Там, где нет ничего, там легко возникает любое, Станут явью виденья, что жили в душ и уме, И не видно предела, пока пребываешь на дне, Без ответа любовь представляешь взаимной любовью.
Я прощаю тебя, потому что созвездие Рак Никогда и ни в чем не позволит тебе усомниться, А Вселенная — тоже в каком-то значеньи темница, И глаза привыкают, и светлым становится мрак.
Обитателям разных миров, всем нам свыше стихия дана. Извиваются тайны в июльскую ночь повсеместно От созвездия Рак. Но поскольку у неба нет дна, То на дне глубина остается ему неизвестна.
— Лев
* * *
Есть то, что для меня недостижимо, Непостижимо моему уму. К примеру Лев, какыбудто нет режима, Живущий так, как хочется ему.
Как можно избежать, не понимаю, Самокопательства в потоке бытия. А он едва родившись принимает Вселенную за собственное Я.
То расширяться ей, то искривляться, Но только Льву доступно отчего? Мы можем бунтовать, сопротивляться, Но пребываем в подданных его.
Я в этом мире с очень многим свыкся, На плоскость — вечность пирамиды раскатать. Созвездие египетского сфинкса, Твоих загадок нам не разгадать.
И львиный рык, и многомерное молчанье, И там6 где ночь, там должен быть и день. Тьму или свет Вселенной означает, Кто на земле зовется божий день.
Я знаю, у кого вымаливать прощенье, Но гонится непостижимое за мной. Нам сто сорок четыре воплощенья Отпущено, чтоб путь пройти земной.
— Дева
* * *
А мне не быть с тобой, и без тебя не быть. Так поле от земли восходит к небу. Любить мне не тебя, тебя мне не любить, Рыбарь-пророк сегодня сушит невод.
Все прожитые дни, ответьте, где вы?
Но сколько днище лодки не смоли,
Желанный берег мой в созвездьи Девы,
А это на другом краю земли.
К тебе земная твердь, и глина, и гранит, Стекает вниз вода с небесной тверди. Где нечего терять, там нечего хранить, Нет жизни рыбарю — пророку смерти.
Все прожитые дни, ответьте, где вы?
Но сколько днище лодки не смоли,
Желанный берег мой в созвездьи Девы,
А это на другом краю земли.
Вода стоит стеной. Не высушить сетей, И никуда не деться от злосчастья. Не нам, рабам земли, растить чужих детей, Детей от непорочного зачатья.
Все прожитые дни, ответьте, где вы?
Но сколько днище лодки не смоли,
Желанный берег мой в созвездьи Девы,
Далеком и невидимом с земли.
— Весы
* * *
Умножая скорость мысли на двусмысленность косы, Отыскать на коромысле место точки постоянства. Через дух вина и хлеба небо нам дает Весы, Чтоб измерить время и пространство.
А в миру иные меры, граммы, метры и секунды,
Отражают все неверно, прожигают только смуту.
Не твои дела земные, невесомая душа,
Минут небеса иные, незабудки помянут нас,
Ни креста, ни шалаша.
Из какой ты выпьешь чаши? Там окно, а здесь часы. Надо видеть дно почаще, чтобы не было осадка. Наши небыли и были лягут пылью на Весы, Время улетит в пространство без остатка.
А в миру иные меры, деньги, слава, власть и сила
Ради отрицанья веры, от рожденья до могилы.
Но покажется Весами невесомая душа.
И один под небесами крикнешь, Господи, помилуй,
Ни креста, ни шалаша.
— Скорпион
* * *
Нам испокон дарован дуализм Для подтвержденья цельности натуры, А мы до сей поры не подались Для задних лапок получать котуры.
Как обрести уверенность Стрельца, Чтоб равнодушием Весы уравновесить, И, оторвав ладони от лица, Увидеть то, что недостойно мести.
И вновь постичь вселенский праязык, Кровь бытия течет в его основе. Но только он способен прояснить, Кто перед кем в конце концов виновен.
Брат Скорпион, ты больше, чем двойник, Но не Близнец, увы, не половина. Нам на двоих один предсмертный крик, Одна душа и даже пуповина.
Что мы с тобой среди иных планет, Как не пример безумия сраженья, Мгновенно провождающий предмет, Как только разобъется отраженье.
Кто раньше крикнет, эхо или ты, Давно вопрос не логики, а веры. И этот шар, пока мы в нем внутри, Не важно как делить на полусферы.
Брат Скорпион, все краски бытия В глазах друг друга мы перемешали. И для того, чтобы убить тебя, Я отвернусь и сам себя ужалю.
— Стрелец
* * *
Звездное небо в реке, Искры летят от литавр. С маленьким луком в руке На берег выйдет Кентавр.
Из под прищуренных век Рвется наружу огонь. Выстрелит в ночь человек И на дыбы встанет конь.
Вскрикнет и с места в галоп Вслед за стрелою взлетит. Сколько неведомых троп Будет на Млечном пути.
Сколько невидимых звезд, Сколько непризванных душ, Тех, что Харон перевез После положенных служб.
Это такая игра Тем, кто себя не щадит. В небе стрела как игла, Ну-ка попробуй, найди.
Ну-ка стрелу догони Ту, что пустил наугад, Словно грядущие дни Ты захотел напугать.
И не привык отступать, Если в руке держишь лук. И не заметишь опять, Как перегонишь стрелу
Там, у невидимых звезд. Дальше как будто стена. Там, где проникнет насквозь В сердце твоя же стрела.
«Видишь» — твой конь говорит "Не научились прощать", И превращенья свои Снова прийдется начать.
Словно душа обрела Путь, что неведом другим. Чертит в пространстве стрела Лишь зодиака круги.
— Козерог
* * *
Наступит Новый Год, насыпет снегу впрок, А над землей взойдет созвездье Козерог. И нет ночи длинней, нет трепетней свечи. Дыханием теней колышутся лучи.
И снизойдет покой на землю с высоты, И золотой огонь рождественской звезды. Пошлет любовь и хлеб созвездье Козерог, Сплетение судеб, скрещение дорог.
И ты к моей руке лишь руку протяни, Вблизи и вдалеке колышутся огни. И да свершится то, что посулит нам рок. Взойдет на рождество созвездье Козерог.
Приходит Новый Год, как будто наугад, Дороги не найдет во времени назад. И нет ночи длинней, а в полуночный час От множества огней никто не видит нас.
* БИБЛЕЙСКИЙ ЦИКЛ *
— Бог сотворил Адама, или Дух,
Бог сотворил Адама, или Дух,
Непостижимый Дух, себе подобный.
И робко, словно в зеркало впервые
Наедине с собою Он взглянул,
И вздрогнул, в нем увидев отраженье,
И оттолкнул его,
И зеркало разбилось на множество осколков,
И в каждом мгновенно отразился Бог.
Но отраженья стали искривляться,
Тем самым искажая суть Создателя Вселенной.
И, оскорбленный, отвернулся Бог и прочь пошел.
Тогда в осколках отразился мир,
Что создан был Всевышним.
Но части, отраженные в частицах,
Суть мира искажали так,
Что невозможно было их соединить.
А Дух, что создан был Всевышним,
Расколотый на части,
То молится, то проклинает Бога,
То бьет осколки об осколки,
И странный звон их превращается в слова,
Не создающие другого мира,
Но смыслом наполняющие вечность.
— Шел день шестой, в последнем звуке гаммы
Шел день шестой, в последнем звуке гаммы
Из глины, воздуха, воды, огня,
По прихоти своей господь лепил Адама,
А в нем тогда уже творил меня.
Все то, что в праотце болело и кипело
Извечной болью, грешной и земной,
Печальным долгим звуком гаммы пело,
Уже тогда все это было мной.
Шел день шестой, но длани простирая,
Грядущее навеки прокляня,
Господь Адама изгонял из рая,
А вместе с ним Он выгнал и меня.
Рай обернулся кровью, потом, хлебом.
Поверил я, что мне не нужен храм,
Но до сих пор ладони тянет к небу
Во мне живущий праотец Адам.
И в день шестой, склонившись над строкою,
Который век я жду седьмого дня.
Душа болеет жаждою покоя,
Воды и глины, воздуха, огня.
— Ой ты, друг-товарищ мой,
Ой ты, друг-товарищ мой,
Повезло ли нам с тобой?
В наших жилах не водица,
Значит крови мы одной.
И уже шесть тысяч лет
С этой кровью сладу нет.
Нет бы ей угомониться,
Да не может. В чем секрет?
И уже две тыщи лет
На земле нам места нет.
Ни прижиться, ни ужиться.
Чем мы хуже, в чем секрет?
Нас куда трудней понять,
Чем судить и обвинять.
В наших жилах не водица,
Ну а кровь нельзя менять.
Можно жечь ее и пить,
Можно нас живьем зарыть.
Как еще в такое время
Умудряемся мы жить.
Ой ты, друг-товарищ мой,
Кровь одна у нас с тобой.
Не поймет чужое племя,
Как довольны мы судьбой.
— Торжище
На торжище вчерашнее явился не ко времени,
А им бы только спрашивать, какого роду-племени.
Какого роду-племени, какого чину-звания,
Родился не ко времени, а надобно заранее.
А надобно заранее, дела твои негодные,
Напрасные страдания, все куплено, все продано.
Все куплено, все продано, все сыты, все с обновочкой,
И даже мама родная пошла за поллитровочку.
И даже мама родная, и к ней платочек клетчатый.
