красивых, умных языков.
Остался только жест один,
уже давно забытый нами -
прижаться зябкими плечами.
Как этот жест необходим!..
И две души, как две вины,
две необжитые пустыни,
где не построены святыни,
хотя мосты все сожжены.
Осталась только жизнь одна
из двух соединенных вместе...
Да будет так. и к нашей чести
иная будет нам страшна.
Осталось, это все осталось -
и жизнь одна, и звук шагов,
и жест, и несколько слогов,
но не любовь... Такая малость.
1963
1 ТРАДИЦИОННО
Томится музыка в неволе,
в решетке струн на чуткой деке.
Представь себе, что некий поляк
все знал о нас. . . И в прошлом веке!
И за тебя он все сказал,
и за меня решил, конечно.
Вот так, полузакрыв глаза,
он волю дал лишь пальцам грешным.
С большого альца до мизинца
расписан самый мелкий звук.
Представь себе — такой вот принцип
анализа сердечных мук.
Пусть это вальс или прелюд —
какая чистая палитра!
С его гармонией и ритмом
отождествляю Божий суд.
2 ХОЛОДНЫЙ ДЖАЗ (Играет Дейв Брубек)
Шопену нынче нужен пульс,
синкоп каскады, крутизна их,
тарелки, контрабас. . . Ну пусть,
играй, играй, Шопен не знает.
А в торопливости культур
и в ритмах новых поколений
смешон наив фиоритур
и первозданность кантилены.
И классик превращен в пунктир. . .
Так дождь стучит по старым крышам,
не зная духоты квартир.
Играй, играй, Шопен не слышит!
Так вертит лопасти вода,
размеренно, неторопливо.
Аккордов тонкая слюда
дрожит в ажурных переливах.
И в интегралах амплитуд
рассчитаны любовь и горе.
И мысль, и сердце бьются тут,
искусство с алгеброй не спорят.
Так педантичен каждый звук,
но как свободно пьеса дышит!
Да, радость не познать без мук,
играй, как жаль, Шопен не слышит!
1963
Когда усталый мозг наполовину
в субстанцию дремоты погружен,
и тело мысли с миром пуповину
не чувствует, скользя между времен,
освобождаясь от пластов привычек
и от округлой правильности слов,
сверкая серебром других отмычек,
похожих на крыло или весло,
отряхиваясь от обычной речи
и облачаясь волнами частот,
звучащими и видимыми легче,
чем азбука и обертоны нот,
и зная априори до латыни
от клинописи и пасхальных кукл
все языки, законы и святыни,
но предпочтя музыку языку,
какие-то похожие на лютню,
или кифару, или скрип возов,
ни разу не звучавшие на людях
пророческие тембры голосов
возникнут и погаснут, как огарки,
и в миг, когда уйдут во тьму глаза,
все прошлое осветится неярко
и жизнь свою возможно предсказать
1963
В МОРСКОМ ПРИБОЕ, В ШУМЕ СОСЕН
В морском прибое, в шуме сосен,
в глухой тональности дождя,
и в кликах журавлей под осень,
и в том, как слово произносит
впервые малое дитя,
во всхлипах (стонах, междометьях),
в потоках и лавинах гор,
в любом предмете и сюжете,
во всех пределах и столетьях
живут мажор или минор.
Есть звукоряды чистых тембров —
чугун колоколов и сталь,
ель тонкой деки и хрусталь,
а город — хаос пот и темпов,
его тональность не проста.
И если выдастся минута
беспечной грусти, праздных дум,
прислушаюсь тогда к чему-то,
что рядом прозвучит лишь смутно,
как легкий и неясный шум,
и в соразмерность ритма доли
я приведу по мере сил,
и к звукам горечи и боли
добавлю радости и воли,
и шум берез или осин.
И ощущаю повторенье
из бессознательной глуши
мелодии стихотворенья,
и выбираю направленье
потока мысли и души.
1964
Я знаю, есть в глубинах мирозданья
такая же свеча из темноты.
такое же неловкое страданье,
такие же неяркие мечты.
За многие пространства и парсеки,
что не исчислить цифрою земной,
похожие на близких человеки
с участием беседуют со мной.
И слышат мои медленные строки,
подносят света аспидный бокал.
Он льется на меня от звезд высоких,
как всенощный спасительный хорал.
Нас заключил один безмерный атом...
И наших дней зеркальное вино
разлито между мной и звездным братом
без времени - недавно ли, давно?..
И любим мы одну и ту же оба,
но не всегда предмет в душе храним.
Моя любовь - его вражда и злоба,
я, зная путь, всегда иду за ним.
Когда в моей груди заноза боли -
не вскинуть рук, плечом не повести,
на красном поле полужив от воли,
он птицу Феникс кормит из горсти.
И так зеркальны наши дни и лица,
как мир по обе стороны нуля,
Когда я умираю - он родится,
когда исчезнет он - воскресну я.
Среди чужих людей и века злого,
среди дымов и мелочной войны,
я знаю - есть в мирах далеких слово
и сердце, что ко мне обращены.
1964
От прощанья до прощанья
возвращение одно,
частых писем обещанья,
позабытые давно.
Мы играем, словно дети,
в провожанье вновь и вновь...
Разделилось все на свете
на любовь и нелюбовь.
Много ветра, снегу много,
Неоглядна эта даль,-
бесконечная дорога,
быстротечная печаль,
Улыбнись мне на прощанье-
слышишь поезда гобой?
Я уеду не с вещами,
я уеду сам с собой!
Все, что в шутку ты сказала,
буду помнить я всерьез.
Видят старые вокзалы
слишком много новых слез.
Принимай судьбу отрадно,
не ищи других причин -
разделились беспощадно
мы на женщин и мужчин.
Кто-то уйдет,
кто-то вернется,
кто-то простит,
кто-то осудит..,
меньше всего
любви достается
нашим самым
любимым людям.
1964
Черные пальцы по белым клавишам,
светлые мысли по черным лбам. . ,
И по белым. И тихо плавишь их
жизни с музыкой пополам.
О-о! Стон или плач хрипатый. . .
О-о! Как ветер плантаций сух.
Коли алмазных гармоний караты,
бей на мед прилетевших мух.
Ты — планета черного цвета
между карликов голубых. . .
Если слепые не видят света,
свет концентрируется в слепых.
Армия джаза не шьет погоны,
для полководца довольно рук.
Очки — чернеют глазами Горгоны,
каменеют люди вокруг.
Ах, мажор! До чего же славно
шарниры суставов качать в его такт,
и слезы глотать, и всхлипывать слабо,
импровизируя, как с листа!
Ноту высшую повернули
души зала в обратный путь,
словно пропела желтая пуля
в красное сердце, сквозь черную грудь!
1964
МЫ НЕ ВИДАЛИСЬ СКОРО ГОД...
Мы не видались скоро год,
неверны Ваши предсказанья -
не избавленье от забот,
разлука с Вами - наказанье.
Пусть я понять вас не сумел,
но разлюбить не в силах вас я.
Стареем мы от дел, от дел...
И любим горше и прекрасней.
Прощайте! Есть всему конец,
но жизнь идет, и слава Богу,
что я дурак, а не подлец...
В дорогу, дураки, в дорогу!
1965
Мы не видались скоро год,
неверны Ваши предсказанья -
не избавленье от забот,
разлука с Вами - наказанье.
Пусть я понять Вас не сумел,
но разлюбить не в силах Вас я.
Стареем мы от дел, от дел...
И любим горше и прекрасней.
Прощайте! Есть всему конец,
но жизнь идет, и слава Богу,
что я дурак, а не подлец...
В дорогу, дураки, в дорогу!
1965
Я воще на ощупь страшно нервный,
скромный и застенчивый до слез ...
Друг сказал, что от привычки скверной -
