Ярослав Даркшевич - Росные тропы

Из деревни, накормив как следует медвежат молоком, я спешно выехал домой. Всех трех нам держать было, конечно, невмоготу, и одного я отдал на воспитание своим друзьям. Оставили себе двоих. На семейном совете, покрутив так и этак, решили назвать медвежат Мишкой и Юлькой.

Через несколько дней я снова надолго уехал в тайгу и об этом периоде жизни медвежат могу судить только по рассказам жены. До двухмесячного возраста обращаться с ними нужно было как с грудными человеческими детьми. Первое время приходилось кормить их из соски пять раз в сутки, начиная с 4—5 часов утра. Причем обоих одновременно, иначе тот, который ждал своей очереди, устраивал настоящий скандал, только что не падал на пол в истерике. Спали медвежата в большом картонном ящике, а в нем, как и в детской кроватке, были и матрац, и клеенки, и пеленки. Естественно, что пеленки приходилось постоянно стирать и сушить. То медвежата засыпать не хотят, то просыпаются не вовремя, то у кого-то из них живот заболел, то еще что-нибудь. Одним словом, дети есть дети и мороки с ними хоть отбавляй. Все бы еще ничего, если бы жене не нужно было ежедневно ходить на работу. Но льготы для матерей на нее, увы, не распространялись.

Когда медвежата немного подросли, появились новые заботы и трудности. Научившись вылезать из ящика, Мишка и Юлька стали быстро завоевывать жизненное пространство. По-видимому, они считали, что наша квартира принадлежит именно им, медведям. Этому немало способствовала педагогическая тактика моей жены. Когда через три месяца я вернулся домой, она пожаловалась, что от медведей спасу нет — носятся по всем комнатам, залезают куда только могут, ободрали когтями диван, погрызли ножки стульев, растрепали несколько книг и справляют свои естественные надобности где попало. «Зачем же ты пускаешь их на весь день в комнаты? — спросил я. — Пусть сидят в коридоре!» «Как ты можешь так говорить?! — возмутилась жена. — Они должны развиваться, а в коридоре им тесно и не нравится». И медвежата развивались. Придумали они себе интересную игру: один медвежонок с разбегу карабкался на дверную занавеску, а другой подпрыгивал, пытаясь стукнуть его лапой. Потом они менялись ролями.

Свой день медвежата начинали по раз заведенному порядку. Нас он, правда, не устраивал, но чем не пожертвуешь ради «детей»! Около шести часов утра мы просыпались от грохота. Это медвежата опрокидывали на пол стул. Повозившись с ним минут двадцать, они переходили к другим видам спортивной программы — бег по комнатам, преодоление полосы препятствий, вольная борьба, бокс, прыжки в высоту, упражнения на занавесках и т. д. Разумеется, часам к семи у Мишки и Юльки появлялся зверский аппетит. Тогда они вспоминали о нашем существовании и требовали пищи.

Если мы не успевали их вовремя покормить, они с рычанием кидались на нас и кусали за ноги. А у четырех-пятимесячных медведей зубы уже нешуточные и челюсти крепкие. Наш десятилетний сын нередко отсиживался в такие моменты на столе. Все мы постоянно ходили исцарапанные и искусанные, особенно доставалось ногам. Наказывать этих сорванцов было нельзя, они просто не терпели насилия. Однажды, смотрю, забирается Мишка на тумбочку, где стоит горшок с цветком. Отругал его, слегка нашлепал и отнес за шиворот в другой угол. Мишка, скользя когтями по гладкому полу, опрометью помчался назад и снова на тумбочку. Я опять снял его и отшлепал. Результат тот же. На третий раз медвежонок решил, что я слишком уж забываюсь и теряю чувство меры. Оскорбленный, он кинулся на меня и больно укусил.

После сытной еды медвежата очень любили вздремнуть часик-другой. Но им обязательно нужно было перед сном пососать что-нибудь. А для этого как нельзя более (с медвежьей точки зрения) подходили наши руки. Мы покорно протягивали их Мишке и Юльке и ждали, когда затихнет сосредоточенное чмоканье. Тогда осторожно, чтобы не разбудить, вынимали руку из медвежьей пасти. Если один из нас отсутствовал или был занят, другому приходилось отдуваться за двоих. После таких процедур на руках оставались красные пятна. И, если кто-нибудь из знакомых, не будучи в курсе наших семейных дел, спрашивал: «Что это у вас с руками?», мы небрежно отвечали: «Да так… медведи…»

В июне, когда подошло время отпуска, мы расстались с нашими питомцами. Я посадил Мишку и Юльку в ящик и отвез в другой город, в цирк, где в это время гастролировал известный дрессировщик хищников. Он и взял медвежат в свою труппу. Недавно мне сообщили, что они живы-здоровы и с успехом выступают на арене. Теперь это крупные взрослые звери, мало чем напоминающие тех забавных существ, которые когда-то жили у нас.

Тысячи незнакомых запахов, тысячи непонятных лесных шорохов.

Лисенку все это было ново: и стволы деревьев, и высокая трава, и бесконечное далекое небо, откуда днем лилось такое щедрое тепло, что хотелось часами лежать у входа в нору и блаженствовать на солнцепеке.

Он просыпался рано, прижав уши, вслушивался.

В глухой чаще невидимый птичий оркестр робко настраивал свои инструменты. Так уже принято в лесу — встречать новый день большим оркестром. Первый аккорд взял дятел. Ударил по сухой сосне, словно в барабан.

И эхо разнесло по всем глухим уголкам: так-так-так! «Поднимайтесь! Поднимайтесь! За работу принимайтесь!» — выстукивал дятел.

Нежной флейтой ему ответила пеночка, засвистел королек, и вскоре все вокруг звенело, щелкало.

А песня неслась через леса, по озерам, и уже где-то над полями жаворонком взлетела к солнцу.

И неугомонно долбил на сосне дятел: тук-тук-тук, тук-тук!

Вскоре лисенок уже различал многие лесные звуки. Он узнал: разный бывает стук в лесу. Целебный стук дятла — и лис приятно жмурится. Стук топора по живому дереву — тогда уже лисенок вздрагивает от гулкого удара и в страхе закрывает глаза.

Совсем рядом, за высокой стеной камыша-рогоза ослепительно сверкало, шумело на разные голоса большое озеро.

Утром, едва первые солнечные лучи перевалили через горные хребты, из камыша поднимался туман и неподвижно повисал над озером. Где-то на другом берегу переговаривались рыбаки. Их было слышно так, словно они рядом, в двух-трех шагах.

Это в утренней чистоте звуки и шорохи скользили через туман по зеркалу воды, словно конькобежец по ледовой дорожке.

По утрам к озеру подходили лоси. Они шумно пили воду, шлепали мягкими губами.

Как-то раз лисенок осмелился уйти подальше от родного озера. Удивительный мир открылся перед его глазами.