14 февраля 2006 года.
Памяти Станислава Лема.
Борису Стругацкому.
Один из нас. Разве чуть постарше.
(Что врать-то? Ведь ты – не только о нём.)
Но как Йону Тихому ты расскажешь?
И надо ли рассказывать, да и о чём?
Заткнёт он, что ли, тряпками чёрные дыры?
На факелы Сириус разберёт?
Луну раскрошит? Ведь не хватит в мире
Камней на порядочный памятник… Так вот:
Хоть монументы, хоть жалкие камеи –
На кой они сдались, те сепульки, ему?
Хоть выруби экраны – не станет темнее
Настолько, чтоб – похоже на эту тьму.
Какая рифма теперь, кроме «немо»
И верно сливается с именем его?
Или разыскать в лабиринте неба
Какую-нибудь новую? Для чего?
«Куда нам плыть?» Вот – пустая палуба.
Что ж, люк задрай, иллюминаторы закрой.
Сколько ты книг туда не затолкал бы,
Полка всё равно останется с дырой.
Так вот и молодость наша провалилась
В чёрную дыру мимо всех планет…
А теперь, поверь уж, сделай милость,
Что на звездах жизни и вправду нет,
Что изменилась звёздная карта,
Что не сочинитель романов, не имярек –
А в две тысячи шестом, 27-ого марта
Умер «Не календарный,
Настоящий двадцатый век».
Утром пахло влажной землёй,
хоть и не было ночью дождя.
/Лена./
В лапах мохнатых и страшных
Александр Блок.
Колдун укачал весну...
Когда без дождя влажной земли запах,
С рассветом вламывается в раскрытые окна дома,
Когда весне не сидится у колдуна в лапах,
«В лапах мохнатых и страшных» – всё по другому:
Голые ветки – зачем же тьму протыкать им?
Чтоб оказаться в другой такой же тьме?
Тьма на тьме – ведь страшней, чем закат на закате,
Ночь-то в ночи не позволит, чтоб «два в уме»,
Только совам дозволено с ней не считаться:
Ибо весенний торжествующий крик совы
Будит, высвобождает из тьмы веселье акаций,
И шевелит рассыпанные тени мелкой листвы.
Ну, ветки – голы, ну, тьма – уж куда голее!
(Там, где не знают о свете – никчёмна тень...)
Но если сирень разрывает сумрак в аллее
Тьма не посмеет, не сможет – если сирень!
Или пятому месяцу пять стишков.
1. Последний монолог Гамлета,
или самое короткое в мире философское стихотворение:
Я!
На хуя?
2. На скульптуру Сезара.
Басня-загадка:
Кентавр амазонку однажды догнал.
Вопрос мы поставим тонко,
А именно: кто ему первый дал
Кобылка или девчонка?
Вопрос не для дураков и дур,
Но разом ответ найду я
В Париже, там, где на улице Фур
Стоит Сезара статуя.
Ответ:
А у кентавра – два хуя!
Он – на разные вкусы кентавр такой:
Задний – конский, передний людской.
3. ОСТОРОЖНО…
Не хочу – октябрь!
Назад!
Под последним солнцем грейся.
Рядом – осень.
Летний сад.
Под листвой не видно рельсов,
Лишь колёса шелестят,
Поворот визжит, пугая…
Перед носом у трамвая
Надпись жёлтая, кривая:
«Осторожно! Листопад!»
. . . . . . . . . . . . . . .
Август. Ветер. Море. Ницца.
Ускользающие лица.
(Как такое вдруг приснится?)
Вот представился плакат:
«Осторожно, фигопад!»
Резкий ветер веселится,
Фиги с дерева летят.
Сверху – фиги,
Снизу – фиги,
Как курортные интриги:
Под ногами – мармелад,
И скользят и шелестят
Всюду фиги.
Всем нам – фиги!
…Осторожно: фигопад!
4. История комсомольца
Раньше скромный
Хрюк-хрюк
Всё ходил без
Брюк, брюк,
А сегодня
Хряк-хряк
Надевает
Фрак…
Fuck!
5. ЛИМЕРИК
(Из Дилана Томаса)
С королевой мы в спальне одни.
«Выключатель, дружок, поверни,
Мне в служебном порядке
Ограничены блядки:
Трахать можно, а видеть – ни ни!»
Стоящие в виде кулис и висящие сверху ржавые листы – такова была на гастролях в Питере декорация к «Королю Лиру» в Шекспировском Театре в 60-х годах, когда Лира играл Лоуренс Оливье.
Исторический Фальстаф был английским комендантом Бастилии в дни оккупации Парижа во время Столетней войны, и пробыл несколько дней в осаде, жалуясь на голодные дни.
Составлены в угодном новой династии (Тюдорам) тоне, с целью скомпрометировать Ричарда III.
Так называется роман Юрия Домбровского.
Просперо («Буря») считается автопортретом Шекспира. В своей последней пьесе, сломав жезл волшебника, он тем самым прощается с театром.
