(Обращаясь к Б.)
Вот чем твой сын
Сегодня озабочен.
Б. Постой, постой. Чего ты мелешь? Полюбуйтесь, пожалуйста! В кои веки придет и вместо того, чтобы встретиться, как надо, с отцом, идет обнимать сеновалы и целовать лошадей в заморенные морды. Подумаешь, какая невидаль — сеновалы и лошади.
А. На сеновалах этих
Наравне
С закатами
Мы с лучшим счастьем знались.
Смеясь, зарывшись в сено, обо мне
Удачи, словно девушки, шептались.
Широкий мир! Широкий двор.
Вон там
Завозни темные
С мучным удушьем сладким.
Вчера был дождь?
По ржавым желобам
Вода струилась.
Знаю, знаю, кадки
Полны дождя рыданьем до краев.
Пусть отстоится!
Пусть переночует
Мою любовь. Последнюю. Без слов.
Б. Совершенно правильно — завозни. Вслед за ними, если повернуть налево, — помойная яма, нужник. А за нужником уже будут огороды. Неужели ты так хорошо помнишь наши места?
А. И воркованье голубиных стай.
Как нежно крылья пестрые толпятся.
От этих крыл — от этих крепостей
Хотел я лучше турманом подняться.
Б. Ну а вот голуби-то, брат, без тебя вывелись. Как уехал, так и начали выводиться.
Которых пораспугали, которых поворовали, которые разбродяжничались.
И остался теперь один сизый. Кубарь. Старик.
Однако же что мы с тобой замешкались. Здесь на ветру. Пойдем. Водка-то у тебя есть?
А. Есть.
Б. А!
А. А что?
Одни женщины. Что бы они могли рассказать? Старик, который говорит, что у мира золотое сердце. Шут: как бишь осердня?
Легко смеяться над глуховатыми. И так шекспиристо: какая светлая голова погибла!
Руки в боки у толстых розовощеких торговок. Морковь, брюква, смех за углом. Парень с девушкой (цветок в зубах). Рыбья чешуя. Свежий ветер по всему свету. Народ вышел на сцену.
(Фраза. Долгая пауза. Фраза. Долгая пауза.)
Это было солнце.
1934
О, сколько красных жарких лис
Шло на иртышские закаты —
О, как и холоден и кис<л>
В мешках грохочущий кумыс!
От этого былого дня
Любимца, хама, азиата
Дорог не будет для меня!
Костер с зачесами огня,
Твой узкий лоб и глаз бесстыжий,
Волос тяжелых вихрь рыжий
И гребень, павший на траву, —
Вот все, чем я теперь живу.
Ты нежно мне в лицо дохнёшь,
Вся в золоте румяных кож,
Отыскивая, отступая,
И руки вытянув, придешь,
От поздней радости слепая.
А осень ягод принесет,
Повиснет птичий перелет,
Пойдут дожди, дубы, медведи,
Звездою треснет спелый <плод>
И съедутся гостить соседи.
А твой отец рыжебород,
И даже страх меня берет,
Что борода его на меди.
Но все же съедутся соседи,
Пройдут сквозь листья и жару…
1935
Переводы, переложения и вариации на фольклорные темы
ИЗ ЦИКЛА «ПЕСНИ КИРГИЗ-КАЗАКОВ»
В луне, наверно, будет сто пудов
Самого чистого серебра,
А все-таки летит над степью луна
Легче пуха от губ возлюбленной.
Сколько нежности в моем сердце,
Сколько тяжести в моей песне,
А все-таки песня летит легко,
Легче пуха от губ возлюбленной.
Я хочу спеть о том, что было…
Русские казаки ели жирных гусей
И нюхали цветы в своих садочках,
А нам было тяжело,
А мне было тяжело,
Как верблюду, несущему соль в рогоже.
Чьи озера у Павлодара? — Осипова.
Чьи друзья в городах? — Осипова.
Кто торгует крупой и ситцем? — Осипов.
Рыжий Осипов овладел нами.
Чьи озера у Павлодара? — Осипова.
Чьи друзья в городах? — Осипова.
Кто торгует крупой и ситцем? — Осипов,
А нам осталась одна песня.
Но листья опадали, как наши надежды,
Чтоб снова зазеленеть, опадали листья.
И скакали джигиты до Каркаралов,
И скакали джигиты до Акмолов,
До самого города Семипалатинска.
Поднятыми вверх нагайками
Приветствовали мы красных.
Женщины выходили в лучших чувлуках
И протягивали им пищу.
Осипову отрубили голову
И бросили в Иртыш.
Плыви, плыви, рыжая голова,
Мимо Павлодара,
Мимо Чернолучья,
К самому Омску!
Так будет лучше…
Радуемся мы.
Как же не петь нам и не радоваться?
Пастухи и бедняки едут с разных сторон,
В колхозе все едят печеный хлеб
И работают дружно!
2. УЛЬКУН-ВОШЬ (Веселая застольная песня)
Если только хозяин позволит,
Если только сыновья его позволят,
Если только гости его позволят,
Я могу об этом спеть.
Если только хозяин не разгневается,
Если только сыновья его меня не выгонят,
Если только гости его
Не помогут меня бить,
Я буду петь хорошо.
Пусть же у хозяина будет много сыновей
И еще больше будет гостей,
А верблюдов будет больше,
Чем гостей и сыновей вместе.
Что еще ему могу я пожелать?
Если то, что я пою, — неправда,
Пусть у меня отвалится третья рука,
Пусть у моей невесты выпадет борода,
Пусть оживет тот баран, которого мы съели.
Да если бы это и неправда была,
Кто меня в этом сможет уличить?
То, что делается на одном конце степи,
На другом конце степи знают понаслышке.
А то, что совсем там не делается,
Знают наверняка.
Хотела погубить казахский народ
Улькун-вошь.
Заползала в юрты
Улькун-вошь,
Кусалась больно
Улькун-вошь,
Ой-ой, как больно кусалась
Улькун-вошь!
По степи бежала Улькун-вошь, как серый конь.
Кто побожится, что у нее не было копыт?
Кто утверждает, что она не съела овцу?
Кто вызовется вышибить ей зубы?
От нее терпел казахский народ беду,
От нее хирели самые жирные женщины,
Ее не принимал мулла в подарок.
Кто вызовется сломать ей рога?
Кто осмелится плюнуть ей в глаза?
Кто ее погладит против шерсти?
У кого она не сидит за пазухой?
Но вот нашелся такой джигит,
Превысивший свою собственную силу,
Перехитривший свою собственную хитрость,
Потерявший свой собственный малахай.
Он решил убить Улькун-вошь,
Он решил спасти от нее
Казахский народ.
Он решил заслужить себе благодарность
От всех испытывающих зуд.
Поддержим мудрое решенье!
Укрепим храбрейшего!
Будем спокойны.
Послушаем, что случится дальше.
А теперь угостите певца.
Петь тяжелее, чем слушать,
Слушать тяжелее, чем спать.
А вы до сих пор еще не уснули?
Я не буду пить кумыса —
Дайте выпью!
Я не буду есть мяса —
Дайте мяса!
Я не буду пробовать баурсаков —
Положите на ладонь!
Я не буду продолжать песню —
Слушайте дальше!
Поймал джигит на аркан
Улькун-вошь,
Повел джигит на аркане к озеру
Улькун-вошь,
К самому берегу повел
Улькун-вошь,
Начал в озере топить
Улькун-вошь,
Начала просить его Улькун-вошь:
«Оставь меня нюхать травы,
Я буду жевать одну полынь,
Я буду обходить юрты кругом!»
Начал джигит толкать ее сапогом,
Сбрасывать ее с высокого берега,
Связывать ее поясом,
Хлестать ее плеткой.
Тогда рассердилась
Улькун-вошь:
«Как ты смеешь заставлять меня
Прыгать в воду,
Как ты смеешь толкать меня в воду,
Когда сам
Не умывался еще ни разу?!»
Хорошо, рассказывают, старики пели, —
Почему бы им плохо петь, в самом деле?
Только в Баян-Ауле,
Только в Кара-Джайтаках,
Только в Каркаралах —
В каждом месте у певцов разный был обычай:
У одного жеребячий голос, у другого бычий,
А третий поет, как на душу мулла положит,
И лживою молитвою песню треножит.
Хорошо, рассказывают, старики пели, —
Почему бы им плохо петь, в самом деле?
Для них баевы кызы молоко доили,
Много они ели, а еще больше пили.
Родится у бая жеребенок —
Золотой жеребенок!
Ребенок родится — золото, а не ребенок!
Были они у бая самые первые гости,
Веселее побитого волка,
Жирнее высохшей кости.
Ай да певцы!
Ну и певцы!
Куда как старик распелся, —
«Азрак тратур!»
Но будем иметь к старшим больше почтенья,
Признаем за лучшее в степи их пенье.
Хорошо, рассказывают, аксакалы пели, —
Почему бы им плохо петь, в самом деле?
Домбра моя запечалилась, пора нам
признаться:
Тебе, Амре, за беззубыми не угнаться.
Дед твой у бая батраком работал,
И тебе, Амре,
сгибать спину пришлось бы, поди-ка,
Да подоспели красные пики,
Да подоспели красные, горячие флаги,
Полные доблести и отваги!
Споем же песню, насколько уменье позволит,
А кто слушать не хочет — не будем неволить.
Вижу: поднимаются и уходят баи —
Отворите им двери, будьте вежливы!
Вижу: плюются и уходят баи —
До свиданья, кош, еще встретимся!..
До свиданья, Амильжан,
Посчитай последний раз своих баранов.
До свиданья, Джурабай,
Не забудь почитать перед сном Коран.
Слышу: хлопают мне товарищи,
В смуглые ладони ударяют товарищи,
В привычные к работе ладони гремят
товарищи.
Красное солнце над степью —
ветреной быть заре.
Для вас, товарищи, песню поет байгуш Амре!..
А-а-а-а-а-а-а-а-ы-ы!
Если ехать отсюда степью — доедешь не скоро
До места, откуда увидишь синие горы,
Качающиеся в туманах холодною тенью,
Как в озере качается твое изображенье.
Роясь в травах ноздрями,
проходят бараньи гурты,
На пастбищах предгорья
мы круглые ставим юрты.
Здесь солончак не разбили конские копыта,
Целителен предгорий воздух,
от болезней защита.
Приезжали к казахам приказчики, говорили слово:
«Мы к вам посланы от большого купца Жезлова.
Обнаружен в горах золотой песок —
добывать его надо…
Нанимайтесь, джигиты, —
хорошая будет награда!..»
И подкуплен мулла, и русскими бай запуган,
Остальные стоят, переглядываются друг с другом.
А приказчики сахар показывают,
развернули ситцы:
«Это всё для того, кто гор не боится».
А баи говорят: «Надо ехать!»
А мулла говорит: «Укрепим храбрейших!»
Сотни нагаек набрали приказчики —
прощай, родной аул!
Холодный ветер, нехороший ветер,
темный ветер в горы потянул.
У купца Жезлова высокие сапоги,
на затылке волосы.
Охраняют нанятых строго «красные полосы»,
Работают нанятые, передохнуть не смея,
Половину деньгами получают,
половину — в зубы да в шею.
Какой щедрый купец Жезлов!
Не отступится он от своих слов.
Он заботится о работнике, чтоб работник не сдох.
Хорошо помогли ему мулла, баи и сам бог.
Но еще хитрее, чем баи, купец и мулла,
Болезнь, которая средь казахов и пошла.
Ни одного из работающих
не осталось в живых.
Желтая болезнь,
Огненная болезнь,
Страшная болезнь сожрала их!
Вот какое печальное происшествие было на свете,
Но не грустите, собравшиеся,
не печальтесь этим!
Здравствуй, утренняя степь,
свежая, как мое детство!
Солнце поднявшееся, домбра моя, приветствуй!
Поднимается новое солнце над степью, —
Хлопайте, хлопайте, товарищи, в ладоши!
Гниет в степи простреленная башка Жезлова, —
Веселее, товарищи,
веселее хлопайте в ладоши!
Не удалось баям и купцу обмануть правду.
Крепче, крепче ударьте, товарищи, в ладоши!
Отнимем у кулаков всё,
передадим в колхозы, —
Гремите, ладони трудящихся!..
Здравствуй, утренняя степь,
свежая, как мое детство!
Солнце поднявшееся, домбра моя, приветствуй!
Мы прокладываем стальную дорогу к Туркестану,
И приветствовать гостя стального я тоже стану.
Так закончим же получше эту песню:
Да здравствует свободная
Казахская республика!
