— Только не скучай. Ладно?
Он кивнул. Алиса и парень вклинились в самую середину толкучки и сразу включились в общий ритм. Кто-то рядом тяжело и шумно сел. Это была Лариса.
Она была потная, разогревшаяся, тяжело дышала. Потянулась к горевшей на столике лампе, выключила ее.
— Вы не против?
— Пожалуйста.
— Тяжело… Знаете, тяжело… — сдувая со лба прилипшие волосики, сказала Лариса. — Чтобы танцевать современные ритмы, надо иметь бычье сердце.
— Или молодое.
Она глянула на него, согласилась.
— Наверно… — вдруг рассмеялась. — Наверно — или бычье, или молодое. А вы так и собираетесь просидеть весь вечер?
— Будет видно. Может, к концу прилягу.
Лариса опять рассмеялась.
— А представляете, если бы' Николай Павлович увидел нас вместе?
— Твой Николай Павлович — изрядный трус.
— Ну, его тоже можно понять. Во-первых, у него репутация…
— Во-вторых?..
— Во-вторых, двое детей.
— В-третьих?
— В-третьих? В-третьих, он просто герой не моего романа.
— А есть ли он вообще — герой твоего романа?
— Есть.
— Неужели?
— Есть. Сказать — не поверите.
— Ну и кто же?
— Секрет.
— А если все же решиться?
— Когда-нибудь… Вдруг когда-нибудь и решусь… — Лариса встала, одернула помявшееся платье. — Значит, решено: сорокалетие у меня на даче! В воскресенье!
— Если ничего не поломается.
— Будем надеяться.
Она ушла, и Сергей остался один. Он отыскал Алису — она лихо отплясывала с тем же парнем, — стал наблюдать за ними.
Танцевали они действительно здорово. Это была идеальная пара — оба молодые, оба пластичные, оба радостные и здоровые. Они целиком были захвачены ритмом, движением, друг другом, они были далеко отсюда, они забыли о присутствующих, забыли обо всех и вся. Они забыли о Сергее тоже.
Два живота под завязанными сорочками — два плоских, два мускулистых, два равноценных живота — едва ощутимо касались друг друга, и ничего более прекрасного вокруг не было.
Сергей поднялся и направился к выходу. По пути он мельком увидел в ванной Ларису — свободную от постороннего взгляда, а потому вдруг осевшую и постаревшую, открыл дверь и стал по ступенькам спускаться вниз.
На улице была ночь — холодная, моросящая, чуть ветреная.
Сергей поднял воротник пиджака, засунул руки поглубже в карманы штанов и зашагал по слабо освещенной улице.
— Сережа! — услышал он и оглянулся. Его догоняла Алиса. Была она в той же сорочке, завязанной па животе, которая тут же промокла и облегла плечи и грудь. Остановилась в метре, виновато улыбнулась.
— Ты обиделся?
— Ты что, глупенькая? — удивился Сергей. — За что?
— Ну, что танцевала… Ты же сам разрешил.
Сергей длинно, очень длинно посмотрел на нее, легонько провел ладонью по ее мокрому лицу, усмехнулся, наклонился и крепко поцеловал ее.
— А теперь беги. Беги, а то простудишься. — Снял пиджак, отдал ей. — Я сейчас вернусь, беги.
— Ты не вернешься…
— Я же сказал! Мне тут рядом. Ну, беги же…
Наташа открыла не сразу, только после третьего настойчивого и уже па пределе звонка. Стояла па пороге, притопывая ногой.
— Что?
— А как насчет войти? — Сергеи был мокрый, продрогший, прятал руки под мышки, улыбался. — Можно?
— Что-нибудь забыл здесь?
— Тебя, например…
Наташа попыталась захлопнуть дверь, Сергей подставил ногу, продолжал улыбаться.
— Но-но-но!.. Только без демонстрации силы.
— Пусти!..
— Это ты меня пусти! Пусти меня, в конце концов, в мой собственный дом! — Сергей смеялся. — Кажется, я ответственный квартиросъемщик!
— А кто здесь? — появилась в прихожей пятилетняя Машка. — О, это ты, папочка?.. А почему ты не заходишь?
— Меня мама не пускает, дочка. Скажи ей…
— Ты что, мамочка? — задергала Наташу за юбку дочка. — Он же мокрый весь, разве ты не видишь? Простудится и умрет! Впусти его скорее! Мамочка!
Наташа нехотя отпустила дверь, глянула презрительно на мужа и ушла в комнату.
Сергей взял дочку на руки, поцеловал.
— Спасибо, малыш. Должок за мной.
— А я знаю, почему она тебя не впускала! — зашептала Маша. — Ты мокрый, а ей придется все подтирать.
— Маша! — позвала Наташа. — Пора спать!
— Я пойду, — так же шепотом сказала дочка и чмокнула отца в щеку. — А ты отряхнись сначала, а потом заходи. Вот она и не будет ругаться.
— Хорошо, отряхнусь.
Маша убежала, Сергей вошел па кухню, открыл холодильник, покопался там. Вынул пару помидоров и огурцов, помыл их под краном и стал жадно, с хрустом есть.
— Какие успехи в садике, дочка? — крикнул.
— В углу стояла!
— За что?
— Я сметану в туалет вылила!
— Невкусная, что ли?
— Вкусная, по мне не хотелось!
— С продуктами так обращаться нельзя… Кстати, у нас сметанки нету? А, Наташа?
— В магазине!
— Благодарю за совет… — Сергей снова открыл холодильник и, покопавшись там, обнаружил баночку со сметаной. — О, не ищи в магазине, а покопайся в корзине!.. — снял крышечку и стал есть.
На кухню вошла Наташа.
— Тебе кто разрешил?
— А кто-то должен разрешить?
— Поставь на место, это ребенку!
— Ребенок такой продукт выливает в унитаз.
— Это тебя не касается!
— А что меня касается?
— Тебе лучше знать! И вообще, тебе тут делать нечего!
— А где мне есть что делать?
— Мама! — позвала Маша. — Мамочка, ты мне нужна!
Наташа взяла из рук Сергея баночку со сметаной, поставила ее в холодильник и ушла.
Сергей спокойно вынул снова баночку, вытряхнул содержимое себе в рот и вытерся салфеткой.
Жена вернулась на кухню. Увидела пустую баночку, спросила:
— Не подавился?
— Вроде, прошла.
— Так, может, еще чего-нибудь подкинуть? Там икорочка еще есть!
— С удовольствием, но чуть погоди. Ты не закончила мысль — где мне есть что делать?
— А хотя бы там, где оставил спои пиджак! — бросила ему в лицо Наташа и принялась бессмысленно переставлять кастрюли на плите.
— Допустим, па работе.
— Врешь! У тебя нет больше работы! Тебя выгнали!
— О! — удивился Сергей. — Вы уже в курсе?
— Мы о многом в курсе, но молчали!.. Молчали, потому что на что-то надеялись!
А теперь поняли — надеяться не па что!
На себя только надо надеяться! Ты посмотри — на кого ты стал похожим!
— На кого же, интересно?
— На клоуна! Ты всем улыбаешься, со всеми шутишь, всех обожаешь и всем врешь! Ты — предатель! Ты у родной матери сколько не был?
— Эго место больное — не касайся!
— У тебя нет больных мест! Они у тебя задеревенели! Ты — дерево! Бревно! Как тебе не стыдно дочке смотреть в глаза?!
В дверях появилась в ночной сорочке Маша, укоризненно сказала:
— Ты, папочка, значит, не послушал меня? Не отряхнулся?
— Вот, отряхиваюсь… — улыбнулся Сергей.
— Давай я помогу тебе… — шагнула дочка, но Наташа остановила ее.
— Завтра в сад! Без тебя тут разберемся! — И потащила в комнату.
Сергей достал из холодильника баночку с икрой, взял кусок хлеба и стал неторопливо делать бутерброд.
Наташа от удивления остолбенела.
— Ты что?
— Что? — поднял Сергей голову, доверчиво улыбнулся. — Спасибо за совет.
— Так… — Она села на стул напротив, положила ладони на колени. — Теперь слушай.
— С удовольствием, — кивнул он и принялся жевать. — Только не части.
— Скажу!.. — В глазах ее горела нескрываемая ненависть. — Ты — животное.
— Все мы животные. А если конкретно — обезьяны. И ты в том числе…
— Я тебя ненавижу!
— Все правильно. От любви до ненависти один шаг. Когда-то любила, теперь ненавидишь.
— Нет!.. Никогда не любила! Видимость создавала — да, но чтоб любить — нет!
— Вот тут мы и врем маленько! А встречи, свидания, женитьба? Дочка, в конце концов?
— Дочка?.. — усмехнулась Наташа. — Ты-то к дочке какое имеешь отношение?
— По-моему, самое прямое.
— Это по-твоему. А если по-моему, самое никакое. Постороннее!
— Что ты хочешь этим сказать?
— То, что слышал!
— Врешь!.. — Сергей отложил бутерброд, встал. — Ты врешь!.. Послушай, не надо!
Наташа тоже встала, вид у нее был самый решительный.
— Ты хотел услышать? Получай… За что боролся, на то и напоролся!
— Все равно врешь!.. Она же — копия я!
— В чем?
— Во всем!.. Она даже ходит, как я!
— Она ходит, как обезьяна, потому что мы все от обезьяны!.. Сходи в зоопарк, понаблюдай!
— Хорошо, чья она дочь?
— Теперь это уже не имеет значения?
— Имеет! Чья она?.. С кем ты?..
— Не помню! Постаралась забыть! Но если тебе очень нужно — вспомню! Вспомню, чтоб тебе было легче!
— Врешь! — заорал Сергей и пошел на жену. — Врешь, сволочь!
