— Так объясни наконец, что это мы с тобой делаем?
— Удерживаем веревку, — ответил я. — Вдруг порвется, и он уйдет?
Боб на секунду задумался.
— Так ведь дружными усилиями мы ее скорей порвем! — сказал он.
Как я не сообразил этого с самого начала! Только тут я понял, какими глупостями мы занимаемся.
Мы отпустили веревку и повалились на траву передохнуть. Успокоился и кайман. Мы решили, что самым лучшим шагом будет такой: обвязать зверя запасной веревкой на случай, если он таки порвет первую. Мы ринулись дом, разбудили Мак-Турка и, вооружившись веревками все вместе помчались назад.
Кайман по-прежнему тихо-мирно лежал между лодок; создавалось впечатление, будто борьба за свободу вконец изнурила его. Мак-Турк забрался в одну из лодок, отвлекая на себя внимание каймана, а я, спустившись с уступа, с величайшей осторожностью накинул ему на морду петлю и туго затянул ее. Теперь, когда челюсти были обезврежены, мы почувствовали себя в большей безопасности, осталось справиться только с его хвостом. Вторую петлю мы затянули у каймана на груди, а третью — вокруг основания его толстого хвоста. Пока мы затягивали эти путы, он дернулся раз-другой, но весьма нерешительно. Убедившись, что уж этих-то веревок ему не порвать и не скинуть, мы разбрелись по своим гамакам, подвешенным на ветках; но крепкий сон в ту ночь ни к кому из нас так и не пришел.
Самолет должен был прилететь в полдень, но до его прибытия нам еще оставалось переделать массу дел. Коллекцию животных, за исключением муравьеда, мы перевезли через саванну к взлетно-посадочной полосе на джипе и оставили под присмотром индейца. Покончив с этим, мы принялись за самую сложную операцию: нужно было как следует опутать каймана веревками и вытащить на берег, чтобы как можно быстрее доставить его на джипе к самолету.
Прежде всего следовало привязать к туловищу его короткие толстые лапы, и с этой задачей мы легко справились; зато следующая часть операции оказалась посложнее. Задача заключалась в том, чтобы подвести кайману под брюхо длинную доску и привязать его к ней. С этим пришлось повозиться, так как рептилия лежала на мелководье и ее туловище и хвост почти полностью ушли в грязь. Подвести под него доску оказалось возможным, только предварительно вытолкнув его на глубину. Но вот этот этап преодолен, переходим к следующему… Ох, и попотели мы, когда тащили крокодила! Мы всей дружной командой — Мак-Турк, Боб, восемь индейцев и ваш покорный слуга — провозились с этим целый час: берег был топкий и скользкий, так что то и дело кто-нибудь из нас падал, ну, а уж если вся наша сплоченная бригада разом оказывалась в грязи (бывало и такое!), то тело каймана ползало вниз на несколько драгоценных дюймов, отвоеванных от реки. Наконец — о радость! — нам удалось перевалить зверюгу через береговой откос и разложить зеленой травке: как-никак ему тоже отдых нужен. Ну а мы, мало того что промокли как мыши и с ног до головы были залеплены грязью, так еще с нас катился градом пот.
Рептилия оказалась длиною футов четырнадцать, ее голова по толщине не уступала моему туловищу; спина и шея покрыты крупными шишками и наростами, а блестящий чешуйчатый хвост, похожий на ствол дерева, играл тугими и твердыми, будто железо, мускулами и был увенчан высоким зубчатым гребнем, каждая из треугольных чешуй которого была с мою ладонь. Верхняя часть его тела была пепельно-серого цвета, только кое-где покрытая зелеными пятнами еще не отсохшего ила, а брюхо ярко-желтое. Его черные как смоль, окаймленные затейливой золотой филигранной сеткой глаза размером с грецкий орех смотрели немигающим свирепым взглядом. В общем, зверюга — лучшего не надо.
Мы оставили его в тенечке, а сами отправились на погрузку муравьеда. Как и следовало ожидать, он снова задал нам всем жару: шипел, фырчал, махал лапами, так что, когда машина, прыгая по кочкам, понеслась через саванну, мы всей гурьбой держали его, дабы он еще чего-нибудь не натворил. Его откровенное нежелание идти на сотрудничество с нами привело к сильной задержке: еще мы только выехали, а уже до наших ушей долетело комариное пение авиамоторов, а когда мы подкатили к взлетно-посадочной полосе, самолет садился. Я подбежал к нему и, к великой радости, увидел, что Смит прислал нам массу ящиков и клеток. Времени оставалось в обрез: надо было срочно распихивать животных по ящикам и клеткам и мчаться назад за кайманом.
— Значит, так: ты займешься капибарами, а я муравьедом, — сказал я Бобу.
Муравьед, никогда прежде не бывавший в клетке, взбунтовался и галопом поскакал вокруг нее, не давая себя поймать. Я тщетно пытался остановить его и запихать внутрь, но вскоре мы оба устали и остановились. Я в отчаянии огляделся по сторонам: кого бы позвать на помощь? Бобу было не до меня: он стал пленником капибар. Они страшно испугались самолета и принялись крутиться вокруг Боба, словно вокруг майского дерева, наматывая на беднягу все новые витки веревок, а бедный Боб кружил, пытаясь освободиться, так что ему самому бы кто помог. На мое счастье, тут мне на выручку подлетел Мак-Турк и мы дружными усилиями засадили муравьеда в клетку. Затем мы распутали Боба, рассадили по ящикам капибар и погрузили их в самолет со всей остальной частью коллекции. Когда со всем этим было покончено, ко мне подошел Мак-Турк мрачнее тучи.
— Каймана в самолет не пускают, — сказал он.
— Почему?! — спросил я, застыв от ужаса.
— Пилот говорит, что и без него тесно. Тут дело вот в чем — на следующей остановке они берут на борт груз говядины.
Я умолял, уговаривал и так и эдак — все напрасно! Вне себя от отчаяния я доказывал хозяину воздушной колымаги, что при кажущейся величине рептилия будет едва заметна в самолете и что я готов даже усесться на нее верхом, чтобы не занимать места — тщетны были все усилия! С упорством, достойным лучшего применения, пилот повторял одно и то же:
— Крокодилам нельзя! С крокодилами нельзя!
Мы бросились к Мак-Турку.
— Попробую отправить его следующим рейсом, — сказал он. — Вы пока договоритесь в Джорджтауне и дайте я мне знать.
Итак, с тяжелым сердцем я поднялся в самолет, оставляя в Каранамбо своего каймана-гаргантюа. «Сам ты говядина!» — про себя клял я пилота, испепеляя его взглядом.
…Мак-Турк помахал вслед самолету, с ревом набиравшему скорость над золотистой травой. Еще немного — и под нами распростерлись бескрайние просторы саванны. В иллюминатор мы увидели крохотную фигурку Мак-Турка, возвращавшегося к джипу; полоску деревьев вдоль мерцающей реки — то самое место, где мы поймали каймана. Вот самолет круто развернулся — и мы взяли курс на Джорджтаун. Далеко впереди, в седом тумане, начинался огромный лес, прорезанный лентами стремящихся к океану рек. А саванна — бескрайняя, безмолвная, раскрашенная солнечным светом в золотой, зеленый, серебристый и еще Бог знает какие цвета — осталась позади.
Глава седьмая
Кое-что о крабоядных собаках и птицах-плотниках
…Вот уже минули сутки, как мы вернулись в Джорджтаун. Муравьед и все остальные, как мы их называем, «экземпляры», устроены в уютных клетках и неплохо свыклись со своим новым окружением, чего никак нельзя сказать о наших с Бобом мятежных душах. После всей той раздольной жизни, которую мы вели на просторах Рупунуни, в сутолоке города было тесно и трудно дышать, и хотелось только одного — убраться отсюда, и чем скорее; тем лучше. В одно прекрасное утро Смит явился ко мне с крайне самодовольным выражением на лице.
— Послушай, не ты ли заикался, что в следующую экспедицию хочешь в край ручьев, за Чирити? — спросил он.
— Ну да, по-моему, это и в самом деле неплохая идея.
— Так вот, — сказал Смит, задрав нос. — Я нашел тебе провожатого, лучше не придумаешь! Первоклассный охотник, знает местность как свои пять пальцев, а уж местных жителей — спроси любого, его там каждая собака знает! Уж он-то, будь покоен, раздобудет нам зверюшек!
Наш благодетель явился во второй половине дня. Это был коротышка-индус, чем-то похожий на кокосовый орех. Льстиво улыбаясь, он обнажал сверкающий ряд золотых зубов, а когда он заливался жирным, липким смехом, то его похожее на кучевое облако брюшко колыхалось, словно трясина. Да и одет он был как-то совсем не по-охотничьи: шикарные брюки отличного покроя, малиновая шелковая рубаха — неужели в этом топать по лесам и болотам? И все-таки, коль скоро мы так рвались в край ручьев, а он уверял, что там ему все знакомо, я решил — черт с ним, возьмем! Мы условились, что наша отважная троица — Боб, Айвен и ваш покорный слуга — встретятся с ним завтра у места посадки на паром.
— Не беспокойтесь, шеф, — сказал мистер Кан, в очередной раз одарив меня масленой улыбкой и ослепив блеском зубов. — Вот увидите, мы с вами наловим столько всякого зверья, что девать будет некуда!
