Риса долго ещё стояла, глядя вслед то одному, то другому. Потом и она пошла обычным своим мягким шагом. Крупные снежинки садились на её усы, касались тёмно-коричневого носа и таяли. Хлопья снега опускались в следы Рисы, и скоро место, откуда разошлась по лесным неведомым дорогам семья рысей, покрылось ровной снежной пеленой.
Риса знала, что рысята ушли насовсем. Но ещё долго они будут оставаться в её памяти, приходить в воспоминаниях, во сне. Зимний белый лес, полный запахов, шорохов и неожиданностей, стал для Рисы уже не таким, как раньше. Теперь он был без её рысят... Она возвратилась к своему обычному рысьему образу жизни - к одиночеству.
У одиночества свои преимущества: оно позволяет более сосредоточенно наблюдать окружающий мир, не отвлекаясь на общение с подобными себе, на выяснение старшинства, на взаимные обязанности. Одинокий житель леса свободен от этого.
Но он не может рассчитывать и на помощь сородичей, на их поддержку. И он повышенно, осторожен, потому что совсем одинок. Он должен рассчитывать только на себя, на свой опыт, на свои силы, на свою удачу.
- Карл!
Риса остановилась. Это был он, старый знакомый, чёрный ворон. Он тоже давно не видел Рису и, видимо, просто поздоровался. И вдруг она поняла, что незаметно начался день, что жизнь её изменилась с уходом рысят и что эта чёрная старая самодовольная птица чем-то близка ей. По крайней мере, сейчас Риса с удовольствием услышала голос Карла. Он словно напомнил ей, что она в своём родном старом лесу, где её знают, где она у себя дома.
И, пожалуй, она была ему рада, потому что в одиночестве самым близким становится тот, кто умней, кто - над всем, благодаря своему уму, опыту, высоте своей. Как этот Карл.
9. ВЫСТРЕЛ
После ухода рысят Риса, во время охоты, снова навестила человеческое жильё, которое теперь пустовало, заметённое тяжёлым снегом. Подошла к крыльцу. Там не пахло человеком, всё было покинуто, заброшено на зиму. Она пересекла замёрзшее озерко, чувствуя себя ещё более одинокой, чем раньше. Вспомнила даже своего давнего приятеля - серого самца, который жил в этих же местах, но уже давно не появлялся. Как-то, ещё в начале лета, когда рысята были совсем маленькими, он вышел на поляну, где играли малыши. Тогда Риса - мощная, своенравная - так на него зашипела, что он надолго исчез с её глаз. Он был отцом этих рысят, но из-за крутого характера Рисы и излишней заботы её о безопасности малышей ему ни разу не довелось поиграть с ними.
В эту ночь Риса рано легла на днёвку. Ещё окончательно не рассвело, когда она выбрала углубление под деревом и улеглась.
В лесу было тихо. Деревья стояли не шелохнувшись, словно устали от мглы и боялись спугнуть приближающийся рассвет.
Вьюжная пора зимы прошла. Днём снег подтаивал на солнце, ночью подмерзал - слежавшийся, колючий, покрытый твёрдой коркой наста.
По утрам по этой звонкой ледяной корке, шурша, проносилась позёмка, ветер гнал по скользким склонам крупинки снега, будто торопился очистить тайгу от следов февраля, и звонко и протяжно подвывал, зазывая в лес уже близкую весну. На деревьях обозначились почки, внутри стволов, в самой их глубине, уже бродили соки жизни.
В такие ночи Риса хорошо спала. Может быть, близкое дыхание тепла, предчувствие весеннего лесного оживания убаюкивало её, вливало успокоение в её насторожённое, взволнованное сердце. Но покой этот был недолгим...
Её разбудил выстрел. Он прогрохотал где-то совсем близко. Она подняла голову и увидела, как неподалёку быстрым галопом бежал Большой Уг. Ему было трудно бежать. Он проваливался, наст не держал тяжёлого зверя. Хорошо ещё, что снег здесь, на опушке, был неглубок. Но наст резал ноги Угу. Рисе были хорошо видны красные брызги на снегу, там, где пробежал Уг. Его преследовал человек, он быстро скользил на лыжах по насту, настигая лося. Лось бежал, высоко вскидывая передние ноги, подняв голову и широко разинув рот. Он, казалось, хотел вдохнуть весь лесной, родной воздух, чтобы найти силы для спасения. И Риса поняла вдруг, что Угу конец. Она прижалась к дереву, мелкая нервная дрожь пробежала по её лапам, по хвосту. Человек выстрелил ещё раз, но, видимо, второпях снова промахнулся, потому что Уг продолжал бежать. Острое ощущение гибели придало сил опытному быку. Он сообразил, где его спасение, - резко повернул в сторону, в гору, на южный склон холма, где лежала Риса и где слой снега немного стаял. Человек не мог его преследовать в гору на лыжах, и лось, быстро взбежав на склон, скрылся за соснами. Человек стоял, держа ружьё на изготовку. И вдруг он увидел рысь, прижавшуюся к корням дерева. У него не бывало колебаний перед выстрелом. Он был готов убить всё живое в лесу. И, едва увидев направленный на неё чёрный глаз ствола. Риса поняла это. Бежать было некуда, и она резко прижалась к земле, стараясь вдавиться в слежавшийся снег, слиться с ним, растянувшись серым живым пластом на снегу.
В это мгновение и ударил выстрел. Человек видел, что рысь так и осталась лежать, не шелохнувшись. Только от головы её поплыло по снегу алое пятно. Он подошёл к зверю. Никогда не встречал он такой крупной рыси. Пнул её носком сапога, повернул на спину - она откинулась, по-мёртвому раскинув лапы и разинув пасть. Он взял её за задние ноги, взвалил на плечо и понёс к машине, стоявшей здесь же, на лесной дороге. Что-то негромко сам себе напевая, он швырнул Рису на грязные доски кузова и сел в кабину.
Жил он в городе, почти в центре, имел свой дом с огородом. Эти старые дома давно собирались снести и построить на их месте новый микрорайон, но всё никак не сносили. Он жил здесь, разводил кроликов, выращивал картошку. Вся его семья - жена, он сам, двое почти взрослых сыновей - прилежно работала на огороде, поддерживала порядок в доме. И непонятно, как в этом трудолюбивом человеке возникла холодная жестокость ко всему лесному. Он в общем-то скрывал свою жестокость. Скрывал и от своей семьи, и от соседей. И, пожалуй, только в лесу был самим собой: ставил запрещённые ловушки, петли, загонял лосей по насту, травил дымом барсуков...
Когда он бросил Рису на крыльцо дома, все домочадцы увидели её. Был выходной, и его ждали с охоты. Жена смотрела издалека, а парни стали ощупывать шерсть, лапы, голову зверя.
- Пап, да она живая! - вскрикнул один из них.
- Ну да... - засмеялся отец. - Уже часа два, как едем, она уж холодная, шкуру трудно снимать будет.
- Да ты потрогай, глянь, она дышит!
- Вот чудеса! - удивился отец. Он внимательно осмотрел рану на голове рыси и не нашёл пулевого отверстия. Он стрелял зарядом, приготовленным для лося, ранение оказалось касательным, и пуля, скользнув, рассекла только кожу лба. От удара Риса потеряла сознание. Перед выстрелом она прижалась к земле, это и спасло её от гибели - пуля прошла чуть выше, едва коснувшись головы.
