Стихотворения - Конрад Цельтис

Полно на Мягкой перине лежать и изнеженном ложе.

Мудрость святая всегда теплой перины бежит.

Так возврати же себя ты друзьям и товарищам ныне,

К мудрости если любовь разумом правит твоим.

Остановись и прочти, я прошу, то немногое, путник,

Что на могиле моей выбито кратко тебе.

Ныне я, Вольфганг, покоюсь вот в этой маленькой урне,

Кто среди юношей был некогда славен везде.

Всем хорошо в Ингольштадте известен я был, и догмату

Права гражданского я верно последовал там.

Я почтил докторов и во славе великой магистров

И дорогого отца верной надеждою был.

Было то время, когда город весь был охвачен чумою,

¹⁰ Схитив, внезапно меня яды сгубили чумы.

Путник, ступай, проходя и видя мою здесь могилу,

Вольфгангу молви: вот так жизнь небесам отдана.

Фридрих здесь, медик, обрел свою, о путник, могилу

Схитив, кого погубил разом ужаснейший мор,

Мор, что свирепствовал яро повсюду тогда в Ингольштадте.

Он же, сюда прибежав, умер по воле судьбы.

Если надежным путем есть средство избегнуть страданий,

Каждого здесь все равно рок настигает его;

Так, сотоварищи, все свои умерьте печали, —

В должное время и вас ваша не минет судьба.

Гракх, философия дарит тебе этот скромный подарок,

Цельтиса ты своего часто за то вспоминай.

Евтих, ты хочешь узнать, почему так тучны монахи;

Вот и причина тебе: жирный каплун не один.

Хвалят повсюду сердца семерых неразлучные братьев,

Греки и римляне их в книгах назвали своих:

Это Орест и Пилад, это также Тесей с Пирифоем,

Титий с Дамоном, затем и Никанор и Симах,

И, укротивший впервые коней, — это с Кастором Поллукс,

Низ с Эвриалом, еще Лелий и с ним Сципион.

Тот, кто и море и земли, кто мир соразмерил огромный,

Надвое сам разделил все сотворенное бог.

Первое взорам открыто и чувству доступно, второе ж

Не увидать ни глазам и ни слепому уму.

Ты объясняешь из первых границы и землю, и небо,

Море, которое твердь натрое делит собой, —

Клавдий нам Птоломей это дивным являет искусством,

Кто в сочиненьях своих небо и землю раскрыл.

Он объясненную землю рассек параллелями дивным

Строем и все, что еще в мире огромнейшем есть.

Он ведь с заливами море являет и горы, и реки,

Также озера, еще и острова среди вод.

Он объясняет и климат земель, города и народы,

Те, что размещены в мире повсюду у нас:

Тех, кто под Раком средь зноя, кого раскаляет экватор,

Видит кого Козерог, полюс и тот, и другой.

Мало того, — кто следы оставляет ступнями обратно, —

То — антиподы, они живы под солнцем иным.

Сну ведь один предается, лишь темная ночь наступает,

²⁰ Тот на восходе самом сном освежает себя.

Светлого дня наступленье тебе это ясно представит,

Там где в обоих мирах солнце златое плывет.

Если бы культы богов ты исследовать стал от начала,

Или кто первый богам чтимые храмы воздвиг,

И на условье каком и цари и рожденные править

Жили, и все города, в мире какие ты зришь,

Древних сказанья, — не этого века, но древнего века,

Я это, Цельтис явлю, древности так обучив.

Пусть я от Нина начну, разбирая и персов и мидян,

Как и деянья среди нильских свершенные стран.

Сколь велика была доблесть у греков, затем я напомню

Все, что когда-то сумел Лаций державный свершить.

Отчие после народы исследую разумом мудрым,

Все, что моим свершено краем тевтонским, явлю,

В этом пока не дойду до Эмилия, кто величайший

Мира владыка уже Кесарь над Римом теперь.

Если бы книжки мои вдруг кому-то ругать захотелось,

Будто всегда у меня стих был безмерно игрив,

Музы, скажите ему: кто поет о восторгах Венеры,

Не напугает того старца сурового лик.

Шум превеликий, потрясши орехи, они поднимают

И, хоть и хрупки, звучат громко скорлупки у них:

Этому делу подстать разевает зычную глотку

Свев, когда свева зовут в эти орехи играть.

Зайцу