Комиссара везем хоронить.
Мы за Яблочный спас выпивали,
И пришел, вон, прямой, как доска,
И разводит со мной трали-вали
Сашка Павлов, сотрудник ЧК.
В черной куртке, с ухмылкой на рыле,
Он присел в огороде на пне:
«Мы вчера твою лавку закрыли,
А сегодня ты встанешь к стене».
Я соседей позвал и соседок,
И жену, и родимую мать.
«Ты позволь мне, браток, напоследок
Посошок на дорожку принять!»
Мы с ним вместе росли пацанами,
Кур гоняли за тем, вон, углом.
Он чечетку пролязгал зубами
И сказал: «Перебьешься. Пойдем!»
Он поднялся и сдвинул посуду.
Он делил со мной хлеба кусок,
А теперь не дает мне, паскуда,
Перед смертью принять посошок.
За рекой соловьиные трели,
А у Сашки озноб и оскал:
«Я, гляди-ка, уже три недели
Из нагана в людей не стрелял!
Мне в лихую горячую пору
Революция право дает
Посмотреть, как ты встанешь к забору
И как кровь из тебя потечет!»
Мы идем. Ой, Санек расстарался,
Ох, легка его подлая прыть,
Так он в детстве хотел и пытался
Всех в округе собак перебить
И на радость мычащей скотине
Подстрелить из рогатки орла,
Посмотреть, как он клюв запрокинет
И как кровь потечет из крыла.
Жизнь, петляя, по кочкам несется:
Мне фамилию дали — Орлов.
«Ты взлетел высоко, — он смеется, —
И конец твой тяжел и суров!»
Пыль, колючки, холодные камни.
Черт-те что, не могу я, Санек,
Чтобы друг закадычный не дал мне
Напоследок принять посошок!
Темнотища, хоть выколи зенки,
Сверху бледная смотрит луна,
Как он тащит меня, ставит к стенке
И как я прыгнул первым спьяна.
Мы по насыпи вниз покатились,
Там прохлада, озерная гладь,
Мы зубами, как волки, сцепились,
Я раздумал в колючках лежать.
Я б вообще его, гада, не трогал,
Я бы в рай без оглядки убег,
Если б он перед дальней дорогой
Мне позволил принять посошок!
Ой, дела его скверны и плохи,
Он нажал на курок, остолоп,
И в борьбе, в кутерьме, в суматохе
Пуля-дура вошла ему в лоб.
Спи, Санек, ты презрел все устои,
Бог, и тот бы тебе не мог.
Ты с наганом полез на святое,
Ты не дал мне принять посошок!
Он лежит среди графских развалин
Мордой кверху и кормит ворон,
А за озером, зол и нахален,
Погребальный разносится звон.
Там кого-то сегодня отпели.
Кровь и смерть нам, как дождик грибной.
Я обратно плетусь еле-еле.
Я пришел. Я обнялся с родней.
Луч луны, словно нож перочинный,
В черной туче, как в горле, увяз.
Мы сидим у зажженной лучины,
Выпиваем за Яблочный спас…
1991
Над нами небеса высо́ки и бездонны,
С утра сухой сквозняк скребется у виска.
На красную чуму вперед, на север, к Дону
По Таврии идут кубанские войска.
Подъем! Седлать коней! Долой чины и ранги!
Нам всем за нашу Русь в одном огне гореть.
Земля, и та звенит, когда в атаке Врангель.
Мы все равны в бою. Свобода или смерть!
Степную месим грязь. Песком забиты глотки.
Три месяца побед. Лишь клочья, прах и пыль
От красных корпусов, осколки и ошметки
Остались. Их отпел колючий злой ковыль.
Ну сколько же их там? Опять тылы и фланги
Нам рвут, и впереди, — пожар по всей земле.
И дрожь по их рядам, когда в атаке Врангель,
И Родина жива, покуда мы в седле!
…И пепел, словно снег, на черного барона
Летит, лицо сечет, и выжженная степь
Упавших приняла, и порваны знамена,
Где слов не разобрать: «Свобода или смерть!»
Уходят корабли. Эскадра отплывает.
Блажен, кто уцелел. Стучат, стучат сердца.
На палубе барон. Огни в тумане тают.
Прощай, святая Русь! Мы бились до конца…
2015
