Выдра выдала себя тихим шорохом и почти незаметным всплеском воды около прошлогодней осоки. Прошло всего десять — пятнадцать секунд, осока снова зашевелилась, зашелестела, затем слегка раздвинулась, и над травой показалась мокрая голова небольшого зверя, а следом за ней и спина приличной щуки.
Щука не двигалась. Охотник исчез с добычей в кустах. Я дождался вечера, дождался, когда выдра выбралась из засады, спокойно огляделась, спустилась к воде и медленно поплыла в сторону глубокого озера. В кустах, где таилась до этого выдра, я обнаружил два успевших подсохнуть хвоста и такую же обветренную щучью челюсть, рядом лежали остатки и той щуки, которую зверек поймал сегодня при мне.
Хвосты и челюсть никак не походили на остатки недавнего обеда, а половина нынешней добычи была припрятана среди корней и травы. Пока ничего не говорило о тех двадцати килограммах рыбы, которые, по утверждению наиболее рьяных противников выдры, были необходимы этому зверьку каждый день для пропитания.
Оба озера мне были хорошо известны, я знал здесь каждый куст, каждый камень на берегу. На следующее утро я внимательно обследовал все места, которые могли бы служить выдре обеденным столом, но ничего интересного не нашел, вернулся к ручью и обнаружил, что зверек уже побывал здесь…
Вчерашняя щука была съедена, от нее остались лишь хвост и голова. В этот день выдра уже не охотилась, и я мог наконец утверждать, что за сутки она обходится всего одним-двумя килограммами рыбы. Это было не так уж накладно для большого озера, если вспомнить, сколько рыбы похищают навсегда хотя бы те самые курмы, которые устанавливают весной в ручье.
Эта щука показалась мне странной. Она не пряталась, не отдыхала, а, увлекаемая течением, чуть боком плыла по ручью. Хвост рыбины почти не работал. Течение прижало щуку к берегу как раз около моего наблюдательного пункта. Странная рыбина уткнулась носом в траву, и несильная струя стала разворачивать ее хвостом вперед…
Что утомило так эту рыбу: болезнь, нерест, встреча с другим хищником, заборы, поставленные рыбаками и до сих пор оставшиеся в ручье, лесные завалы по ручью?.. Это было тайной самой бедняги, а фактом оставалось — ненормальное поведение… И выдра тут же оценила обстановку.
Так же неслышно, как и прошлый раз, она скользнула в воду, темной быстрой лентой мелькнула по дну, перевернулась на спину, показав на мгновение светлое брюшко, и схватила щуку снизу около головы.
Наверное, у жертвы уже не было сил сопротивляться. Она еле-еле повела хвостом и только на берегу раза два подкинула туловище.
Эту добычу зверь также растянул на два дня. Через два дня маленький рыболов снова занял свой наблюдательный пункт напротив моей засады, снова мимо нас проплывали сильные здоровые рыбы, и снова выдра не обращала на них никакого внимания, как не обращали внимания и те же щуки, затаившиеся под корягами, на весело резвящихся рядом рыбешек.
Летом я часто встречал следы этой выдры и около ручья, и по берегам озера, иногда видел и самого симпатичного зверька. У выдры на берегу озера было гнездо, где подрастали в тот год малыши, малышей надо было кормить, я находил остатки добычи этого неутомимого животного, находил его обеденные столы, никогда не видел там горы костей и всегда верил, что и на этот раз животное предпочло добычу более слабую, менее осмотрительную, и недоверчиво вспоминал при этом утверждения тех рыбаков, которым выдра рвала снасть, — мол, нет вреднее никого в озере, чем выдра…
Выдра тоже носит звание санитара и регулятора численности и качества животного мира. Все это так. А что будет с озером, если выдр разведется там очень много — не уничтожат ли они тогда всех обитателей водоема?
Конечно, нет. Вспомните закон территории, неприкосновенности чужих границ — две выдры не будут жить там, где можно охотиться только одному зверьку. Территория, дом, достается животному не на один день, не на сезон, чтобы опустошить хозяйство и уйти дальше — владения выдр сохраняются из года в год, и хозяева по-своему ревностно следят, чтобы пища не переводилась, — они не допустят перенаселения личного владения и выдворят из него конкурента. И только тогда, когда кто-то необдуманно поселит нескольких хищников на небольшой территории, оградит ее, не посчитавшись с законом территории данных животных, не обеспечит животных необходимой пищей, только тогда выдры, волки, медведи могут опустошить озеро, поле, лес. Пока же существует закон территории, закон «личного дома», обеспечивающего животного пищей, природе ничто не грозит…
Закону территории покорны и охотничьи собаки. Но в жизнь этих животных давно вмешался человек, и теперь хозяйство пса — это то место, где находится его владелец.
В деревне владения собаки — дом ее хозяина. Крыльцо, огород, куцые задворки, лужок под окном — вот и весь «дом» Шарика, Моряка или Пальмы. Но какое дело Тобику, Налетке, Дамке до того, что территория, отведенная им под личное хозяйство, слишком мала, — ведь за пищу для них отвечает человек. Это он, человек, захотел держать около одного дома сразу несколько псов. Это он, человек, навсегда запретил совершать охотничьи походы в соседние курятники и на скотный двор — так пусть он, человек, и беспокоится теперь о завтраке, обеде и ужине для своих собак. И собаки получают пищу из рук человека, и количество и качество этой пищи никак не зависит от размера личного участка, занимаемого собакой.
Кажется, мир и благополучие пришли к собакам — собаки перестали быть хищниками, их никто не преследует, они научились сторожить дом, отыскивать в лесу белку и куницу, а за это получили внимание и заботу людей. Все это так, но рядом с новым качеством собак и других животных, в законы жизни которых вмешался человек, может таиться очень серьезная опасность…
Давайте заглянем в небольшой, запретный для охоты участок леса, где живут лоси. Лосей здесь подкармливают — для них заготавливают ветки осин, веники, сено. Давно в таком оберегаемом лесу человек уничтожил волков, рысей, медведей — теперь врагов у лосей нет. Есть в достатке пища — кажется, пути к беззаботному существованию открыты, и лоси начинают усиленно размножаться. С каждым годом лесных быков и коров становится все больше и больше, прежние подношения человека уже не устраивают, и лоси в поисках пищи начинают расходиться в разные стороны. Они покидают стены созданного для них дома и подчас оказываются в условиях, мало похожих на жизнь в тайге. Не находя поблизости широких болот, густых зарослей осинника, высокостойных трав, лоси принимаются уничтожать молодые леса, посаженные человеком. Они пасутся теперь в сосновых и березовых посадках, уничтожают лесопитомники. И человек бьет тревогу — безобидные, мирные животные, законы жизни которых однажды попытался изменить человек, обернулись вредителями тех же пригородных лесов.
