Слониха-пациентка - Дэвид Тейлор

побега, юристы из команды Лингарда сообразили, что слишком мало будет опутать судебным запретом только одну авиакомпанию. Как раз в тот момент, когда наш самолет благополучно приземлился на французской земле, они наложили судебный запрет на действия месье Спека и отеля «Меридиен», лишив их права перевозить дельфинов куда бы то ни было. Поздно, голубчики, поздно, птички-то уже упорхнули! Какое счастье для Немо и Лимо, что канцелярские крысы не додумались до этой тактики сутками ранее…

Темперамент обоих дельфинов и впрямь радикально изменился буквально с момента прибытия в Антиб. Они уже больше не хватали меня за пальцы и не пищали так жалобно. Они сделались моими добрыми друзьями, играли в свои дельфиньи игры, а главное, на глазах делались пухленькими. Тем не менее результаты анализов крови оставляли желать лучшего — это значит, что еще не изжита хроническая инфекция. Они и ныне, когда я пишу эти строки, проходят курс лечения.

Разумеется, история со спасением Немо и Лимо вызвала большой шум в прессе и на телевидении; французское правительство поздравило аквапарк с блестяще проведенной операцией. А Брижит Бардо, которая живет от аквапарка неподалеку и ныне развивает активную деятельность по защите животных, пообещала, что, если кто-нибудь попытается забрать дельфинов обратно, она тут же приведет армию единомышленников и блокирует ворота аквапарка. Все без исключения представители высшего общества, посещавшие аквапарк, желали сфотографироваться рядом со «счастливо спасенными». Сколько раз мэры, королевы красоты и короли репортажа поднимали над бортиком бассейна бокал шампанского, провозглашая тост за Немо и Лимо! Надо ли думать, что люди Лингарда рассудили иначе. «Банальные похитители и воры», — вот как они называли нас с Джоном. Пускались темные слухи о подключении к этому делу Интерпола. Что ж, с точки зрения буквы закона мы и в самом деле посягнули на чужую собственность. Что ж, воры так воры. Готов покаяться! Вот только спорам между месье Лингардом, отелем «Меридиен» и аквапарком конца не видно. Адвокаты, представляющие интересы владельца дельфинов, аквапарка и отеля «Меридиен», периодически встречаются то в Каире, то в Марселе, то в Париже, и никакого света в конце тоннеля. Наблюдая за тем, как резвятся Немо и Лимо под лучами провансальского солнца, я все более убеждаюсь в том, что мой дебют на стезе международного криминала — одна из самых полезных вещей, которые я когда-либо предпринял. Не думаю, что за это по мне плачет гильотина.

Китайская астрология присваивает каждому году двенадцатилетнего цикла имя какого-нибудь животного: год собаки, год крысы и так далее; по завершении же цикла все повторяется сначала. Но нет в этом цикле уникального, воистину китайского животного — большой панды. Несмотря на это, 1986 год однозначно стал для меня годом панды. И надо сказать, панды с очень непростой судьбой…

Все началось с того, что мне порядком намял бока мой молодой друг, самец большой панды по кличке Чу-Лин, рожденный в Мадридском зоопарке от матери Шао-Шао в результате искусственного осеменения. Теперь Чу-Лин был уже вполне взрослым, но по-прежнему обожал шумные игры на траве со своими смотрителями Марио и Анхелем. Приученный почти сразу после рождения к контакту с людьми, он был довольно легким для обследований пациентом: позволял себя гладить, чесать за ушами, тыкать в живот и даже измерять себе температуру, когда дремал, — а дремлют панды примерно до десяти часов в день. Панды, да еще вот так приученные к контакту с человеком, имеются в немногих зоопарках, так что удача погладить их, когда они не спят, мало кому выпадает — не говоря уже о том, что это небезопасно. Кстати сказать, шкура у большой панды отнюдь не такая мягкая и приятная, как вы могли это себе вообразить. Она как раз довольно жесткая и жирная, зато служит надежной защитой в холодных и сырых бамбуковых лесах.

Хотя в животном мире у меня есть свои фавориты (пожалуй, больше всего я люблю лягушек!), мне очень дороги и большие панды, особенно те, что живут в Мадридском зоопарке. Питаю склонность к этим зверям не только из-за их большой редкости и из-за того, что с трепетом отношусь к возложенной на меня ответственности за них, — но и потому, что им присуща загадочность, некая врожденная тайна. Я часто могу проникнуть в душу шимпанзе, слона или тигра — я знаю, о чем он (или она) думает, что чувствует, — но, вглядываясь в маленькие темные глаза панды, я не вижу ничего, кроме своего миниатюрного отражения. Даже когда мы вместе играем, мне кажется, что он спокойно, по-восточному высмеивает меня — примерно так же, как китайцы, унаследовавшие более древнюю, чем мы, культуру, часто смотрят на людей с Запада, которых они называют «гвайло» — «иностранные дьяволы», из-под маски бесстрастия. В последние несколько лет мы многое узнали о большой панде, или, как ее называют китайцы, «пи» или «Дасионгмао» («большой медведь-кот» или «пожиратель меди и железа»). В частности, мы открыли, что он тяжел на подъем и проходит в среднем около полукилометра в день и что, кроме своего излюбленного бамбука, он поедает еще дикий пастернак, морские водоросли и еще около сотни других видов растений, а иногда и животных вроде обезьян, молодых косуль и грызунов, если, конечно, ему удастся их поймать. Но я так и не пойму, о чем панда думает: к ним еще труднее проникнуть в душу, чем к медведям, с которыми у них лишь отдаленное родство ^[13].

Я отправился в Мадрид с телегруппой компании «Бордер телевижн» для съемок нескольких эпизодов с целью показа их в популярной детской программе «След природы». Мы отсняли сюжеты о луговых собачках, тиграх, окапи, драконах комодо, а затем перешли к большим пандам. Сначала я под легким наркозом удалил ультразвуком зубной камень у старого самца Чанг-Чанга (эту процедуру мне приходится проделывать раз-два в год: отложение зубного камня вызвано специально прописанной ему жидкой диетой). Затем мы решили отснять сюжет о диете панд, а в конце поразвлечься с молодым Чу-Линем — прежде мне уже доводилось играть с ним в пятнашки.

Но тут начались проблемы. Я стал рассказывать перед камерой о бамбуке и о том, как