Татьяна Москвина - Культурный разговор

Даже и ни к чему говорить, что мы (зрители) будем помнить Рязанова – забыть его фильмы все равно что забыть самих себя.

12 июля на 64-м году жизни умер Сергей Николаевич Арцибашев, замечательный артист и режиссер, художественный руководитель созданного им Театра на Покровке. С 2002 по 2011 год Арцибашев руководил также Театром имени В.Маяковского. Это большая потеря, была ли она неизбежна?

В последний раз виделись на церемонии кинопремии «Золотой орел», он сидел рядом с молодой женой Марией, поговорили про детей (с Марией родили они мальчика и девочку) – что, дескать, еще кормить и кормить. В его Театре на Покровке шел ремонт. Он был грустен, как всегда последние годы, но в меру. Некоторая шероховатость, неловкость была у него в общении с людьми, точно он все время сомневался, как же с ними надо говорить, смущался. Мужественно скрывал очевидную неуравновешенность. Он был человек несветский, неполированный. Ярко выраженный интеллигент в первом поколении, самородок, не умеющий в обществе играть по правилам, соблюдать отлакированные многолетним цинизмом формы. Даже просто вести диалог ему было трудно. Вот работать он любил и умел, это да.

Небольшого роста, все черты лица крупные, своеобразные, жесткого контура, точно у персонажа комикса – с такой острохарактерной внешностью Арцибашев в кино получал в основном комедийные эпизоды и наяривал их с откровенным удовольствием. Загулявший вор-кассир в «Жестоком романсе», один из беспутных сыновей обкомовской матушки в «Небесах обетованных», дедулик из «Теории запоя», наивный до идиотизма десятый присяжный из «12» и многие другие – были исполнены с юмором и веселостью прирожденного артиста. Публика вполне была готова принимать Арцибашева в более значительных дозах – его единственная крупная роль, дикий прапор из «ДМБ», прошла у народа на ура. Но кинематографический рок капризен, и к тому же все главные силы Арцибашев отдавал театру.

Масштаб Арцибашева как театрального артиста был значителен по самому строгому счету – вот еще немного, казалось, и он не уступил бы и Евстигнееву. Какой у него вышел Чичиков в «Мертвых душах» (театр Маяковского)! Ничего в нем не было коварно-призрачного, он даже не был мошенником – он мечтал о своем домике с садиком, исступленно, по-русски мечтал. А если свое заветное не получишь иначе, как через аферу, придется стать аферистом, тогда как ты на самом деле – добрый помещик, счастливый землевладелец и семьянин. Сквозь это воображаемое райское будущее Чичиков – Арцибашев смотрел на свою нынешнюю возню с мертвыми душами, на все эти временные глупости, которые необходимо совершить, чтобы попасть в мечту. Не страсть к надувательству, а любовь к своему будущему дому руководила этим крепким, расчетливым, умным, хитрым русским мужиком. Великолепно отделан был и Бургомистр в «Драконе» Шварца (Театр на Покровке), блистательный этюд о фантастической живучести «среднего звена» власти, о тех, кто виртуозно балансирует между драконом и народом. Арцибашев был классический актер психологического театра, идущий всегда «от знакомой жизни», и при этом он умел выигрышно подать реплику, эффектно повернуться, блеснуть обаянием, то есть использовать вечный инструментарий «первых сюжетов» (старинных актеров, главных лиц сцены).

Как режиссер, Арцибашев никогда не пренебрегал актерами и, выстраивая свои театральные дома, думал о них усиленно и постоянно. Он был настоящий театральный строитель, режиссер-работник, умеющий, что называется, класть кирпичи и проводить электричество (кстати, в Свердловске одно время молодой Арцибашев как раз работал электриком).

Парень из поселка в Свердловской области, оказавшись в театральной Москве семидесятых, да еще на курсе режиссеров ГИТИСа под руководством легендарной Марии Кнебель, был заряжен созидательной энергией и считал театр – высшим и лучшим делом на свете. Его талант оценил Юрий Любимов, взяв в репертуар его дипломный спектакль «Надежды маленький оркестрик» (по Володину и Петрушевской), и на Таганке в ее трудное время прослужил Арцибашев девять лет. Затем – прямое восхождение: создание Театра на Покровке и художественное руководство Театром имени Маяковского. Здесь, в 2011 году, взлет и закончился: после коллективного письма части труппы в Департамент культуры, где актеры отвергли Арцибашева, выразив желание иметь другого худрука, он ушел из театра сам. Московские худруки-долгожители, наверное, пожали плечами в недоумении: ситуацию вполне можно было бы «разрулить», уладить, ведь в театре, как выражается Марк Захаров, всегда бродит «энергия ссоры», и надо уметь ее гасить. Но Арцибашев ничего этого не умел. Он был глубоко, до основанья, потрясен поведением любимых актеров, которых внимательно пестовал все девять лет своего руководства.

Если в маленьком Театре на Покровке Арцибашев часто шел на художественные эксперименты, применял острые сценические формы, то, получив большой прославленный театр, он совершенно справедливо задумался о его наполнении, о контакте с «большим зрителем». Нелепо предлагать какие-то театроведческие галлюцинации публике, которая с трудом вникает в сюжет. Наряду с русской классикой Арцибашев ставил западные шлягеры, и что тут предосудительного? Так было и при царском режиме, и при советской власти – у наших драматургов традиционные нелады с «легким жанром». Помню, как лихо двадцать три красавицы театра Маяковского играли бродвейский хит «Развод по-женски» (в пьесе действуют только женщины) во главе с Галиной Беляевой и Ольгой Прокофьевой. Или Данилу Спиваковского в «Банкете» Саймона. Именно актеры помнятся – их лица, интонации, их радостная оживленная игра. Хотя в основном темы театра в бытность Арцибашева были иными. Речь скорее велась о том, что жить трудно.

Людям жить – трудно. Не какой-то там героической, выдающейся жизнью, а совершенно обычной, рядовой. Будь то «Три сестры» Чехова, «Опасный поворот» Пристли, «Шаткое равновесие» Олби или «Как поссорились…» по повести Гоголя – мир представал тревожным, полным грусти и горести. Задолго до украинских событий постановка Арцибашевым гоголевской «Повести о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» пророчила катастрофу. Планшет сцены, изображающий плодоносную землю, полную ярких овощно-фруктовых муляжей, трескался и расходился – образовывался пугающий провал. И Иваны (я видела пару Игорь Костолевский – Михаил Филлипов) оставались разъединенными навсегда, проклятыми навечно…

Я стараюсь не вникать в мутный океан театральных дрязг. Возможно, в руководстве Арцибашева были свои изъяны, мне, зрителю, неведомые. Но вот взять и отказаться от работника такого масштаба и калибра – кажется мне вопиющей бесхозяйственностью. А в жизни Арцибашева тогда возникла трещина, которую уже было, видимо, ничем не сгладить. «В театре есть одна добродетель – успех», говорил Мейерхольд, и неуспех кладет на театрального человека некую «печать отверженности». Могли ведь худруки московских театров пригласить Арцибашева на постановку в свои театры, чтобы поддержать человека в трудную минуту? Могли, наверное. Теперь уже все равно…

Кончилась жизнь Сергея Арцибашева, остались дела и дети. Один из его сыновей – известный пианист, Сергей Арцибашев-младший. Другим еще расти. Неизвестна судьба Театра на Покровке. Будут ли помнить Арцибашева в Театре имени Маяковского – неведомо.

Только преданные зрители будут хранить в своей домашней коллекции драгоценные впечатления от творчества уральского парня, прорубившего себе дорогу наверх и низринутого с этого верха, театрального «плотника», умело строившего театр и запутавшегося в жизни. Талант, эка невидаль в России. Прощай, Сергей Арцибашев.

4 февраля, накануне своего восьмидесятилетия, трагически погибла Александра Завьялова, одна из прекраснейших актрис русского советского кинематографа. Завьялова запомнилась массовому зрителю прежде всего по роли Пистимеи в многосерийной ленте «Тени исчезают в полдень», однако она являлась миру и в других примечательных картинах. То есть из-за нее-то они и примечательны…

Так и прошла Александра Завьялова по экрану в платочках, не нарядил ее кинематограф ни в исторические костюмы, ни в бальные платья, поскупился на бриллианты и жемчуга (разве что в первом появлении в «Тенях» она в шляпке). Ее воистину убийственную красоту прилежно маскировали скромными платьицами, зипунами, сапогами – однако камера впивалась в ее лицо: распахивались глаза, и все платьица в полосочку и платочки в горошек шли насмарку. Перед зрителем представала властная госпожа, сверхъестественное явление, вызывающее в культурной памяти, скажем, Фаину, героиню поэзии Блока… Не возникала ее опасная фигура в городском пейзаже – действие всех фильмов с участием Завьяловой происходит в Сибири, на Севере, в тайге, на полустанках, в глухих селах, в окружении дикой природы, из недр которой она и является. Она в родстве с дремучими лесами, бескрайними просторами степей, ревущими реками, и особенно – с вьюгами и грозами, она – стихийное бедствие в человеческом облике.