На берегу реки поблекшая поляна, окруженная кустами тальника, боярышника и черемухи. Их листья уже тронули первые морозы, и все вокруг в ярких красках.
У куста черемухи горит костер. Возле него Авдо теребит селезня: ощипала тушку, теперь из крыльев с силой выдергивает маховые перья. В шаге от Авдо лежит Назариха и не сводит глаз с селезня. Вот она нетерпеливо облизнулась и подползла немного. Авдо косится на Назариху и улыбается.
— Совсем терпенья у тебя не стало, — выговаривает она. — Шла бы в лес и искала сохатого. Так лень. Старая стала. У костра околачиваешься. Только и думаешь, как бы стянуть что-нибудь. Совсем стыд потеряла.
Назариха слушает, а сама, повиливая хвостом, незаметно, вершок за вершком, подползает к Авдо.
— Однако, не облизывайся, — предупреждает Авдо. — Сейчас ничего не дам. Придет вечер, потом кормить буду. А ты веди Орлика в лес, учи его сохатого искать.
Орлик сидит на берегу реки и с любопытством смотрит на волны. У него широкая грудь, толстые сильные лапы. Черный, только кончик хвоста да скобочки над глазами белые. Пасть огромная. Встретишь в лесу, за медведя примешь. Это сын Назарихи. Авдо вырастила его для меня. Орлику только вторая осень, поэтому он с таким любопытством смотрит на окружающий мир.
Над рекой летают чайки, падают в волны, жалобно скулят. Орлик, видимо, старается разгадать, чем они занимаются. С шумом налетел табун чирков. Орлик вскинул голову и озорно гавкнул. Чирки с шумом взметнулись в небо и скрылись за кустами.
Авдо покосилась на Орлика.
— На кого лаешь, бездельник? — ворчит Авдо и начинает опаливать в костре селезня.
Я заготовил дров для ночлега и теперь чищу ружье. До выхода в тайгу на промысел около двух недель. Чтобы не тратить зря времени, мы с Авдо решили порыбачить и поохотиться на уток и гусей. И вот третий день живем километрах в десяти от села. Сегодня я очень плохо стрелял. Было неловко перед Авдо.
— У тебя, бойё, однако, ружье кривое, — посмеивается Авдо. — Давай его сюда, я выпрямлять топором буду.
— Меня, Авдо, кривое ружье больше устраивает, — отшучиваюсь я. — С ним хорошо будет промышлять медведя — из-за дерева можно стрелять.
— Пошто из-за дерева? — Авдо поднимает на меня вопросительный взгляд.
— Безопасней.
— Если боишься, зачем в лес ходишь? Сидел бы дома на печке.
— Вот я и думаю, зачем занесло меня сюда.
— О леший, бойё. Город совсем кончил тебя, — качает головой Авдо. Лицо у нее строгое, но голос добрый, мягкий.
— Охотник — родня орлу. Орлу небо нужно, охотнику — тайга. В тайге сердце его закаляется. У тебя, бойё, сердце совсем старое стало. А человек со старым сердцем, что гнилой пень, никуда не годится. Иди в горы, и бури разбудят в тебе силы. Тогда ты снова узнаешь, что такое жизнь.
Авдо замолчала. В костре плясали огненные языки. С куста черемухи, кружась, падали огненно-красные листья. В холодном небе печально перекликались гуси, о берег с шумом бились волны.
А из синеватой дали на меня угрюмо смотрели горы. Кто знает, может быть, действительно они бы воспитали из меня хорошего таежника. Но теперь я уже опоздал. Я собрал ружье и щелкнул курками. Орлик прыжками подбежал ко мне и стал ласкаться, тыкаясь мордой в колени. Мы с ним вместе несколько дней, но уже подружились.
— Спасибо за Орлика, Авдо.
— Однако, потом спасибо скажешь, когда из леса придешь. Большой Орлик стал, но совсем еще молодой, шалопутный маленько. Учить его надо.
Слово «шалопутный» Авдо произнесла с какой-то особой теплотой, точно говорила о шаловливом и еще бестолковом ребенке. Я понимал ее. Авдо вырастила мне отличную собаку, но обучить, как надо, не успела, и это ее огорчает.
— А ты разве в тайгу не пойдешь? — спросил я.
Авдо ответила не сразу. Она смотрела через реку на горы, за которые спустилось солнце, охватив полнеба пламенем. Пять лет мы не виделись с Авдо. За это время внешне она почти не изменилась, только походка отяжелела, да в темных глазах застыла грусть.
— Теперь охотник из меня совсем негодный, — заговорила Авдо. В голосе была тоска. — Ноги силу потеряли. Глаза устали: соболя на дереве плохо вижу, стреляю мимо.
Слова ее болью отозвались в моем сердце.
— На одно ружье охотиться будем, — уговариваю я. — Ты места хорошо знаешь. Я буду стрелять. Что спромышляем, все пополам.
— Однако, не дело одним следом ходить. На душе худо будет: Авдо обузой стала.
— Пустое говоришь. Ходили же мы одним следом.
— Тогда я сильная была.
— Так я слабый был. Тайги не знал. Охотиться не умел. И теперь еще прошу помочь. Ведь лучше тебя нет охотника в округе.
— Спасибо, бойё.
Авдо сидела неподвижно, точно устала от этого разговора. А на лес опустились сумерки. В небе перекликались гуси и журавли. Все вокруг было наполнено их тревожным криком. Точно навсегда они прощались с тайгой, с этим удивительным и загадочным миром. От этого и на душе было тревожно. А еще, я никак не мог себе представить тайгу без Авдо. Только с ее легендами, сказками оживали эти горы, приобретали плоть и кровь и жили своей удивительной жизнью.
— Когда-то, шибко давно, в этих местах жил охотник, — заговорила Авдо. — Дочь у него была. И красоты такой, какой на всей земле не найдешь.
Однажды приходит на стойбище богатырь и говорит охотнику:
— Отдай мне дочь в жены.
Охотник ему отвечает:
— Однако, удаль свою покажи. Потом толковать будем.
И стал богатырь показывать свою силушку. Взмахнет пальмой — деревья, как травинки, падают. Ударит кулаком по скале — скалы на сто верст кругом, как песок, рассыпаются. Потом взял лук и пустил стрелу под облака, где орел кружил, — орел камнем упал к его ногам.
Смотрел охотник на богатыря, смотрел, а потом говорит:
— Однако, много лет прожил я на свете, но такой силы и ловкости не видывал. Спасибо тебе, таежный богатырь. Ответь мне на один вопрос, и я отдаю тебе дочь.
— Спрашивай, охотник.
— Скажи, кто на свете сильнее тебя?
— Таежный владыка Тангара наделил немалой силой медведя, только он для меня, как котенок. Крепки скалы, но рушатся от моего удара. Нет в тайге никого сильнее меня.
— Спасибо тебе за ответ. Но теперь, однако, ступай своей дорогой. Когда узнаешь, кто сильнее тебя, тогда и приходи.
Много-много прошло зим. Дочь охотника вышла замуж. Ее дети выросли, охотниками стали.
И вот однажды на стойбище пришел человек, весь белый, как земля зимой. Это был тот богатырь. Поклонился он старому охотнику и говорит:
— Много лет я ходил по земле, пробовал свою силушку. Всех побеждал. А вот старость не мог победить. Старость — сильнее меня.
