Актерские победы, как правило, очевидны, но редко когда победа так мощно и единодушно оценена публикой. Люди даже ничего и не анализируют, лишь выдыхают изумленно: «Вот это да! Вот это сыграла Усатова!»
А сыграла-то она страшное и редкое для России, все ж таки питающей надежду на «хороших баб». Сыграла «зверя по имени “Мать”». С такой самоотдачей, на которую сегодня мало кто способен.
2013Нина Усатова: «Надела на себя волчью шкуру, а внутри-то всё противится»
– Нина Николаевна, не хотела никакую «Станицу» смотреть, попала случайно, увидела вас, осталась. Посмотрела все, вместе с народом. Когда вам дали сценарий, вы сразу согласились на эту роль или были моменты размышлений, колебаний?
– Я сразу отказалась. И много раз отказывалась, категорически. Но мой агент уговорила меня пообщаться с продюсерами. Те сказали, что автор сценария Виталий Москаленко специально на меня эту роль писал. Я еще больше удивилась – как можно увидеть меня в такой роли? Я возражала: эта страшная тема, с бандитами и разборками, всем надоела уже. После встречи с продюсерами еще раз прочитала сценарий, отложила, но начала уже думать по поводу этой героини. А когда дала свое согласие, настаивала, чтобы название Кущевки не упоминали вообще, а то сразу пойдут сравнения. Но так и случилось!
К сожалению, изначальный сценарий Виталия Москаленко прошел еще семь редакций. Сейчас, удивительное дело, на каждой картине существует редактор, который к сценарию отношения никакого не имеет, но правит его. Наш редактор, девочка, делала мне замечания: «Нина Николаевна, вы неправильно говорите – «Крым и Рым прошла», а надо «дым». Или, например, она не знала слово «кержачка» и считала, что никто не знает. Посмотри, говорю, в словаре, так называют староверов. Меняют в авторском сценарии на ходу предложения. У меня, правда, не больно меняли.
Но дело не только в изменении сценария. Сама тема такая, что мне сначала не хотелось в этом участвовать. Но уж когда согласилась, стала оправдывать свою героиню. Не оправдывая, невозможно ее сыграть. Как можно ненавидеть человека и быть в его шкуре? Так у меня и жалость к ней появилась, и защищала я ее изо всех сил нечеловеческих. Ведь она и мать хорошая, и жена, и трудяга. А что ее привело на преступный путь? Пусть лучше у зрителя вопрос появится, где начало у этого клубка. Волкова – деревенская девчонка, осталась без отца, без матери, а у нее еще куча сестер и братьев была. Она работала, ее посадили в тюрьму ни за что, за грехи чужие. Отсидела в тюрьме, вышла, началась перестройка… В актерском мастерстве есть такой термин – быть в предлагаемых обстоятельствах. Так вот, она и выживала в предлагаемых обстоятельствах. Перестройка – это ж революция, война, когда стало возможно все смешать.
Волкова в фильме говорит: «Всю жизнь я боролась с криминалом, и сама стала криминалом». А хотела-то она мира в семье. И никто, собственно, ей не был помощником, кроме старшего сына, а про него она могла и не знать, чем он занимается. А в том омуте тогдашнем запросто и не такое могло случиться. Я знаю реальные места, где так и было.
– Вы встречали женщин, чем-то похожих на вашу героиню?
– По силе выживания – встречала. Во время съемок сериала “Next” познакомилась с одной женщиной. Дом персонажа Александра Абдулова, Лавра, снимали в Домодедово. Хозяйка этого особняка – из первых челноков, что в Польшу ездили и под пулями, и под ножами. Она рассказывала, как по возвращении, только сходишь с поезда, тут же рэкетиры требовали мзду. Один раз она бандиту ответила, зная, что у нее дома девять человек сидят голодных: «Лучше убей меня прямо сейчас, не дам тебе ни рубля». Она сказала, что моя героиня из фильма «Зал ожидания» дала ей толчок поехать в Польшу. Сидела она без денег, без работы, обреченная, посмотрела на эту бабу, мою героиню, которая покупает город, собрала сумки и поехала в Польшу. А потом это дело разрослось у нее в фабрику. И все работники, они были заняты в съемках, отзывались о ней по-доброму, говорили, что никогда она никого не уволила, зарплату платит хорошую, помнит чуть ли не все дни рождения, а работает у нее человек 250. Мы приезжаем на съемки – ее уже нет, заканчиваем – она только возвращается домой. То есть она вообще не видела божьего света, работала, вкалывала, начала самообразованием заниматься, от нужды стала руководителем. Такие женщины могут и страной руководить.
– Где-то есть такая грань опасная – перейдешь ее, и то, что было добродетелью и достоинством, превращается в противоположность. Где она проходит? Надежда Волкова, нежная мать, вдруг превращается в чудище. А почему? Семья – это прекрасно. Но когда интересы семьи ставятся превыше всего, ведь это может и к преступлению привести?
– Она выжила среди волков, а среди людей не могла выжить. Человек попадает в обстоятельства…
– Обстоятельства? А что же – сам человек?
– В конце этой истории она уже безумна. Я придумала сцену с деньгами. Когда убили сына, мужа, и она сидит с этими деньгами. По сценарию она кинула пачки и сказала: «Всех-всех». Но она не может просто так это говорить. Я попросила оператора снять в таком ракурсе, чтобы было видно – она совершенно безумная. Как тот волк, который перепрыгивает через флажки. Все стоят, замерев, а один может прыгнуть. У меня отец был лесничий, он мне про это рассказывал, да так, как будто я сама это видела.
Вот стоят все волки, загнанные, флажками окруженные, жалкие, – это степные волки, мы в степи жили алтайской, смрад от них, пот, вонь. И лишь один начинает ходить, а потом перепрыгивает через флажки. На такого ни один охотник не поднимет ружье. Волк перепрыгивает через флажки, как будто это трехметровая стена, и бежит, как в рапиде. Он убегает и оттуда начинает выть. Он, вожак, убегает, но не может спасти остальных. Сила такая есть у него, мозг так работает, а у них нет этой силы. Остальных волков, естественно, стреляли, разнарядка была на отстрел, потому что рядом казахские степи, отары овец. А шкурки выделывать не умели – они были жесткие, у нас лежали у бани, у сарая, мы ноги вытирали о них. Так вот я хотела, чтобы оператор показал: героиня моя с этими деньгами в конце – примерно как волк, перепрыгивающий через флажки, это безумие, на грани безумия.
– Но ведь есть еще финал, где она вообще ни слова не произносит. Уже седая, без парика. Потрясающая сцена.
– Я бы вообще по-другому эту сцену сделала. Было бы страшней. Я не смотрела фильм целиком, видела только когда озвучивала. Не все получилось, что я хотела.
– Вы гроза режиссеров? Спорите с ними?
– Нет, не спорю. Я подчиняюсь, но и сама много думаю. Правда, бывают такие режиссеры, которые не знают актеров, или не разбираются в теме или в психологии конкретного персонажа. Скажем, когда Хотиненко работает, он может намек только дать, и ты понимаешь, о чем это. Вот это интересно. А когда не отрабатывается даже то, что в сценарии написано, а говорят – давайте побыстрее, вот это не мое.
– Чаще всего вы адвокат своих героинь?
– Всегда.
– А почему же все-таки вы поначалу отказывались от «Станицы»? Ведь роль интересная.
– Из-за безнадежности. Я такие фильмы уже давно не смотрю по телевизору. Я люблю старые фильмы. Вот пересмотрела «Кубанских казаков», и такое удовольствие получила от сказочной жизни, которая там показана. Тогда было стремление жить, радоваться, строить дома, рожать детей, к чему-нибудь стремиться. А сейчас иногда смотришь и думаешь – к чему стремиться? Все так зыбко, все с оглядкой и с боязнью какой-то.
Или лучше про зверушек посмотреть. Сейчас замечательный новый ведущий Тимофей Баженов как-то показывал, как ежики родились, маленькие ушастые ежики, Боже!
Очень люблю и документальное кино. А художественное – всё меньше и меньше.
– До вас дошла реакция зрителей на «Станицу»?
– Говорят, 20 миллионов отзывов в Интернете. Но я посмотрю этот фильм, когда время пройдет, когда он уляжется во мне. Тяжело это снималось, тяжело быть в этой шкуре. Я в ней была. Я жила ее жизнью просто. Всё равно же мы звери. И так много звериного в этом фильме.
Мне дед много рассказывал про волков. Однажды ехал он и попал на волчью свадьбу, это когда волчица в стае главная. Распряг он лошадей и пустил в галоп, а сам остался в телеге, лошади чтоб живые до дома добежали, а самому-то все равно не убежать, думал, сожрут. Лежал он под зипуном в санях, волки подошли, а кони на двор прибежали, бабка поняла, собрала всех соседских егерей, и они поскакали, нашли телегу и бидоны – он возил молоко. Бидоны по всей дороге разбросаны, зипун подняли – а дед под ним – седой. Он волосы потрогал, а они каленые, как проволока, от ужаса. Я из дедова рассказа кое-что в фильм вставила.
