Краткий курс
Не поется песня,
не поется.
В прошлое
глаза устремлены.
Приближается,
воссоздается
полная
История
страны.
В память мертвых
назовут живые
подлость – подлостью
и честью – честь.
Полная История.
Впервые.
Наша с вами.
Та,
какая есть.
Ничего из правды не отринем,
ощутив
ее целебный вкус…
Краткий курс Истории
был длинным.
Шибко долгим был он —
Краткий курс.
Время помнить наступило…
Кажется сегодня мне,
что у нас с тобою
было
две страны
в одной стране.
Первая страна
вставала
на виду у всей Земли.
Радостно рапортовала!..
А вторую
вдаль везли.
Вмиг
перерубались корни.
Поезд
мчался по полям.
И у всех, кто есть в вагоне, —
«сто шестнадцать
пополам»[4].
Поселяли их навечно
там,
где длинная зима,
за «колючкою»,
у речки
под названьем Колыма…
Первая страна
мужала,
славен был ее успех.
И она уже
летала
дальше всех
и выше всех!
К полюсу тропу
торила.
Самой сильною
слыла.
Конституция
царила!
Демократия
цвела!..
А вторая
в днях предгрозных,
вбитая в тюремный пол,
так
кричала на допросах,
так,
что слышно до сих пор!
Пьяною была от пыток.
И насквозь —
темным-темна.
Не сочтешь
ее убитых…
Ну, а первая страна
выплавляла сталь досрочно,
строила:
скорей!
скорей!
Песни пела,
зная точно:
«Завтра
будет веселей!..»
Вся – в расцвете,
вся —
в зените
нескончаемой весны…
Как же мне
соединить их
в сердце —
эти две страны?
Толпа на людей не похожа.
Колышется,
хрипло сопя.
Зевак и случайных прохожих
неслышно вбирая в себя.
Затягивает, как трясина, —
подробностей не разглядеть…
И вот
пробуждается сила,
которую некуда деть.
Толпа,
как больная природа,
дрожит от неясных забот…
По виду —
частица народа.
По сути —
его антипод.
И туча плывет, вырастая.
И нет ни друзей, ни врагов…
Толпа
превращается в стаю!
И капает пена с клыков.
Он стоит перед Кремлем.
А потом,
вздохнув глубоко,
шепчет он Отцу и Богу:
«Прикажи…
И мы умрем!..»
Бдительный,
полуголодный,
молодой,
знакомый мне, —
он живет в стране свободной,
самой радостной стране!
Любит детство вспоминать.
Каждый день ему —
награда.
Знает то, что надо знать.
Ровно столько,
сколько надо.
С ходу он вступает в спор.
как-то сразу сатанея.
Даже
собственным сомненьям
он готов давать отпор.
Жить он хочет не напрасно,
он поклялся
жить в борьбе.
Все ему предельно ясно.
В этом мире
и в себе.
Проклял он
врагов народа.
Верит, что вокруг друзья.
Счастлив!..
…А ведь это я —
пятьдесят второго года.
«Наша доля прекрасна, а воля – крепка!..»
РВС, ГОЭЛРО, ВЧК…
Наши марши взлетают до самых небес!
ЧТЗ, ГТО, МТС…
Кровь течет на бетон из разорванных вен.
КПЗ, ЧСШ, ВМН…
Обожженной, обугленной станет душа.
ПВО, РГК, ППШ…
Снова музыка в небе. Пора перемен.
АПК, ЭВМ, КВН…
«Наша доля прекрасна, а воля – крепка!»
SOS.
тчк
«…Мы идем, несмотря на любые наветы!..»
(аплодисменты).
«…все заметнее будущего приметы!..»
(аплодисменты).
«…огромнейшая экономия сметы!..»
(аплодисменты).
«…А врагов народа – к собачьей смерти!!.»
(аплодисменты).
«…как городские, так и сельские жители!..»
(бурные, продолжительные).
«…приняв указания руководящие!..»
(бурные, переходящие).
«…что весь наш народ в едином порыве!..»
(аплодисменты).
Чай в перерыве…
«…от души поздравляем Родного-Родимого!..»
(овации).
Помню, как сам аплодировал.
«…что счастливы и народы, и нации!..»
(овации).
«…и в колоннах праздничной демонстрации!..»
(овации).
«…что построено общество новой формации!..»
(овации).
«…и сегодня жизнь веселей, чем вчера!..»
(овации, крики: «ура!»).
«…нашим прадедам это не снилось даже!!.»
(все встают).
…И не знают, что делать дальше.
«Ойрот-Тура, Ойрот-Тура…»
Ойрот-Тура,
Ойрот-Тура.
Слепней гудящая гора,
тугие вихри мошкары
и всемогущество жары…
В буфете водку продают.
За стенкою
серьезно пьют!
Пьют
за тоску Ойрот-Туры,
пьют
за межзвездные миры,
за наступление нужды
и за безрыбье у воды.
За громкое позавчера
и – за тебя,
Ойрот-Тура.
…А что касается Туры:
дыра!
Дырее нет дыры.
Кричал:
«Я еще не хочу умирать!..»
А руки вдоль тела текли устало.
И снежная,
непобедимая рать
уже заметала его,
заметала…
А он шептал:
«Я еще живой…»
А он гадал:
орел или решка?..
Пока не сошлись над его головой
черная бездна, —
Вторая Речка.
Дома быть кому охота,
если за окном «ура!..»
Разговорная погода.
Митинговая пора.
Будоража,
зазывая,
возникая там и тут,
в бане,
в поезде,
в трамвае,
разгораясь,
остывая,
всюду
митинги идут!
Время крика.
Время спора.
Митингует каждый дом.
Митингует до упора.
Беспрерывно…
А потом
снятся
лозунги на стенах.
И, наверное, всю ночь
женщины
кричат в постелях:
«Протестую!..»
«Руки прочь!..»
О стену разбивая лбы,
летя
в межзвездное пространство,
мы все-таки рабы.
Рабы!
Невытравимо наше рабство.
И ощущение стыда
живет
почти что в каждом споре…
Чем ниже кланялись тогда,
тем громче
проклинаем после!
Мир издерган и распят.
Время – бешеное…
Вот – опять,
опять,
опять, —
зона бедствия…
Пропадая навсегда
в липкой полночи
дети,
птицы,
города
просят помощи.
Пепельной зари лоскут.
Слезы беженца.
Реки бедствия
текут
к морю бедствия.
Застываем, не дыша,
над новой
бездною…
И не душа уже душа,
а зона бедствия.
«Вместо чая и вместо бензина…»
Вместо чая
и вместо бензина,
вдоль шоссе на знакомый мотив —
повелительный оклик
призыва,
несгибаемый
императив.
Почему-то все время некстати
надвигаются из пустоты:
«Покупайте!..»
«Храните!..»
«Летайте!..»
То на Вы,
то на Мы,
то на Ты…
Жаль,
закрыто кафе на обед,
а над дверью начертано:
«Слава!..»
По дороге
и слева, и справа —
лишь призывы.
Политбеспросвет.
Не волнуйтесь,
мы умрем.
Не в петле и не на плахе.
Ваши должностные страхи
мы
с собою заберем.
Славным следуйте путем:
в душах и в бумагах шарьте,
запрещайте,
разрешайте.
Радуйтесь.
А мы уйдем.
Точка…
Но уже сейчас
твердо знайте, дорогие:
все равно
придут
другие.
Злее нас.
Слышнее нас.
«Для человека национальность…»
Для человека национальность —
и не заслуга,
и не вина.
Если в стране
утверждают иначе,
значит,
несчастна эта страна!
«Слышен скрип лебедки стонущей…»
Слышен скрип лебедки стонущей.
Бочки на песке лежат.
Говорят, здесь было стойбище.
Было.
Года три назад…
И туман – сырой, растерянный —
дрожит, сходя на нет…
Проданы
народы Севера
за северную нефть.
