За работой он забывался. Закончил пьесы. Вырисовывался замысел большой книги о военной трагедии сербского народа. Нушич стал разбирать свои записи, писать эпизоды, объединяя их в книгу, которой вначале дал название «Под лавиной», а потом — «Девятьсот пятнадцатый».
Готовые главы книги он публикует в сербском журнале для французских читателей «La patrie Serbe»[25], но только после длительных переговоров с издателем, проходивших в знаменитом кафе «Дом». Издатель вспоминает, что Нушич был страшно бледный, словно в воду опущенный. Непрерывно курил; прикуривая свежую сигарету от догоревшей, он вновь и вновь говорил о погибшем сыне. Сперва Ага отказывался от сотрудничества, но его подкупила теплая заметка о жизни и гибели Страхини-Бана и портрет сына в военной форме, помещенные на страницах первого, октябрьского, номера журнала.
* * *
В начале 1917 года Нушич с женой покидают Париж и поселяются в городке Барбаст, находящемся на юго-западе Франции, почти у самой испанской границы.
Почему Нушич уехал из столицы? На это было две причины. Во-первых, он думал, забившись в глушь, не общаясь с соотечественниками и усердно работая, вылечиться от депрессии. Во-вторых, парижская жизнь была ему не по карману, так как сербское правительство, само стесненное в средствах, платило эмигрантам буквально гроши.
В апреле он пишет сердитое письмо издателю журнала «La patrie Serbe», выговаривая за несчетное число опечаток и искажений в «отрывке из неопубликованного романа», напечатанном в приложении для сербских читателей.
Но постепенно гасконская природа начинает действовать на Нушича благотворно. Письма его к парижским знакомым становятся все более остроумными. В письме, озаглавленном «Ага из Барбаста и двенадцать парижских ребят», он в стихах вспоминает о своей парижской жизни.
«Привет вам, дети города Парижа,
Где возвещается сиренами заря,
Где под землею ходят поезда,
А по земле — в коротких юбках девы[26].
И где семь франков — за баранину цена,
Зато три франка — литр хорошего вина».
Письмо было подписано по-турецки. Природная живость Нушича берет верх. В письмах Мирко Поповичу и другим он подробно описывает свою жизнь в Барбасте. Увлекаясь, он сообщает уморительно смешные подробности, по которым друзья узнают прежнего Нушича.
«Барбаст расположен в красивой местности неподалеку от испанской границы, что заметно по контрабандным спичкам и очень низкой цене на спирт, который продается из-под полы. Возле села есть лес. До террасы, на которой я утром и вечером глотаю свежий воздух, долетало бы дыханье соснового бора, если бы не нужник поблизости…
На село оказывает свое влияние южный климат: это чувствуется по теплому ветру по вечерам и по тому, как ужасно врет местное население. В остальном же народ здесь вежливый и набожный. Люди живут совсем по Евангелию — шесть дней лгут и воруют, а седьмой день посвящают господу богу и, прежде чем напиться и начать поножовщину, отстаивают службу в церкви. Женщины почти богобоязненны; у попа красная крепкая шея, а пономарь женат в четвертый раз и сейчас обещал одной девушке жениться на ней, как только умрет четвертая жена. Все местные верят, что слово свое он сдержит, так как считается человеком слова.
Из достопримечательностей здесь есть очень красивая церковь. Но, по-видимому, знаменито не само здание, а орган… очень много о нем говорят. Пошел я в церковь послушать… Если бы ты слышал этот орган!.. Мороз по коже дерет, а сердце начинает так колотиться, будто в город ворвался неприятель…
Другая достопримечательность городка Барбаста — большая водяная мельница, построенная Генрихом IV. Как видишь, это историческая достопримечательность. Судя по всему, эта мельница оказывает известное культурное влияние на местное население — у мельницы легче всего рождаются лживые сплетни, которые, распространяясь, приобретают воспитательное значение… Этот прекрасный культ в здешнем народе очень распространен.
Третья достопримечательность — местный театр, то есть кинотеатр, который размещается в бывшей церкви. В то время, когда во Франции велись споры между государством и церковниками, один местный еврей забрался в церковь и устроил там кинематограф, считая, что таким образом он радикально решает спор между чиновниками и церковниками о принадлежности здания. В первое время против этого протестовали и чиновники и церковники, но с тех пор как еврей стал время от времени показывать пикантные фильмы, на сеансы зачастили как представитель государства, так и представитель церкви, и спор улегся сам собой.
В Барбасте есть и своя знатная чаршия. Упомяну несколько важных лавок. Например, аптеку, которая открыта только по вторникам и пятницам после полудня. Местное население привыкло к такому распорядку и умудряется болеть в определенные дни. В аптеке имеются аспирин, какие-то желудочные пилюли, похожие на катышки из мяса, порошок от блох, затем пиво бутылочное, уксусная эссенция и горчица. Есть еще и козье сало, которое местное население закладывает в нос против простуды.
Сапожник здешний, имеющий привычку пускать в ход нож, за что дважды побывал на каторге, занимается еще обучением соек (птиц) человеческой речи и рвет зубы по американскому способу.
Что это за способ, сказать не могу, но один местный говорил мне, что охотнее пошел бы на фронт, чем еще раз позволил вырвать себе зуб по американскому способу…».
О почтмейстере Барбаста поговаривали, что он охотно крадет посылки для военнопленных и взносы в Красный Крест. Нушичу он показался похожим на некоторых сербских деятелей, но этот был несербского происхождения. «Если бы ты его лично увидел, то его физиономия убедила бы тебя, что все это провинциальная клевета, не больше. У него такая разбойничья физиономия, что просто невозможно представить себе, чтобы он разменивался на мелочи».
Одним из соседей был старый капитан в отставке. Нушичу он напоминал Тартарена из Тараскона (кстати, расположенного в тех же краях, что и Барбаст). Барбастский Тартарен бодро занимался контрабандой и даже получил две раны в стычках с таможенниками. «Капитан заверил меня, что Испания вступит в войну, как только в Европе заключат мир. Он говорит, что хорошо знаком с обстановкой в Испании — испанский народ с его темпераментом долго не выдержит».
Нушич вел длинные разговоры с мэром. Мсье Борель был уверен, что исход мировой войны зависит от авиации. О русской революции у него было особое мнение — не надо было русским воевать с японцами, от этого-то революция и случилась. С другой стороны, мсье Борель осуждал Михаила Александровича, отказавшегося от трона. Надо было согласиться, получить годовое царское содержание и только потом издать манифест об отказе от престола.
А мадемуазель Кабане? Это была еще одна местная достопримечательность. Нушичу говорили: «Надо вам посмотреть мадемуазель Кабане», словно речь шла еще об одной мельнице Генриха IV. Ей было за шестьдесят. Учитель рассказывал о ней душещипательную историю, где были и влюбленный граф, и дуэли, и таинственные убийства. Жаль только, что он, по местному обычаю, врал, слово в слово пересказывая роман, который Нушичу довелось прочитать еще до приезда в Барбаст.
Посещение мадемуазель Кабане оказалось приятным развлечением. У Нушича было такое ощущение, будто он читает 217-ю страницу какого-нибудь пухлого романа Дюма-отца. Кожаные старинные кресла, ширмочки, громадные хрипящие часы и слепая бесхвостая кошка, история которой была, наверное, не менее романтичной, чем история ее владелицы. Пузырек на камине (наверное, лекарство от ревматизма) был похож на сосуд с ядом, которым мадемуазель Кабане, подобно Лукреции Борджиа, отравила своего первого любовника. Веничек из перьев, которым мадемуазель Кабане смахивала крошки со стола, был похож на страусовое перо, выпавшее из шапочки красивого пажа Густава, бежавшего через окно по веревочной лестнице, когда перед дверьми послышалось ржание коня, с которого слезал рыцарь де Лавардак (название соседнего села), приехавший на свидание со своей неверной любовницей. И наконец, кочерга, мирно прислоненная к камину, напоминала Нушичу окровавленный меч, которым рыцарь де Лавардак перед самой дверью проткнул рыцаря де Марманда (название еще одного соседнего села).
Мадемуазель в молодости не было равных по красоте (во всяком случае, так гласила легенда). Теперь же на переносице у нее устроилась большая бородавка, на которой очки сидели так ловко и прочно, как наездник между горбами верблюда. Верхнюю губу красавицы украшали усы, приличествовавшие молодому человеку лет двадцати пяти.
Между сербским юмористом и осколком романтической Франции состоялся занимательный разговор о подорожании картошки и горячительных напитков, до которых мадемуазель была великая охотница.
