Андон Чаюпи - Поэзия социалистических стран Европы

 Среди ружейных залпов, средь грохота стального
Снарядов орудийных, вещавших крах былого,
Среди солдат, погоны с шинелей прочь сорвавших,
Средь выборгских рабочих, оружье в руки взявших,
Когда в жестоких схватках былого с настоящим
При свете беспощадном прожекторов слепящих,
Неистово кромсавших тьму прошлого на части,
Рождался мир, в котором познают люди счастье;
Когда простые люди — рабочие, крестьяне —
В порыве вдохновенном вдруг поднялись сквозь пламя,
Когда матросы, смело взбегая на ступени,
Неся огня частицу, каким горел и Ленин,
Пошли на штурм, —
он, Ленин, провидец гениальный.
Заботился, волнуясь, чтоб пулею случайной
Не повредило мрамор тех статуй и картины,
Что гордо украшали седой дворец старинный.
Мозолистой рукою сжимая ствол винтовки,
С бескрайним удивленьем и робостью неловкой
Пред юным Аполлоном, изваянным когда-то,
Вставали неподвижно суровые солдаты,
Тот мрамор охраняя и нежные узоры
На белизне прозрачной саксонского фарфора.

Вот предо мною будто солдат в папахе рваной,
Он только что из боя, с кровоточащей раной,
Еще покрыты потом черты лица простые,
Рыжеют от махорки усы его седые.
Он штык стальной сжимает рукой своею властной
Перед портретом дамы невиданно прекрасной;
От голых плеч, все в складках, и легких и веселых.
Каскадом льется платье среди колонн тяжелых…
— Вот черт, — бурчит ворчливо, — куда уж лучше, братцы,
С княгинею любою по-свойски рассчитаться,
А то вот стой без дела пред этой самой кралей,
Когда отряд дерется уже в соседнем зале!
Да, скоро нашей станет твоя земля, княгиня!
Чего моргаешь? Я-то мужик простой…
Но ныне
Все путы разорвем мы своими же руками,
От прошлого оставим портрет вот этот в раме,
От подлости от вашей не будет и помину…
Чай, крепостной художник нарисовал картину…
Глядишь, полюбоваться придут жена иль дети!
Какая красота-то случается на свете!
Как видно, неспроста мне задачу дал такую
Сам Ленин… Шутка ль — Ленин сказал…
И вот стою я!

Какие разговоры велись еще солдатом
С княгиней, я не знаю (я не была тогда там),
Но в восхищенном сердце моем навек нетленен
Приказ, в который столько вложил заботы Ленин!

Моя судьба — остаться без судьбы,
Моя судьба — нести чужие судьбы,
Я не стекло… Мне взором не судьи,
А друга в души ваши заглянуть бы.

Пускай же вздох мой не затянет гладь
Окошка в мир завесою туманной.
Всего тяжеле не существовать,
И легче легкого быть безымянной.

Есть у меня семья — и нет семьи.
Я зря брожу в саду цветущим летом.
В траву роняет лепестки свои
Любовь моя, завянув пустоцветом.

Любовь моя, всегда я в стороне.
Все отдаю тебе, и все напрасно.
Порою только память шепчет мне:
«Ах, Вероника, радость так прекрасна!»

Хотелось бы мне только одного:
Чтобы могла любимые черты я
Узнать в чертах ребенка своего, —
Но это все одни мечты пустые.

Чужой меня не называйте вы,
Лишь я сама себе чужда по сути.
Моя судьба — остаться без судьбы.
Моя судьба — нести чужие судьбы.

Покажите мне гору,
видную так же далёко:
с севера и до юга,
с запада до востока,

как Человек-Гора
Владимир Ленин.

Покажите мне реку,
так же дающую жизнь земле,
движение гидроцентралям,
так же несущую без конца
энергию, веру и бодрость в сердца,

как Человек-Река
Владимир Ленин.

Спойте мне песню,
которая, все обнимая,
так же звучит на всех языках
от края мира до края,

как Человек-Песня
Владимир Ленин.

Дунай, мое счастье
И горе, —
Дорога, спешащая к морю,
Призыв кораблей белокрылых.
Тебя разлюбить я не в силах.
Легко разметал ты излуки,
Как спящая женщина
Руки,
Как будто бы руки любимой,
На коих я —
Непобедимый —
Разнежась, могу и забыться.
Ты свет мой,
Ты радости птица,
Мечта моя и улыбка,
Ты у страны под мышкой
Ее любимая скрипка.
Дунай мой,
Ты зеркало солнца,
Горнило,
Где слава куется
Народной отваге и силе,
О доблестях наших сказанье,
Дорога людского братанья.
Дунай мой,
Недаром мы ныне
На доброй
Прибрежной равнине
Стремим города в поднебесье,
Как славу тебе
В наших песнях.
Поем,
Чтоб тобой достигалось
Гнездовье орлиное — Галац,

Несите,
Дунайские волны,
Тепло в океанские чаши,
Улыбки сердечные наши,
Как огненные пионы.

Листвою меня облеки, ветвями,
душистой влажною тенью.
Когда бы ствола твоего я коснулся,
черешня, ты бы запела!
И останавливались бы люди,
внимая струны искрящейся пенью.

Как плод румяный созревшего лета
на нас с тобою похож — погляди!
Осталась молодость в прошлом где-то,
но жизнь у нас еще впереди.

Ты ветви простерла, а я — стремленья.
Наш ствол, поднимайся сквозь даль столетий!
Мы в землю пустили корней разветвленья,
но корни наши — и в воздухе, в свете.

Расстелило море под луною влажные шелка,
чтоб сухими вновь надеть их на заре и свежий ветер,
отоспавшийся в рыбацкой лодке, выпустить на волю.
Из глубин хрустальных волн, чтоб тебе доставить радость
разноцветные ракушки поднимает… Мы не спим.
А в распахнутые двери, как живое существо,
всё тревожащая влага в блестках света — море, море
нашу комнату и с нею наши души затопляет.

Ты — победная песня моя.
И когда предо мной возникаешь
Из дождинок ночных,
Я вхожу, улыбаясь,
Изумленный богатством твоим,
Под твои купола…
И коней твоих белых я глажу…

Оседлаю я этих коней,
И сережкой серебряной
К уху подвешу дожди,
Чтобы слышала ты,
Как я еду.

Ты взгляни мне в глаза:
Видишь, как они сини!..
И Коммуны грядущей
Стоят купола предо мной…

И если вдруг с моих губ
Ее светлое имя
Слетает,
Значит — утро настало…
И солнцу
Навстречу
Спешу я.

О павшем на войне не забывайте,
пусть будет он среди живых живой,
и место за столом ему порою оставляйте,
как будто бы вернулся он домой.
Ведь, в сущности, все так оно и было:
он совершил немыслимый прыжок
в тот миг, когда война его навек свалила,
он возвратился раньше тех, кто все-таки пришел.
Он сделал все, им путь до точки пройден.
Но жаром жжет его чело война,
которую все мы уже считаем прошлым…
Кропите землю каплями холодного вина!
Не забывайте никогда о павшем,
имя выкликайте, не оставляйте одного.
Тогда прибавится ко всем улыбкам нашим
невидимая,
не убитая,
его.