Бижан узнает о прибытии Рустама
Пришла к темнице, где томился пленный.
За пазухой — платок с едой отменной.
Вот опустила сквозь нору платок
Тому, чей жребий жалок и жесток.
Был изумлен Бижан печальнолицый.
Воззвал к царевне из своей темницы:
«Любовь моя, откуда ты пришла?
О, где такие блюда ты нашла?
Я стал причиной твоего недуга,
О любящая, нежная подруга!»
А Манижа: «К нам прибыл караван,
Пришел купец, чья родина — Иран,
Привез в Туран товары для продажи,
Его богатства не опишешь даже,
На нем печать ума, добра, трудов,
Он жемчугом торгует всех родов,
Он блещет сердцем, разумом, нарядом,
Он свой базар с дворцом устроил рядом.
Сей праведник мне дал платок с едой,
Сказал: «Во имя благости святой
Ты накорми страдальца молодого,
Поест, — вернись ко мне за пищей снова».
Бижан лепешку развернул, и вдруг
Как бы светлее сделалось вокруг.
Он руку протянул к вареной птице,—
Кольцо с печатью вспыхнуло в темнице.
Улыбка засияла на лице:
«Рустам», — прочел Бижан на том кольце.
Казались буквы тонкими, как волос,
От счастья сердце чуть не раскололось:
То дерево надежды расцвело,
То ключ от радости блеснул светло!
Раздался смех, он был могуч и громок,
Дошел он до царевны из потемок.
Уж не рехнулся ли Бижан в уме?
Как может узник хохотать в тюрьме?
Решила Манижа: «На дне колодца
Лишь тот, кто разума лишен, смеется».
Спросила удивленно: «Что за смех?
Тебе смеяться грех, — спроси у всех!
Как можешь хохотать в колодце этом?
Иль ночь ты спутал с днем и мрак со светом?
Открой мне тайну: иль увидел ты
Судьбы счастливой светлые черты?»
Бижан ответил: «Будет перемена!
Надежда есть, что вырвусь я из плена!
И если дашь мне верности обет,
Чтоб жертвою не стал я новых бед,
Я расскажу об этом человеке,
Но только клятвы не нарушь вовеки,
Известно всем, что женщины язык
Узды не знает и болтать привык».
С обидою воскликнула царевна:
«За что судьба меня карает гневно?
Зачем в печали жизнь моя прошла,
Не ведая страданиям числа?
Я всем пожертвовала для Бижана,
А он не верит мне, боясь обмана!
Отец, друзья и вся моя родня
С презреньем отвернулись от меня.
Я золотом, дворцом, венцом владела,—
На разграбленье отдала всецело.
Я на тебя надеялась, любя,—
Надежду потеряла на тебя.
Да видит бог, что мерой правды мерит:
Возлюбленный возлюбленной не верит!»
Сказал Бижан: «Права ты, Манижа.
Ты потеряла все, любви служа.
Нет, не должна печалиться подруга!
Услышь меня, страдалица-подруга!
В тюрьме я разума утратил свет,—
Поможет мне разумный твой совет.
Сей благодетель, продавец жемчужин,
Который с добротой и лаской дружен,
Пришел в Туран из-за моей беды:
В делах торговых нет ему нужды.
Быть может, бог узрел мою обиду —
И на простор земли я скоро выйду.
Тебя, когда свободу мне вернет,
Избавит он от ласковых забот.
К нему пойди ты с речью сокровенной:
«О богатырь, о друг царей вселенной!
Помочь страдальцу в силах ты один.
Скажи, не ты ли Рахша господин?»
Как ветер понеслась, покинув яму,
Слова Бижана принесла Рустаму.
Узнав, что, жизнью друга дорожа,
О помощи взывает Манижа,
Что ей, своей возлюбленной прекрасной,
Доверил тайну пленник тот несчастный,
Рустам сказал: «Красавица, живи,
К любимому всегда полна любви.
Из-за него ты вынесла немало,
Из-за него такой печальной стала.
Скажи ему: «Так пожелал творец,—
Владелец Рахша прибыл наконец.
Он много приложил трудов, стараний
В Забуле, и в Иране, и в Туране».
Но тайну лишь Бижану ты открой
И будь настороже ночной порой.
Днем собери дрова, а ночью темной,
Царевна, разведи костер огромный».
Его ответ отраду ей принес,
И сразу высохли глаза от слез.
Она отправилась на то нагорье,
Где пленник пребывал во тьме и в горе.
Сказала: «Речь твою передала
Тому, чей ум высок, душа светла.
Он молвил мне: «Да, верно, я тот самый,
К кому Бижан взывал из темной ямы.
А ты, что плачешь кровью слез, а ты,
Что сделалась добычей нищеты,—
Скажи ему: «Ты не сгниешь в могиле,—
Мы, словно барсы, когти заострили.
Теперь, когда твой отыскался след,
Мечам разящим удивится свет.
Разрою прах своими я когтями,
Я брошу камень в небо, прянув к яме».
Еще сказал: «Как станет потемней,
Ночь вырвется из солнечных когтей,—
Ты разведи костер, чтобы темница
Могла, как днем, сверканьем озариться,
Чтоб видно было, как пройти к тюрьме,
Чтобы с пути не сбился я во тьме».
Слова, что прозвучали в подземелье,
Душе Бижана принесли веселье.
Воззвал он к богу, счастья не тая:
«О чистый, всепрощающий судья!
В беде ты мне помог, добром владея.
Стрелою праведной пронзи злодея,
От подлых защити меня, как щит,—
Ты знаешь, сколько я познал обид.
Быть может, я вернусь в страну родную,
Покину край, где плачу и тоскую…
А ты, подруга, нищей стала вдруг,
Из-за меня познала столько мук.
Ты отдала мне душу, сердце, тело,
Из-за меня так много претерпела.
Из-за меня решила потерять
Венец, престол, родных, отца и мать.
Но если вырвусь из драконьей пасти
И юности мне улыбнется счастье,—
Как бог велит, достигну торжества,
Я засучу для битвы рукава,
Тебе служить, как самодержцу, буду,
Я за тобой последую повсюду.
Вновь ношу подними. Она трудна,
Но верю, будешь ты награждена».
…Вот за дровами в лес она стремится,
Порхает по сухим ветвям, как птица.
Ей светит солнце, а в руках — дрова.
В лесу вступает ночь в свои права.
Уходит солнце за гористый выступ,
А войско ночи движется на приступ.
Уже объемлет землю тишина
И в тайну явь земли превращена.
День обращает в бегство рать ночная
И солнце угасает, отступая.
Пошла царевна, пламя развела.
Ночь, — скажешь, — загорелась, как смола!
Вдруг слышит, — не кувшин звенит ли медный?
То Рахша топот, звон копыт победный!
Рустам освобождает Бижана из заточения
Рустам облек в кольчугу мощный стан,
Стянул ее завязки Тахамтан.
Он обратил к Йездану взор открытый,
Он попросил опоры и защиты.
Сказал: «Бижана я хочу спасти,—
Да слепнет недруг на моем пути!»
Семь витязей своих собрал он вместе,
Велел им опоясаться для мести.
Помчались, чтобы уничтожить зло,
Под каждым — тополевое седло.
Был впереди Рустам, пред ними — пламень,
Который озарял Аквана камень.[42]
Когда они подъехали к костру,
Увидели и камень и нору,
Сказал Рустам блистательной дружине:
«Лицо земли топтать мы будем ныне.
За труд возьмемся с пылом боевым,
От камня вход в тюрьму освободим».
Семь витязей сошли на землю живо,
Чтоб камень отвалить морского дива.
Изнемогли в поту, в грязи, в пыли,
А камень с места сдвинуть не могли.
В бессилье задыхался каждый воин,
И только этот камень был спокоен.
Рустам сошел с коня и сделал шаг,
Заткнул подол кольчуги за кушак,
Молясь творцу, чтоб силу зла низринул.
Уверенно он камень с места сдвинул,
Забросил в лес китайский, далеко,—
Земля, дрожа, вздохнула глубоко.
Воззвал к Бижану, что познал мученье:
«Как чувствуешь себя ты в заточенье?
Ты мог от мира столько взять услад,
Но кубок взял, в который налит яд!»
Бижан ему ответил из колодца:
«Был труден путь в Туран для полководца?
Явился ты, — расстался я с бедой:
Весь яд вселенной стал живой водой!
А я живу, почти не видя хлеба,
Земля железом стала, камнем — небо.
Уже я смерти ждал, я изнемог
Из-за обилья горя и тревог».
Сказал Рустам: «Страдать не будешь боле,
Тебя всевышний вырвал из неволи.
Теперь, безгрешный, чья душа честна,
Есть просьба у меня к тебе одна.
Даруй Гургину светлое прощенье,
Да не живет в твоей душе отмщенье».
Сказал Бижан: «Ты разумом богат,—
Узнай, как предо мной он виноват!
Не знаешь ты, всесильный, величавый,
Какой вкусил я от него отравы!
Пусть попадет мне в руки прежний друг,—
Не вырвется Гургин из этих рук!»
Рустам воскликнул: «Если, злоедушен,
Моим словам не будешь ты послушен,
Оставлю я тебя, вернусь домой,
А ты сгниешь, замученный тюрьмой»,
Услышав речь Рустама, заключенный
Издал из глубины темницы стоны:
«Забыл я, каково сиянье дня,
Нет витязя несчастнее меня:
Я должен даже в этот день безвинно
Стерпеть коварство и простить Гургина!
Ну что ж, его прощаю навсегда,
Ушла из сердца моего вражда».
Тогда Рустам аркан закинул в яму,
И вот Бижан, в цепях, предстал Рустаму:
Он грязен, как дикарь, и волосат,
И гол, и ногти длинные торчат.
Все тело в язвах гнойных и кровавых
От кандалов — железных, острых, ржавых.
В оковах тело с головы до пят,—
И закричал Рустам, тоской объят.
Он разорвал оковы заточенья,
Рассыпались цепей железных звенья.
К Рустаму, продавцу жемчужин, в дом
Бижан и Манижа пошли вдвоем,
Еще не смея радоваться встрече,
Рустама восхваляя в каждой речи.
Рустам велел подать Бижану снедь,
Богатыря помыть, переодеть.
Припал к ногам Бижана сын Милада,
Сказал Гургин: «Да будет мне пощада!»
Он попросил прощения при всех
За то, что совершил тяжелый грех.
Бижан к нему почуял в сердце жалость,
И сердце от возмездья отказалось.
Навьючили верблюдов в добрый час
И сели на коней, вооружась.
Рустам — на Рахше, за Рустамом следом —
Воители, привыкшие к победам.
Отправил груз, устроил все дела,
Теперь стезя к сражению вела.
Послал вперед Ашкаша, верхового,
Что был ушами войска боевого.
Велел Бижану: «Вместе с Манижой
С Ашкашем ты покинешь край чужой,
А я о сне и отдыхе забуду,
С Афрасиабом ночью биться буду.
Такой в его чертогах бой пойдет,
Что завтра высмеет его народ!
А ты, познавший беды и несчастья,
Не принимай в сражении участья».
Сказал Бижан: «Уехать я могу,—
Вы отомстите за меня врагу».
Миниатюра из рукописи «Шах-наме» XVII века.
