пал волшебных чар,
Мой друг любезный, Бальтазар!
Меня околдовал коварно
Проспер Альпанус в прошлый раз!
Я время провожу бездарно,
Скрываюсь от сторонних глаз;
Я не могу явиться в свет,
И даже в университет
Я вынужден ходить в жилетке!
Живу как канарейка в клетке!
На улице не показаться:
Все начинают так смеяться,
Как будто я – придворный шут!
Поверь, и несколько минут
Такого положения
Доставят унижения
С избытком и сведут с ума:
На плечи лезут рукава,
А фалды быстро подрастают,
Да так, что мусор подметают!
Я просчитался, право, малость!
Надев другой сюртук, казалось,
Избавлюсь от нещадных чар.
Но всё напрасно, Бальтазар!
И как всегда я поспешил:
Тьму сюртуков себе нашил,
Но все усилия бесплодны —
Они для носки все не годны.
К тому же я прослыл смутьяном,
Ниспровергателем основ;
Пытался я отбиться рьяно
От несусветных болтунов,
Которые мне досаждали.
Но оправдаться мне не дали:
Мне штраф назначил строгий страж
За хулиганский эпатаж» —
«Скажи «спасибо», что не били
И что в тюрьму не засадили.
За потрясение основ
Бывает приговор суров! —
Ему ответил Бальтазар
И табакерку показал. —
Возьми её, мой бедный друг!
Лежит в ней маленький сюртук,
В который стоит облачиться
И твоя мука прекратится.
Сюртук от доктора Проспера,
Который был суров не в меру
По отношению к тебе.
Но он сыграл в твоей судьбе
Одну значительную роль…
Ты веришь в чудеса?» – «Изволь!
Теперь во всё я верю!
Дай, я сюртук примерю!»
Лишь Фабиан в сюртук оделся,
В трюмо немного погляделся,
Нашёл, что выглядит прилично
И в настроении отличном
Стал на прогулку собираться;
Хотелось очень прогуляться
Без издевательской толпы,
Туда пустить свои стопы,
Куда душе его угодно,
Почувствовать себя свободным.
Как нестабильна жизнь пока
И может изза пустяка
Прийти в полнейшее расстройство,
Уж таково её устройство.
Казалось бы, простой сюртук
Чуть не испортил жизнь студенту:
Его чуть не схватили вдруг
Лишь для создания прецедента.
Ты можешь невиновным быть
И Родину, как жизнь, любить,
Но коль коротки рукава,
Смотри же, чтобы голова
На месте оставалась
И с телом не рассталась.
«Ты, Бальтазар, меня ведь спас!
Явился вовремя как раз!
Меня сам ректор вызывал,
В жилетке я к нему явился,
Он так ужасно разозлился,
Устроил форменный скандал:
«Да как явиться вы посмели
В мой кабинет без сюртука?!
Даю вам сроку две недели!
От всех занятий вас пока
Я отстраняю! Вам решать,
Что лучше – либо потешать
Народ подобно лицедею,
Либо учиться продолжать!
Задерживать я вас не смею —
Мне больше нечего сказать!»
В окно два друга увидали
Пульхера; шёл референдарий,
Печально голову склонив,
Вдоль тела руки уронив.
Друзья его к себе позвали,
Все новости враз рассказали,
Затем Пульхер поведал им —
Друзьям проверенным своим:
«Сегодня свадьба Циннобера!
Пора принять крутые меры!
Мы все туда ворвёмся смело!
Закончим праведное дело —
Спасём всех от злодейских чар!» —
«Вперёд!» – воскликнул Бальтазар.
«Не надо, друг мой, торопиться!
До свадьбы ровно три часа —
Свидетель Бог и небеса —
Сумею я оборотиться!
Мне надо к ректору сходить,
Чтоб обучение продлить.
Изза коротких рукавов
Меня прогнать он был готов
Из университета сразу
За вольнодумную заразу.
Теперь я вновь одел сюртук
И, значит, поумнел, мой друг!» —
C усмешкой Фабиан сказал,
Расхохотался Бальтазар:
«Я понял: главное в учёбе
Одеться правильно и чтобы
В одежде той везде ходить
И этим боссу угодить!»
У ректора наш Фабиан
От счастья сделался чуть пьян:
Был ректор с ним учтив и мил
И все грехи ему простил
И пригласил его к обеду
Для продолжительной беседы
О фраках и о сюртуках,
О тайных и прямых врагах,
О таинствах родной природы
И об изменчивости моды.
Но счастье Фабиан изведал,
Когда от ректора ушёл,
О том друзьям своим поведал
И произнёс: «Как хорошо!»
Глава семнадцатая
Кандида в платье подвенечном
Стояла с Циннобером рядом,
Его ласкала она взглядом,
Сияла счастьем бесконечным;
А Циннобер был очень важен,
Помыт, побрит и напомажен,
При шпаге, в бархат разодет,
Сиял как золотой браслет
Начищенный до блеска орден,
Он обводил всех взглядом гордым,
В душе порочной веселясь.
Неподалёку старый князь
И Терпин Мош вели беседу
О государственных делах,
О голоде и о пирах
(Поскольку время шло к обеду).
Вдруг шум ужаснейший раздался:
C друзьями верными ворвался
На свадьбу быстрый Бальтазар,
На Циннобера указал,
Сказал: «Держите негодяя!» —
И на ходу монокль вставляя
В свой зоркий, как орлиный глаз,
Три волоска на этот раз
Схватил и вырвал как сорняк;
Безвольно Циннобер обмяк,
А Бальтазар сжёг волоски
В пылающем камине,
С тех самых пор не знал тоски,
Не знает и поныне,
Никто в районе Керепеса.
Вы можете для интереса
Заехать князя навестить,
У Бальтазара погостить
И расспросить о том, что было.
Ещё Кандида не забыла,
Как очарована была
Ужасным карликом она.
Но забежали мы вперёд,
Нам надобно назад вернуться…
Повержен маленький урод,
Возможность ото сна проснуться
Отвага трёх друзей дала
(За что им слава и хвала!).
Князь глянул на Терпина Моша
Тяжёлым взглядом нехорошим:
«Вы потеряли чувство меры!
Я шёл на свадьбу Циннобера,
А здесь какойто балаган!
Вы, Терпин Мош, простой болван!
Уродца пышно нарядили
И даже орденом снабдили!
Ах, вам шутить со мной охота!
Я увольняю вас с работы!»
Князь, хлопнув дверью, удалился,
А Терпин Мош так разозлился
На то, что по чужой вине
Ему не утопать в вине,
Схватил за ворот малыша
От злости, словно пёс, дыша,
Хотел в окно его швырнуть,
Но преградил ему вдруг путь
Директор зоосада
И попросил: «Не надо!
Отдайте мне мою малышку!
Мою любимую мартышку!
Тому назад четыре дня
Она сбежала от меня!
Я был настолько безутешен,
Что даже плакал… Грешен! Грешен!
Да это вовсе не она!
Пришёл из ада сатана! —
От страха пот со лба закапал,
Он кинул Циннобера на пол,
Креститься стал. – Мы с Богом вместе…»
Вдруг дурно сделалось невесте,
Случился рядом Фабиан,
Он осторожно на диван
Кандиду тут же уложил,
Чем Бальтазару удружил.
А Бальтазар над ней склонился,
В любимый облик взором впился
И взгляда отвести не мог:
Он так любил! Свидетель Бог —
С поры Ромео и Джульетты 24
На всей поверхности планеты
Любви сильнее не бывало,
Она как фейерверк пылала.
«Очнись, Кандида, дорогая!
Я от любви к тебе сгораю!
Отныне будем вместе вечно
Жить ярко, весело, беспечно!»
Кандида через миг очнулась:
«Ну, наконецто я проснулась!
Мне снился очень странный сон:
Как будто карлик был влюблён
В меня и я его любила
Со всею пылкостью души.
Ах, Бальтазар! Любимый! Милый!
Все сны такие хороши
Лишь тем, что стоит пробудиться,
В обмане глупом убедиться —
И жизнь чудна и хороша,
В раю купается душа!»
Терпину Мошу объявили,
Что молодые полюбили
Друг друга пламенно до гроба;
Упали на колени оба,
Благословил их Терпин Мош:
«Коль любите – женитесь! Что ж
Ещё могу я вам сказать?
В любви положено дерзать!
Но, Бальтазар, моя душа,
Я за Кандидой ни гроша
Приданого дать не смогу!
Разбогатею – помогу.
Ну что ж, любовь вам да совет!
А денег не просите – нет!
И жить нам будет тесновато:
В домишке места маловато,
И свадьбу не на что сыграть,
И сумму нужную собрать
Нам будет оченьочень сложно.
Лет через несколько, возможно,
Сумеем мы разбогатеть.
Но вам придётся попотеть
В трудах тяжёлых и заботах —
Ведь я остался без работы!»
С весёлым видом Бальтазар
Терпину Мошу так сказал:
«Имею я своё поместье,
Где мы с Кандидой будем вместе
Спокойно и безбедно жить.
Об этом нечего тужить!
И денег у меня так много,
Что даже наш почтенный князь
Со мной в сравнении – лишь грязь!
Я вовсе не хвалюсь, ейбогу!
Проспер Альпанус понемногу
Большую сумму накопил
И, уезжая (Слава Богу!)
Меня поцарски одарил!
Глава восемнадцатая
Уродец тихо убежал,
От злости как струна дрожал,
Когда залез в карету:
«Я не прощу им эту
Смертельную обиду
И погублю Кандиду!»
Когда вбежал он быстро в дом,
То сразу учинил погром:
По щёкам слуг нещадно бил
И мебель на куски рубил,
При этом мастерски ругался
И так похабно выражался,
Что бедные сапожники
(Известные безбожники),
Извозчики и прочие
Страны родной рабочие,
Когда б услышали его,
Им не осталось ничего,
Как только от стыда сгореть,
Иль от завидок помереть.
Когда он
