<p style="text-align:center">
1 — Сдвиг: в конце начало
ти двое молодых людей, Адриан и Фёдор, после разбазаривания всех оставшихся, скоплённых денег, остались нищенствовать, и никто на этом белом свете не смел помочь им, что вознамерились пойти против устоев; ведь общество, российское общество, не принимает геев, как это, например, в Америке, и, собственно, с некоторым отчуждением смотрит на тех, кто решает записаться в этот список голубых.
А началось всё с простого, банального знакомства и принятия себя такими, какими они есть на самом деле. Фёдор, сын одной очень уважаемой семьи, славящейся своими булочными изделиями, был всегда при деньгах и мог в любую секунду стать наследником, да вот только сам паренёк был очень кроток и чудился общества, поэтому-то деньги не имели для него такого и большого значения — они, в его вселенной, просто были неважными, как и положение в обществе.
Днями на пролёт черноволосый восемнадцатилетний затворник сидел за столом и щёлках по мышке, не думая о том, что там, за дверью, есть и другой мир, весёлый и не такой страшный, как рассказывают те, кто любит пожаловаться. Единственным дорогим сокровищем для него был Адриан, пробудивший в столь покинутом пареньке новые чувства, доселе неизведанные ему. Как же его руки потели, а голова кружилась, когда он получал от него сообщения, — он уже тогда испытывал к нему глубокие чувства, но не знал под каким словом написать: любовь или интерес. Это ведь одна из сторон жизни, когда люди, проживающие в разных уголках Земли, находят друг друга, влюбляясь или, напротив, строя самую крепкую дружбу, о которой только и можно мечтать, в реале, где человеческая личина, та самая, мерзкая и отвратная, на которую всегда надевают маску, вырывается наружу, заставляя человека страдать, а себе доставлять тем самым удовольствие. Такие люди нынче проживают под боком (то есть, в родном городе), их следует остерегаться, потому как, подобно приспешникам Дьявола, сделают всё возможное, чтобы подгадить человеку, да так сильно, чтобы словить тот самый кайф, — превосходство. Ведь они любят чужие страдания, и, к сожалению, тоже имеют свою правду и взгляд на проблему. Просто они одного поля ягоды, а ты — другой, и никогда не поймёшь тех, чьи «виды», грубо говоря, отличаются от твоих. Но Фёдор не мог знать этих людей, он был чист и наивен, а Адриан — каждый день с ними сталкивался, поэтому его поразила та искренняя субстанция, находящаяся в этом зажато-странноватом пареньке.
Постепенно оба начали друг к другу тянуться. Сначала всё было невинно, потом же — почему бы и нет — беседы начали доходить вплоть до пикантных моментов в виде обнимашек и поцелуев, а дальше — «сглазу на глаз» разговоры по скайпу и решительный шаг — встреча друг с другом. По некоторым личным особенностям, Адриан не мог позволить себе выехать из своего города, не то финансовое положение, а вот его парень (после четырёхлетнего знакомства) — да, ведь скопленное за все те годы, что он прожил, давало возможность осуществить свою мечту.
А страх не дремлет. Он говорит тебе: «не смей!» — и ты, веря, что так будет лучше, оттягиваешь момент. Однако, кто сказал, что сын Анатолия Воробьёва уподобится тем слабым, боящимся сделать шаг, даже, если на кону выход из зоны комфорта? Да, Фёдору было непривычно покидать свою комнату, но он решителен, ведь любовь к возлюбленному все невзгоды преодолевает. Так, поругавшись в итоге с родителями и навсегда лишившись их поддержки и наследства, отправился в своё первое путешествие, где спустя пару дней встретился с горячо любимым человеком, — о, эта желанная встреча: удивление, искренний смех, жаркие поцелуи и стремление быть друг с другом, под ритм одного сердца, живя счастливо, не смотря даже на то, что они оба — парни (какая разница — любовь прощает всё!).
***
Через месяц, разбившись в автокатастрофе, Клавдия Балановская и Петроград Балановский отошли на тот свет, оставив светловолосого паренька одного, успев завещать ему пару тысяч рублей и двухкомнатную квартиру, в которой теперь проживает и Фёдор, отдавший все свои деньги Адриану, посчитав, что так будет лучше, да и ему они не нужны были всё же.
Горе большое, как-то залечить нужно было. Человеческая природа такова: трать, пока есть (на нужное, не нужное), а уже потом затягивай пояса и пытайся как-то выкарабкаться. Первый «тектонический сдвиг плит» начинает брать своё «слово» с баловства: тусовки и гулянки, вечеринки и дорогие рестораны на двадцать персон, — не замечаешь, как вместо толстого, набитого красными бумажками кошелька, остаётся одна лишь пустота и невольный вопрос: «а где?» — вот именно, что всё проето, пропито. На все уговоры Фёдора, он лишь бросал улыбку и трепал по волосам, говоря, что так надо, а парень, шумно вздыхая, возвращался к своему излюбленному месту, у компьютера, отвлекаясь ненадолго от тяжких дум, прикусывая до крови губу, — этот металлический привкус порой очень сильно раздражал его возлюбленного, но тем не менее холодными ночами он всё равно ластился к нему, утыкаясь носом в шею; тогда-то брюнет начинал чувствовать умиротворение, кладя руку на голую спину, чутка прижимая того к себе — он только его, и единственный, кому позволено подобное излишество.
Бедность ударила быстро, и тусовщику-транжире пришлось менять свой образ жизни, так как порой доходило до того, что и вовсе не хватало денег (даже тех, что присылала мама Фёдора тайком от мужа, — материнское сердце готово принять всё и простить) на еду. Теперь же вместо сытных полуфабрикатов или дорогих гурманских блюд, на столе могла появиться еда быстрого приготовления или простые овощи. Сам-то Фёдор не ел много, ибо за все годы, что прожил у компьютера, привык усмирять аппетит, чего нельзя сказать о его парне, евшего за двоих, не сожалеющего об этом. Но какое-то неверие всё же закладывалось в их головы: как же так могло произойти, что жизнь облила их холодной водой, лишив всего, что было. Адриану было сложно, он и так не шиковал, а теперь и это — тяжёлые испытания упали на его плечи; держался как мог, просто никто не виноват, что люди обнажают клыки после того, как понимают, что человеку можно привнести страдания, ведь он — уже их «собственность» и можно распоряжаться так, как заблагорассудится.
