Следующую остановку мы сделали у озера Киву, где окружной чиновник дал нам охрану. Дороги у озера оказались в ряде мест перекрыты потоками лавы, на них было очень много опасных крутых поворотов.
Куда бы мы ни направлялись, перед нами всегда возникал силуэт вулкана Ньирагонго. И с наступлением темноты мы наблюдали захватывающее зрелище: над бурлящей лавой, стекающей по склонам вулкана, одно за другим поднимались красные облака. На следующем этапе пути руководство Национального парка предоставило в наше распоряжение проводника и носильщиков, чтобы помочь нам совершить восхождение на гору. Нам порекомендовали разбить лагерь метров на сто ниже края кратера, где слабее действие ядовитых сернистых паров.
Поднимаясь наверх через заросли тропического дождевого леса, я заметила много таких растений, которые не росли в Кении. Я, конечно, знала, что в Национальном парке строго запрещено рвать какие бы то ни было цветы, но не могла удержаться от соблазна сорвать и зарисовать ярко-красную орхидею (Polystachya kermesina) и Begonia wollastonii. При этом я чувствовала себя вдвойне виноватой, поскольку не только нарушила правила, но к тому же была гостем директора д-ра де Вилде. Я успокаивала свою совесть мыслью, что зарисовки могут иметь какую-то ценность для ботаников. Когда мы вернулись, я призналась в своем преступлении, на что мне вежливо, но твердо было сказано, что рисунки будут конфискованы и отправлены в Антверпен и что меня могут ожидать и другие последствия. Однако на протяжении нескольких лет никаких последствий я не дождалась, если не считать, что я получила третий том «Семенных растений в флоре Бельгийского Конго», изданный Институтом парков. В нем я увидела свои зарисовки, использованные в качестве цветных заставок; с книгой пришла также благодарственная записка от директора, в которой говорилось, каким ценным вкладом в это роскошное издание оказались мои рисунки.
Только поздно вечером мы добрались до подходящей для лагеря площадки у вершины вулкана. Мы прошли к его краю. Ветер относил дым, поднимающийся из кратера, в противоположном направлении, и поэтому все хорошо было видно. Центральная почти двухсотметровая стена кратера отвесно поднималась с плоского дна, имеющего круглое отверстие посередине, откуда поднимались темно-красные клубы пара, сгущавшиеся в мощные облака и вырывавшиеся высоко в небо. Нас оглушило неистовое клокотание лавы, кипящей где-то глубоко внизу.
Зрелище было поистине грандиозным. Мы с Джорджем сидели в полном молчании, день угас, и мерцающие огненные облака поднимались в черную бесконечность. У меня было впечатление, будто я наблюдаю нечто такое, чего человек никогда не должен видеть: недремлющие силы природы, создающие нашу планету.
Позднее мы поднялись на другой вулкан — Ньямлагиру. Несколько лет назад мы с Салли Атсат наблюдали, как он извергал лаву в озеро. Теперь его огромный кратер бездействовал, лава в нем застыла, и нам было разрешено пересечь его на свой страх и риск. Мы обнаружили, что в главном кратере находилось несколько меньших очагов извержений на различных стадиях остывания, которые были соединены между собой излившейся в разное время лавой. На пластах пемзы громоздились обломки с острыми, как, ножи краями; огромные валуны застряли между отдельными скалами, что как часовые возвышались над собранной в гармошку коркой лавы, из которой со свистом прорывались зловонные сернистые газы.
Часто под ногами я ощущала пугающую пустоту и боялась, что корка лавы не выдержит моего веса и я провалюсь в кипящий лавовый котел.
Наша экспедиция была, несомненно, рискованной, возможно, даже безрассудной, но нас влекло неудержимое желание заглянуть в мир, который обычно мы лишены возможности видеть.
Несмотря на все великолепие вулканов, мы никогда не теряли надежды увидеть лесных горилл, и поэтому, когда добрались до Луберо, где обитают эти обезьяны, мы зашли к инспектору по охране диких животных и попросили разрешения на их поиски. Гориллы очень строго охраняются, и, только доверяя Джорджу как своему коллеге, он согласился удовлетворить нашу просьбу. Инспектор оказал нам большую помощь: учитывая, что мы торопились и что леса, в которых обитали гориллы, труднопроходимы, он послал сначала несколько человек обнаружить их местонахождение. Как только они возвратились, мы отправились в путь.
Молча шагая друг за другом в сопровождении тридцати загонщиков, мы карабкались через поваленные деревья и путались в лианах, то поднимаясь вверх, то спускаясь вниз по крутым склонам. Иногда до нас доносился очень сильный запах горилл, и несколько раз наш проводник чуть не столкнулся с вожаком стада. В отличие от других приматов, во главе группы которых стоит самка, у горилл семью охраняет самый старый самец. Нам лишь мельком удалось увидеть, как две самки пересекали лесную поляну, каждая из них прижимала к груди своего детеныша, прыгая на трех лапах.
Устав от изнурительных поисков, мы присели отдохнуть и послушать страшные рассказы наших загонщиков о грозных гориллах; для убедительности некоторые из них даже показывали шрамы на своем теле. Неожиданно из зарослей появился вожак горилл, пронзительно закричал и бросился прямо на нас. К счастью, он споткнулся о ветку и упал. Мы вскочили на ноги, а горилла внезапно исчезла. Однако проводник сказал, что нам лучше вернуться домой, так как если мы будем и дальше преследовать эту гориллу, то она может снова напасть на нас. Пришлось последовать его совету.
Мы видели горилл восемь раз, что уже само по себе было большим достижением, поскольку другим за многие дни поисков не удается ни разу даже мельком увидеть их.
Джордж давно мечтал посетить станцию по приручению слонов Гангала-На-Бодно[26], где африканских слонов обучают работать. Этот эксперимент был начат в то время, когда намечалось осваивать часть Конго, недоступную для транспорта. В Индии, где слоны менее крупные и более послушные, их уже давно обучили служить человеку. В возрасте примерно четырех лет слона отделяют от стада и связывают веревками. В сопровождении двух уже прирученных слонов его доставляют на станцию и помещают в загон. Когда наступает время обучать слона ложиться, сверху опускают ему на плечи обитую чем-либо мягким деревянную колоду и слегка надавливают. Первый этап выработки у слона послушания обычно занимает четыре дня.
К сожалению, более сильного и более упорного африканского слона обучать гораздо труднее. Чтобы заставить его ложиться, ему цепями медленно тянут ноги — передние вперед, а задние назад — до тех пор пока бедное животное не падает на землю. Впоследствии такие слоны повинуются малейшему прикосновению или приказанию своего погонщика. Впрочем, бывали и несчастные случаи среди людей, проработавших со слонами много лет. Объясняется ли это непредсказуемым характером дикого слона или старинной легендой о том, что «слон ничего не забывает»? Что бы ни соответствовало истине, мои симпатии на стороне слона, поскольку, на мой взгляд, силой ничего конструктивного добиться нельзя.
