Биляна Срблянович - Саранча

Макс. Ах вот как…

Надежда. Часто мне снится бабушка. Ту, знаешь, ту мою бабушку… Помнишь?

Макс. Кто бы забыл.

Надежда. Мне снится, что она умерла, а я об этом не знала. Какие-то рабочие, совершенно незнакомые мне люди, какие-то из работающих на кладбище хоронят ее по чьему-то распоряжению И тут неожиданно в часовне оказываюсь я, прямо возле гроба, одна среди этих людей в синих комбинезонах. Стою, жду, что кто-нибудь появится, выразит соболезнование, что начнется отпевание, или, наоборот, все закончится, что кто-нибудь мне объяснит, как такое могло произойти, что с нами никого нет, как получилось, что моя бабушка перед лицом смерти осталась такой одинокой. Такой совершенно одинокой.

Вот так обстоит дело с этой женщиной. Даже при всем желании трудно чувствовать себя в ее обществе комфортабельно. Максим хотел бы вырваться из этого кошмара.

Макс. Да. Слушай…

Надежда (Надежда не слушает Максима). Потом я вдруг замечаю свисающую из гроба тонкую прядь волос, бабушкиных седых волос, вырванных, запутавшихся, зацепившихся за шуруп.

Макс. Это ужасно.

Надежда. Я подхожу, трогаю эту прядь, разглаживаю ее пальцами. И тут вдруг мне становится ясно, я понимаю, что это мои волосы.

Надежда замолкает. Максим не хочет ее подбодрить, не хочет, чтобы она продолжила. Более того, он хочет, чтобы Надежда замолчала навсегда.

Надежда. Как думаешь, это что-то значит?

Макс ИМ (глубоко вздыхает). Надежда, понимаешь… Я абсолютно в этом не разбираюсь. Я ничего не знаю о снах, ничего не знаю о смерти. Особенно о смерти, совсем ничего не знаю. И не хочу знать.

Надежда (смотрит на него очень сосредоточенно). Смерть вообще не так страшна. Бывают вещи похуже.

Макс. Мне что-то нехорошо.

Надежда. Макс…

Макс. Я чувствую, как что-то давит, что-то давит вот здесь…

Надежда (сосредоточена как никогда в жизни). Максим, послушай меня. Послушай меня внимательно, Сейчас ты встанешь и возьмешь такси. Поедешь прямо в больницу. Остановишь там первого же врача и скажешь, что тебе нужна срочная помощь. Они тебя примут, когда увидят, кто ты. Времени у тебя нет. Ты на грани инсульта.

Максим встает. Надежда устрашающе серьезна.

Макс. Откуда ты знаешь?

Надежда. Отправляйся.

И Максим, к счастью, верит ей. Уходит.

Затемнение

И снова кухня Игнятовичей. За столом отец и сын, они должны о чем-то поговорить, Милан должен что-то сказать отцу, да он бы и сказал, если бы знал, как начать. Прислонившись к стене, стоит Алегра. Она слушает все с каким-то насмешливым выражением лица, если допустить, что десятилетний ребенок может такое выражение сделать умышленно. На ней балетная пачка и верхняя часть тренировочного костюма. Никто не обращает на нее внимания.

Милан. Папа, понимаешь… (Замолкает.)

Игнятович. Что, сын?

Пауза.

Милан. Послушай, я хотел тебе сказать…

Ничего.

Игнятович. Я тебя слушаю!

И опять ничего.

Милан. Видишь ли, вот…

Игнятович. Что я должен видеть, сын?

Милан. Не кричи на меня.

А Игнятович и не думал кричать.

Игнятович. Приходится кричать. Раз ты меня нервируешь.

Милан. Я, значит, тебя нервирую, уже нервирую! А ты даже не знаешь, что я собираюсь сказать.

Игнятович. Конечно, не знаю, раз ты не говоришь!

Милан. И не скажу, раз ты себя так ведешь!

Игнятович. Ну и не надо!

Игнятович встает, чтобы выйти. Игнятович давно уже потерял терпение во всем, что касается его сына. Сейчас видны только последствия.

Милан. Куда же ты? Я сказал, что нам нужно поговорить.

Игнятович. Пощади, сынок, о чем нам говорить?!?

Милан. Сядь, прошу тебя. Я не могу так, на ходу. И я не маленький сынок.

Игнятович садится. Против своего желания, покоряясь, но садится. Алегра молчит в своем углу, она по-прежнему стоит у стены и следит за разговором. Даю вам честное слово — она цинично усмехается.

Игнятович. Вот, я сел. Теперь можешь говорить?

Милан. Видишь ли папа… Понимаешь, те деньги…?

Игнятович. Какие деньги?

Милан. Вот, пожалуйста, ты опять кричишь.

Игнятович. Какие деньги?

Милан. Папа, мы так разговаривать не можем.

Игнятович. У меня нет никаких денег.

Милан. Есть, на книжке.

Игнятович. Они не мои. Это срочный вклад.

Милан. Так разорви договор до срока, папа.

Игнятович. А, вот что? Это невозможно.

Милан. Конечно же, возможно. Это твои деньги, ты можешь делать с ними, что захочешь.

Игнятович. Вот именно. Поэтому я и положил их на срочный вклад.

Милан. Но, папа…

Алегра (вмешивается). Дедушка…?

Игнятович. Что?

Алегра. Показать тебе, что я выучила?

Игнятович. Покажи, солнышко дедушкино!

Милан. Алегра, не сейчас…

Ребенок его вообще не слушает.

Алегра. Я приготовила один номер.

Милан теряет терпение.

Милан. Алегра! Ты слышала, что я сказал?

Алегра. Мне мама помогла.

Игнятович. Мама? Что ты говоришь? Давай, посмотрим!

Алегра бежит на другой конец кухни, на холодильнике стоит CD-плеер, Алегра включает его. Сначала слышна только мелодия, а потом и голос Кола Портера, та же песня «NightandDay». Алегра становится в позицию, чтобы начать исполнение отвратительного детского хореографического номера, одного из тех, которые дети исполняют для родителей и взрослых, к своему несчастью тоже оказавшихся здесь, когда они изображают из себя грациозно движущихся марципановых куколок, в то время как все присутствующие с восхищением следят за каждым их шагом, вздыхая, улыбаясь во весь рот и молитвенно сложив на груди руки, словно прося Богородицу, чтобы это чудо не кончалось как можно дольше.

Милан. Алегра, немедленно выключи это! Ты слышишь, что я говорю?!?

Девочка начинает танцевать, Игнятович улыбается и постукивает пальцами по столу в ритме слащавой мелодии. Милан кричит.

Милан. Алегра!

И словно по команде отца Алегра начинает еще и петь.

Алегра. Night and day, you are the one

Милан. Алегра, я тебе обещаю, ты будешь наказана!

Алегра. Whether near to me, or far

Милан. АЛЕГРА!!!!! (Встает, направляется к плееру выключить музыку.)

Игнятович. Браво, детка, браво!

Алегра продолжает танцевать, теперь она отбивает чечетку как Джинджер Роджерс в каком-то фильме, или по крайней мере так как это делает Джинджер Роджерс, по словам ее мамы. И поет теперь более низким голосом, имитируя джазовое пение.

Алегра. «…There’s an OH such a HUNGRY YEARNING burning inside of me…»

Милан. Я тебя сейчас убью! (Нажимает какую-то кнопку, чтобы выключить музыку, но ошибается и делает ее еще громче.)

Алегра. And this torment won’t be through

Отвратительно.

Игнятович. Браво! Браво!!!

Милан запутался в проводах, внизу, рядом с холодильником, где много что подключено через удлинитель с несколькими розетками, он что-то тянет, вытаскивает, вырвал бы все, если бы мог, в руках держит панель удлинителя, тянет и тянет провода…

Алегра. «Day and night, night and daaaaaaaay»

Одна из вилок наконец поддается, выдергивается из гнезда, Милан по инерции изо всех сил ударяет локтем в стену, падает, по дороге срывает со стены полку с поваренными книгами и другой тяжелой и никому не нужной кухонной дрянью, которая буквально засыпает его. А самое страшное то, что это, оказывается, не та вилка. Милана это сильно и глубоко задевает, но ни его отец, ни его ребенок не реагируют. Игнятович и не видит, что произошло, заваленный Милан на полу находится за его спиной, но зато Алегра видит все отлично. И не только не реагирует, но и с улыбкой заканчивает свой отвратительный номер под душераздирающие звуки скрипок. Вообще-то, может быть это и не хорошо, так часто повторять, что ребенок отвратителен, вот ведь ее дедушка так не думает. Он аплодирует ей изо всех сил.