носорогов, он бы давно вылетел в трубу.
— Вот он и сказал, что у него нет денег.
Наивный джентльмен, добродетельный христианин, мистер Джонс все не мог поверить. Подозреваю, сомнения у него в душе остались и после того, как разговор закончился. «Да, существуй доктор Ульрих Вольпиккель в действительности, он был бы как раз тем человеком, который помог бы Томми», — думал я, приземляясь в Пизанском аэропорту.
Корреспонденты из «Дейли мейл» успели в пизанский аэропорт раньше. В машине меня ждали только репортер и фотограф — Флавио и его команда возились с Томми. Они без хлопот отвезли раненого обратно в цирк и, судя по всему, он хоть и нетвердо, но стоял на ногах.
— Полицейские и карабинеры сцепились как кошка с собакой вокруг того, кто стрелял, — сказал репортер, когда мы выехали на трассу, ведущую к Масса. — Они даже не пришли к единому мнению, ставить ли случившееся ему в вину или в геройство.
…В сцене, которую я застал по приезде в цирк, не было ровным счетом ничего героического. Томми лежал мертвый. Он рухнул за двадцать минут до моего прибытия. Рассудок у меня помутился от горя и трагической глупости всего происходящего. Это не первый случай, когда сбежавшее из цирка или зоопарка животное гибнет от пуль не в меру ретивых полицейских или милиционеров.
Хотя я был убежден, что все равно мало что мог бы сделать для Томми — если вообще мог что-либо сделать, я решил обследовать огнестрельные раны в попытке выявить местонахождение пуль. Одна рана находилась позади правого уха, другая пробила отвислое ухо, а четыре прошли выше правого бедра. Кроме того, были отметины от трех отрикошетировавших пуль. Пуля, оказавшаяся смертельной, как раз и была той, что прошла позади уха. Работая скальпелем, я пытался отыскать ее. Я углубился по следу сколь мог глубоко, но обнаружить ее не сумел. Скорее всего она застряла где-нибудь у основания черепа. Другие пули также прошли по телу столь извилистыми путями и засели так глубоко, что я не нашел ни одной. Сказать или сделать было больше нечего. Я улетел домой безутешным.
Позднее в том же году я впервые приложил руки к редчайшему и удивительнейшему из носорогов в совершенно других обстоятельствах. Его хозяином был Джон Эспинолл — миллионер, игрок, эксцентрик и вообще человек не от мира сего в глазах многих людей, имеющих отношение к зоопаркам. Может быть, и в самом деле человек не от мира сего, но — в самом лучшем смысле слова. Он основал в Бекесбоурне близ Кантербери и в Порт-Лаймпне близ Ромнейских болот две из самых важных зоологических коллекций в Европе. Его племенное стадо горилл признается многими лучшим в мире и каждый год производит на свет многочисленное потомство, вполне достаточное для планового возвращения целых семейных групп в лоно дикой природы в не столь уж отдаленном будущем. Подальше от любопытного людского глаза находятся помещения, где могут спокойно размножаться разные виды кошачьих. Принадлежащее ему стадо слонов тоже увеличивается в численности путем естественного прироста — а надо сказать, что многие зоопарки не в состоянии или просто не хотят держать слонов-самцов как потенциально самых опасных из млекопитающих. Эспинолл потратил и время, и средства на строительство необходимых помещений для нормального содержания таких гигантов. Ему часто приходится страдать от наскоков представителей прессы, ибо в его зоопарках, как и в любых других подобных местах, не обходится без происшествий, в том числе чрезвычайных. Но почти во всех случаях критика оказывалась малообоснованной с научной точки зрения — причина ее кроется в самой обыкновенной зависти и черной радости чужому горю. Эспинолл — друг-приятель лорда Лукана и еще кучи богачей, которых он принимает в своем «Клубе Керзона»; но для меня он — только преуспевающий владелец зоопарков. Я только одно почитаю в нем за сумасбродство — его привычку к воскресным послеполуденным играм со взрослыми тиграми и гориллами на глазах у публики. Мало того, что это рискованно — пусть даже этот риск невелик, ибо животные с младых ногтей видят в нем авторитетного вожака стада, — он этим подает дурной пример посетителям. Если Асперс, как его называют близкие друзья, может один на один побороться с тигром, то для юного лоботряса, который, дабы произвести впечатление на свою подружку, готов перемахнуть через ограду или просунуть руку сквозь проволочное заграждение и погладить одного из этих свирепых животных, все может кончиться весьма плачевно.
Один из самых значительных проектов Эспинолла последних лет посвящен спасению суматранского носорога. Наряду с хорошо изученными видами носорогов, обитающих в Африке и в Индии, есть более редкие и более исчезающие виды, обитающие в Юго-Восточной Азии. Это — яванский и суматранский носороги. Первых осталось хорошо если полсотни, вторых чуть побольше — сотня-другая.
С благословения индонезийского и британского правительств Эспинолл вложил не один миллион долларов в трудную и требующую много времени операцию по отлову четырех пар из немногих оставшихся суматранских носорогов с целью проведения в жизнь программ разведения в неволе в Джакарте и Порт-Лаймпне — по две пары в каждом месте. В результате почти двух лет поисков и множества экспедиций, проведенных его работниками в индонезийских тропических лесах, удалось поймать первую пару животных и доставить в Кент. Крис Ферли, который был моим ассистентом в течение шести лет на Среднем Востоке и хорошо разбирался в нашей практике, работал теперь главным ветеринарным врачом обоих зоопарков Эспинолла. Когда директор Хоулеттс и Порт-Леймпна (сам по себе великолепный ветеринарный врач, который чуть позже меня получил квалификацию в Глазго) должен был отправиться в Африку лечить горилл, он, как всегда в подобных случаях, попросил нас позаботиться о животных Эспинолла в отсутствие Криса. Словом, когда у одного из суматранских носорогов случилось вздутие живота, мы вместе с еще одним моим ассистентом — Джоном Льюисом, который тоже был нашим помощником на Среднем Востоке, — отправились посмотреть, чем же можно помочь этим малоизученным существам.
Я питаю слабость ко всем носорогам, но сразу же влюбился в суматранских — с их пушистой рыжеватой шерстью и двойным рогом.
Но что особенно впечатляет меня в зоопарках Эспинолла, так это исключительно высокое качество и прихотливое разнообразие пищи, которой здесь кормят животных. Все лучшее, что могут предложить фирмы «Ковент-Гарден», «Биллингсгейт» и «Смитфилд», привозится сюда. Шимпанзе и гориллы вкушают превосходные экзотические фрукты, иные из которых я даже не знаю, как называются. Его слоны и носороги, тапиры и охотничьи собаки — гастрономы зоологического мира. Каждый понедельник для Эспинолла — день особый: в
