пожаловать — или присылал вместо себя другого, что вносило еще большую сумятицу, — то птица нередко уже давно была мертва, ну а если жива и здорова, то он подчас… не признавал ее! Мы, конечно, всегда вешали на столб, где сидела птица, этикетку с кличкой, но что ему до этого! Он неизменно указывал на лучший экземпляр и настаивал, что это — его птица. А что до этикеток, то здесь-де произошла путаница; но из-за этого он страдать не намерен и возьмет ту птицу, на которую указал. Наши ассистенты-непрофессионалы — египтяне, пакистанцы, афганцы и палестинцы, говорившие по-арабски, страшно боялись гнева бедуинов-националистов и были совершенно бессильны в подобных ситуациях. Еще бы, ведь они хоть и правоверные мусульмане, но считаются в Эмиратах гражданами третьего сорта и подвергаются нещадной эксплуатации и дискриминации — в частности, по зарплате, все-таки гораздо более высокой, чем та, на которую они могли бы рассчитывать у себя дома.
Нам совладать с ситуацией было не легче — равно как и директору зоопарка, почтенному австрийцу. «Я — подданный Объединенных Арабских Эмиратов, — говорил туземец. — Я — сокольничий и наперсник шейха такого-то и знаю, что его птица — вон та. Я сейчас вызову полицию, если будете противиться!» (А коль так, то догадайтесь, кто, по законам шариата, будет прав!) И даже: «Если вы не отопрете комнату с соколами, я собью замок!» Некоторые именно так и поступали. Истинные владельцы птицы были конечно же не в восторге, когда в конце концов приезжали забрать свою собственность.
Ясно, зачем бедуины оставляли нам птиц на шесть и более месяцев: чтобы мы весь этот срок их бесплатно кормили и лечили. В результате перерасход и без того скудного запаса лекарств в аптеке зоопарка приводил к тому, что к концу месяца исчерпывался лимит и нечем было лечить других пациентов. Владельцы не платили за лекарства ни гроша, а если время от времени мы предпринимали робкие попытки что-то с них получить, мне делалось строгое внушение: мол, шейхам положено давать все, что они ни попросят, и даже незнатные бедуины, хотя у большинства из них денег соколы не клюют, не должны платить ни пенса. Так мне было заявлено официально.
Я пытался объяснить правителям, что эти соколы не включены в наш контракт, который обязывал нас работать только с большой коллекцией зоопарка, и, следовательно, ответственность зоопарка на них не распространяется. Тем не менее число наших «внеплановых больных» росло катастрофически: стражи ворот с готовностью открывали в любое время дня и ночи привозившим их владельцам. Были и птицы с острозаразными заболеваниями, каждую секунду могла вспыхнуть эпидемия. Требовалось создавать специальную больницу для соколов.
Мои аргументы были проигнорированы, а в ответ на свое замечание, что соколы, принадлежащие частным лицам, не подпадают под ответственность зоопарка и, следовательно, не входят в наш контракт, я получил письмо от местного правителя, в котором особым декретом — на арабском и английском языках — значилось буквально следующее: «Ко всем соколам в стране и ко всем животным, принадлежащим шейхам, должно относиться как к животным, принадлежащим зоопарку, — потому что они потенциально могут поступить в зоопарк. В частности, принять сие к сведению работающих в зоопарке ветеринаров». Вот как — официальное лицо заявляет, что к животным, находящимся в частном владении, следует относиться как к постоянным обитателям зоопарка потому, что они потенциально могут поступить туда! Интересно, подразумевает ли эта тавтология также и многочисленных бродячих собак из квартала трущоб рабочих-иммигрантов Занаира, которые в поисках, чем бы поживиться, регулярно целыми стаями совершают ночные налеты на зоопарк и прямо в загонах загрызают его обитателей, в частности газелей и молодых антилоп.
Шейхи и другие высокопоставленные бедуины, за редкими примечательными исключениями, относились к работникам зоопарка, а особенно индийским, пакистанским и афганским смотрителям, равно как и к животным — по-хамски, если не сказать больше. Въезд на машинах в зоопарк запрещен: «А нам что за дело, отворяйте ворота, хотим прогуляться с ветерком!» Ворота закрываются в шесть — так нет, они настаивают, чтобы для них открыли в семь! Они забавлялись тем, что совали обезьянам зажженные сигареты и подзадоривали своих детей бросать камни в страусиные яйца у в медведей, которых они считали «волосатыми свиньями» и, следовательно, нечистыми. В 1979 году они забили камнями до смерти великолепного иранского старого кабана. И горе тому, кто осмеливался перечить таким вот искателям удовольствий, — их сажали на ночь в кутузку, а если шейх был познатней, так вообще выпроваживали из страны. Нередко правителю взбредало в голову потребовать птицу для испытания своего сокола — тогда он повелевал смотрителю открыть ближайшую клетку и достать ему жертву, даже если это райская птица или редкий вид куропатки. Случалось, владыка получал в подарок животных — орлов, леопардов ли, страусов, — а они ему были не нужны, так он посылал в зоопарк своего слугу, и тот просто оставлял клетку или ящик с подкидышем у ворот, часто даже без крохотной сопроводительной записки.
Я помню, как вел себя в зоопарке президент Объединенных Арабских Эмиратов шейх Заид. Раскатывая по дорожкам на своем авто, он тыкал пальцем в животных, которых называл безобразными и, следовательно, не имеющими права на размножение, ну хотя бы птиц-носорогов (счастлив тот зоопарк, который может разводить этих удивительных и впечатляющих птиц!). Он не терпел смешанных групп животных — например, газелей, антилоп и африканских птиц, сосуществующих в одном загоне так же, как они сосуществуют в дикой природе. «Все виды должны содержаться отдельно, — распоряжался он, — я приеду через год посмотреть, как выполняются мои повеления!» И уж совсем не доставляло ему удовольствия, когда он видел в одном загоне двух совершенно разных на взгляд антилоп — песчано-коричневую и черно-белую с витыми спиралевидными рогами. «Почему эти животные живут вместе?! — ярился владыка. — Повелеваю развести их! Сейчас же!» Никто из смотрителей не осмеливался возразить своему олимпийскому Зевсу-громовержцу, что эти два столь различных на взгляд животных на самом деле — принадлежащие одному виду самец и самка…
Владыку было пушкой не прошибить, когда речь заходила о каких-то биологических видах. Если какие-то виды деревьев казались ему плохими, значит, извести их! Если какие-то виды кормов, которые мы даем животным, с его точки зрения, «ядовитые», значит, прекратить давать их! Таких-то и таких-то животных отослать на его личный остров — напрасно пытались мы втолковать шейху, что стоит макушка лета и транспортирование в такую жаркую погоду могло закончиться печально. Тех-то и тех-то животных, напротив, послать с его острова в зоопарк, да чтобы без задержки, —
