Софья Радзиевская - Полосатая спинка. Рассказы

Плыть я решила в купальном костюме, свёрток с одеждой привязать на голову, а то как же по Ханьдаохецзе пойдёшь?

После обеда я притворилась, что хочу отдохнуть, и затворилась в своей комнате, а сама мигом переоделась и спустилась вниз. Вода тёплая, даже слишком, не освежает, течения между деревьями почти нет. Я плыла не торопясь, мне очень нравилось проплывать под ветвями, точно в подводном саду. А вот и ещё кто-то плывёт… Я посмотрела и обомлела: змея! Большущая, зелёная, извивается и плывёт быстро, быстро, а сама на меня косится и язык высунула, он так и мелькает в воздухе, тоненький, раздвоенный.

Облизывается заранее? В меня сейчас вцепится?..

Я тихонечко, вежливо свернула в сторону, уступила ей дорогу: плывите, пожалуйста, куда вам нравится, я вам не мешаю. А сама скорее к дереву — влезу и посижу на нём, пока зелёная дрянь уберётся подальше, благо, что ветки над самой головой.

Только… с ветки ещё что-то свесилось, тоненькое, изгибается…

— Спасибо, сидите себе, я другое дерево найду.

На другом, на третьем дереве, батюшки, да на всех, кажется, устроились змеи и все в мою сторону головы тянут, интересуются.

Вот и ещё одна плывёт: тоже на меня смотрит…

У меня руки и ноги отнялись. Не хочу в Ханьдаохецзе, мне бы назад, до нашей сопки добраться. Видно, змеи со всей долины, когда их водой несло, на деревьях устроились, а теперь друг к другу в гости плавают.

Позади меня неожиданно раздался тонкий визг. Я оглянулась: только этого недоставало! Кутька! Заметил, что я отправилась в плавание, и сам за мной поплыл, а силёнок мало, уже задыхается.

Я повернула к нему. А мимо, совсем рядом, проплывает змея и тоже на него косится.

Ух, проплыла! А Кутька уже тише взвизгнул и на меня смотрит умоляюще. Что же с ним делать? А видеть, как он захлёбывается, тоже сил нет.

Кутька заметил, что я к нему повернулась, и завизжал радостно и благодарно. Я тихонько схватила его за загривок и посадила к себе на плечи. От этого и сама окунулась с головой, но тут же выплыла. Ну, усидит ли дурачок на месте? И удивительно, он понял и держался смирно-смирно, а я плыла очень осторожно, чтобы его не смыло водой.

Я плыла и вспоминала — говорят, змеи на собак бросаются охотнее, чем на людей. И к чему такое некстати вспоминается… А на ветках ближних деревьев так и шелестят змеи. Уф!

К счастью, я отплыла не очень далеко, так что вскоре мы благополучно возвратились. Кутька на радостях зазвонил об этом во все колокола, но я успела добраться до своей комнаты и переодеться. Так никто и не узнал о моём знаменитом путешествии, а то бы опять попало.

А через несколько дней и до железной дороги уже можно было добраться посуху. Наше заключение кончилось. Скоро и вся вода спала, долина освободилась. Но какой кругом был вид! Трава исчезла под слоем ила и всякого сора, ноги тонули в грязи. Однако горячее солнце быстро высушило землю, и молодая трава так же быстро прикрыла все следы разрушения, точно ничего и не было.

Хорошее проходит быстро.

Прошло и наше лето. И вот однажды, когда горы из зелёных превратились в красно-золотые и в воздухе уже чувствовался по утрам острый волнующий запах осени, мы оказались на платформе станции. Мы уезжали в Петербург учиться, я и трое старших. Дома оставались Тарас, Кутька и Попка. Попка сидел последний раз у меня на плече.

— Он будет плакать без вас, Сонечка, — печально говорил Тарас, — он очень будет плакать, и я тоже. Потому что большие не очень хорошо умеют дружить с маленькими. А вы очень умеете, правда?

— Спасибо, Тарасик, — сказала я и крепко его поцеловала. — Только не плачь, ведь весной мы опять приедем. И раков будем ловить, и по горам лазить, и с Попкой и с Кутькой дружить. И ещё махаонов наловим. Хорошо?

Попка свистнул, как паровоз, и перекусил мою цепочку. Тарас взял его на руки.

Я вспрыгнула на ступеньку. Колёса застучали, и красно-золотые горы поплыли мимо окна назад… в весёлое лето.

«Вверх! Ой, опять вниз покатилась. Шлёп! Опять вверх лезет. Лапки-то, лапки подогнула. На животе прямо!»

Мальчик так затаился в густом ивняке у самого берега, что даже чуткие выдры его не заметили. Уж очень весело они разыгрались. На брюшке, как на салазках, скатывались с высокого глинистого обрыва прямо в речушку. Нырк! И опять торопятся вверх. Мокрыми животами так выгладили глину, что скат блестел, как полированный.

Мальчуган и до самой ночи бы не шевельнулся. Да выдрам самим игра надоела. Ещё раз — нырк! И, как по команде, скрылись. Только по воде две цепочки пузырьков побежали — след, куда зверьки под водой подались. И всё. Точно ничего и не было.

Мальчик ещё подождал. Может, воротятся? Уплыли! Вздохнул и тихонько двинулся в сторону от реки. Он пробирался так осторожно, что даже маленькая птичка в гнезде над самой его головой нагнулась, всмотрелась и успокоилась. Не иначе как решила, что ей что-то почудилось. К тому же у неё и своих хлопот было достаточно: как раз пора яички на другой бок переворачивать. Дело не лёгкое — скорлупа-то ведь тоньше бумаги.

А мальчик полз от реки чуть дыша, пока заросли ивняка не кончились. Наконец осторожно встал, поправил поясок на рубашонке, заглянул в лукошко, которое всё время держал в руке, вздохнул… Мать ведь послала его к речке утиных яиц поискать. Уж и солнце за лес вот-вот спрячется, а в лукошке всего десяток, из одного гнёзда. Ладно, к похлёбке неплохая приправа. Вот только домой добираться не близко — не опоздать бы к ужину. Мать не спустит, похлёбка-то ведь пустая, вода да мука.

Мальчик опять вздохнул, осторожно положил в лукошко мягких травинок: не побить бы яйца, и замелькал голыми пятками.

Длинные тени деревьев уже легли поперёк тропинки, в кустах будто что-то заворочалось и глухо зашептало не дневными — ночными голосами, и от этого босые ноги помчались ещё быстрее. Кто знает, какие лесные дива сейчас проснутся и станут поперёк дороги или холодными руками пощекочут затылок…

Наконец лес словно нехотя расступился, и мальчик радостно выбежал на небольшую полянку. Посередине её, накренившись от старости на бок, стояла избушка из очень толстых брёвен под позеленевшей от мха крышей. Но это был дом, свой дом, прибежище и спасение от лесных дивов, просыпавшихся ночью. Дома есть, конечно, и свои домашние дивы, но это уже не страшно. Мать с ними хорошо управляется: кому плошку с молоком под печку, кому — что.

Мальчик, уже не оглядываясь, быстро перебежал поляну и бросился к двери. Дверь открывалась туго: тепло берегли. Мальчик осторожно переступил через высокий порог. Отца ещё нет, а мать только что вытащила ухватом из печки горшок горячей похлёбки. Горшок для большой семьи невелик, времена трудные.