чтобы мы приняли в подарок его безделушки: кубинцы вроде Хайме, как и многие бедные люди по всему миру, неподдельно щедры и горды, и мы бы нанесли Хайме большую обиду, если бы отказались принять его дар.
Наш разговор, сопровождаемый обильными возлияниями «Дайкири», перешел на Хемингуэя и его старого шкипера Грегорио. Кто знает, вдруг он еще жив? Живехонек, сказал Хайме, и обитает со своей женой здесь, в деревне. Роберт горел желанием встретиться с человеком, который, как нередко приходится слышать, послужил прообразом героя рассказа «Старик и море». Хайме тотчас же вызвался сбегать к почтенному Грегорио, и, если тот захочет явиться, привести его сюда.
— Ему сейчас далеко за девяносто, а как выпьет доброго рому, так сразу годы с плеч долой, — сказал Хайме и шагнул за порог.
Почтенный Грегорио был высок ростом, как и положено бравому мореплавателю; годы лишь чуть-чуть ссутулили его. Открытое, доброе лицо и ясные глаза. Его яркая испанская речь не была столь протяжной, как обыкновенно у кубинцев, и он не обрубал концы слов. Это потому, сказал он, что прожил на Кубе лишь последние восемь десятилетий своей жизни, а прежде жил на Канарских островах, пока не эмигрировал оттуда. Хайме оказался прав — ром словно возвращал нашему гостю молодость! По мере того, как день клонился к закату, на нашем столе все росла батарея пустых бутылок с этикеткой «Гавана Клуб», но речь Грегорио по-прежнему оставалась ясной и язык ничуть не заплетался. Нет, он не был прототипом героя «Старика и море», объяснил он, но ему запомнился эпизод, который, возможно, и подал Хемингуэю идею написать этот рассказ. Как-то раз они вышли в море на лодке, и по дороге к рыбным местам писатель, как всегда, углубился в чтение; но вот когда лодка довольно далеко отошла от берега, Хемингуэй увидел крохотный ялик, в котором находились старик и мальчик. Старик учил мальчика ловить рыбу. Хемингуэй велел своему шкиперу подойти поближе — не захотят ли поболтать о том о сем, а заодно угоститься холодным пивком? «Прочь отсюда!» — заорал старик, и Грегорио ничего не оставалось, как подчиниться. Но затем, к концу дня, Хемингуэй попросил Грегорио вновь поискать этих людей; искали, искали, но все напрасно. Сколько они потом ни расспрашивали по всему Кохимару и окрестным рыбацким деревушкам, никто про них ничего не знал. Шли месяцы, а Хемингуэю так и не удалось выйти на след старца и мальчика.
Но вот наконец мы с Робертом до предела накачались «Дайкири», между тем как Грегорио и Хайме благополучно доканчивали пятую бутылку рому. Мы решили, что настало время прощаться; но не могли же мы прежде не отвезти Грегорио домой! Уже в машине он сказал мне, что у него имеется превосходная коллекция автографов знаменитостей, которых, главным образом перед революцией, как магнитом влекло на Кубу легендарное имя Хемингуэя.
— Знаешь, — сказал он, — есть одна особа, автограф которой я желал бы получить больше, чем чей-либо еще.
— И кто же это?
— Маргарет Тэтчер. Ох уж эта бабенция!
— Так ты… поклонник нашего консервативного премьер-министра?
— Да помилуй, что может быть общего между реакционным капитализмом и этой горячей девчонкой! О, как бы мне хотелось затащить ее к себе в постель! — сказал нестареющий морской волк и тут же с места в карьер принялся расписывать свои неувядающие мужские возможности.
Я сказал Грегорио, что устроить ему свидание с Маргарет Тэтчер мне вряд ли удастся, а вот карточку с автографом попытаюсь раздобыть.
— Сердечно благодарен вам, доктор! Повешу на стену — это добавит еще твердости моему карандашу, — заключил он, когда мы обменялись прощальными рукопожатиями.
Вернувшись в Англию, я сел за письмо премьер-министру. Подробно описал, какую преданность высказал ей старый кубинец (опустив, конечно, плотские аспекты). И что бы вы думали — прошло время, и я получаю от нее фотографию с подписью: «ДОРОГОМУ ГРЕГОРИО С САМЫМИ НАИЛУЧШИМИ ПОЖЕЛАНИЯМИ. МАРГАРЕТ ТЭТЧЕР». Теперь эта фотография — лучшее украшение его коллекции и висит, как он и обещал, у него над кроватью.
Плотники из Гаванского университета представили ящик для акулы в должный срок. Выглядел он великолепно. Мы установили в положенном месте насос, трубки — можно экспериментировать. Профессор Гитарт нанял на целый день грузовик, и рано утром мы опорожнили бассейн с акулами, чтобы достать самую крупную. Как и следовало ожидать, попытка посадить ее в ящик спровоцировала вселенское побоище. Опять пришлось действовать вшестером против одной. Но вот наконец хищница усажена в ящик, вставлены распорки, залита вода, проверена батарея, завинчена крышка с прозрачным окошком — вроде нормально. Теперь можно было ставить ящик в кузов. Мы с Робертом устроились рядом. Шофер будет катать нас по Гаване каким сам захочет маршрутом, пока в баке не кончится горючее. Тогда за руль сядет его сменщик, а нас подменит доктор Фернандес.
Эта поездка по ухабам Гаваны оказалась неортодоксальным способом знакомства с городскими достопримечательностями. Все, что от нас требовалось, — поглядывать на акулу, не порозовеют ли какие части (признак недостатка кислорода), и в случае какого-либо происшествия, требующего немедленной остановки, постучать по крыше кабины. Итак, берем на себя роль акульих нянек и поехали кататься по шумным и колоритным, несмотря на облезлость зданий, улицам. Пахнет морской солью и сигарами, несутся потоки машин, в основном американских, 1940–1950-х годов выпуска, — просто удивительно, как такие еще на ходу! Ну а Роберт, в жилах которого течет уругвайская и англосаксонская кровь, и, кроме того, лучший из известных мне природозащитников, еще и неплохо искушен в политике, — Роберт всю дорогу посвящает меня в тонкости латиноамериканского политического мира! В общем, поездочка обещала быть приятной во всех отношениях.
Так оно, в сущности, и получилось. Выехав из Аквариума, мы покатили по Мирамару, вдоль Малекона, свернули на Авенида-дель-Пуэрто, затем на О’Рейли… По-видимому, акула тоже была довольна жизнью, хотя я заметил, что, когда водитель резко жал на тормоза, она принималась бить вправо-влево своим незакрепленным хвостом. Прошел час, затем другой… Вот уже в четвертый раз проезжаем мы по Авенида-де-лас-Мисионес, и уже в восьмой раз нашему взору предстает флюгер «Ла-Хиральда» в виде женской фигуры, венчающий башенку старинной крепости. И вот мы в очередной раз свернули на широкий проспект, идущий от набережной к отелю «Свободная Гавана», бывшему «Хилтону».
Мы подъезжали к светофору, когда на нем внезапно загорелся красный свет. Шофер сначала нажал на все тормоза, но затем передумал и что есть мочи нажал на акселератор в надежде проскочить. В это мгновение акула принялась со страшной силой молотить хвостом по
