и его.
– Но секс – это всё же довольно поздняя стадия отклика, когда многое уже ясно.
– Не уверена. Ты считаешь, что с него нельзя начать движение к человеку? Мне кажется, в некоторых случаях именно с секса и уместнее начинать.
– Но должны же быть основания для выбора, причём с обеих сторон? Хотя, конечно… Ухаживать, добиваться, семь пар железных сапог сносить… Всё не так. Встречаешь, пытаешься понять – иногда чувствуешь близость, которая встречается с такой же, идущей к тебе. А что ещё?
– А ты просто подстраиваешь свои умозрения под конкретную ситуацию.
– Потому и не люблю философию, что у нее общие умозрения, а мои связаны с ситуацией.
– А сам пользуешься ею, когда надо заморочить и запутать человека. Не оправдывайся, я тоже это иногда делаю. Научилась у тебя.
– Просто когда с разных сторон посмотришь, оно всё не так просто.
– Но я же сухой и бесчувственный.
– Сейчас, может быть, ты более чувственный, чем я. И более чувствующий. И более печальный. Не боишься
