— Гуц, — звала она его. — Не принесёшь ли рыбки к обеду?
И Гуц подходил, ласково тыкался усатой мордой в её колени и исчезал. Это означало, что вскоре он опять появится, мокрый, весёлый, с блестящими глазами. Рыбу, большую (мелочи он не носил), он подавал матери в руки. Но иногда она, занятая чем-нибудь, говорила ему: — Положи вон там, в углу, на пол. — И Гуц слушался. Положив рыбу, он поворачивался и уходил. В этот день его уже нельзя было заставить принести ни одной рыбы.
Но по-настоящему любил он до обожания только Яся. С ним он мог сидеть, положив усатую морду ему на колени, не сводя с него маленьких блестящих глаз. Он бегал за мальчиком, как собака, и тому приходилось поневоле часто останавливаться, чтобы друг отдохнул. Ведь у сильной ловкой выдры ноги коротковаты, и на земле Гуц уставал быстрее Яся. Зато в воде не было рыбы, которая могла бы ускользнуть от него. На животе, а то и на спине, подгоняя себя мощным хвостом, он молнией скользил под водой, и только цепочка пузырьков воздуха указывала его путь.
— Довольно, Гуц, хватит, — смеялся Ясек. Тогда Гуц, весело подкинув последнюю рыбу на воздух, ложился в траву и наедался досыта. Ел и поглядывал на Яся, точно спрашивал: — А вам хватит?
— Хватит, Гуц, хватит, — говорил Ясек и поднимал полную кошёлку. — Идём, а то я не донесу.
И друзья отправлялись домой.
Собак у отца Ясека не было. Но как-то к ним на полянку забежал неизвестно откуда большой пёс и с рычанием кинулся на выдру, гревшуюся на солнышке. Ясь не успел даже вмешаться: выдра мгновенно перевернулась брюшком кверху, и пёс с жалобным воем исчез в лесу, а за ним протянулся кровавый след.
Мать выскочила из избы с ухватом. Но помощи не потребовалось: пёс исчез, словно его и не было, а Гуц, насмешливо посвистывая ему вслед, спокойно устроился на прежнем месте у порога.
Как ни странно, но Гуц не искал общества своих родственников. Раза два Ясек видел, как вдалеке от Гуца, в воде, показывалась усатая голова, раздавался призывной свист, но тем дело и кончалось. Гуц не пробовал отозваться, словно ничего и не слышал, и голова снова исчезала под водой.
С появлением выдры жизнь в лесной избушке стала легче: рыба на столе не переводилась. Но договориться с хозяйкой Гуцу удалось не сразу. Для выдры самая лакомая еда не рыба, а лягушки. Добродушному Гуцу и хозяйку хотелось угостить отменной едой. Однажды в хате разгорелась настоящая война.
— Ты какую пакость в хату тащишь? — кричала хозяйка, вся красная от злости. — Какую пакость в хату тащишь? Надо мной насмеяться вздумал, усатая морда?
Гуц стоял на пороге, совершенно сбитый с толку. В пасти его болтались ноги великолепной жирной лягушки. Он принёс её хозяйке как особенное лакомство, сам не съел по дороге. А она явно чем-то недовольна. Но чем же?
— Убирайся! — наступала на него хозяйка. — Духу чтобы у меня в хате жабьего не было!
Вступился Ясек, попало и ему. Огорчённый Гуц ушёл во двор и закопал злосчастную лягушку в уголке у забора: у него даже аппетит пропал. В этот день он не принёс домой ни одной рыбы и хозяйка сварила пустую похлёбку. Но умная выдра поняла урок. На следующий день после ссоры сама, без просьбы, принесла великолепную рыбину и виновато потёрлась усатой мордой о хозяйкину юбку. С тех пор домой приносилась только рыба. Лягушек Гуц съедал сам и, вероятно, дивился: как это люди в таком вкусном блюде толка не понимают?
Ясю казалось, что жизни, лучшей, чем у него, и на свете не бывает, и так бы, наверное, думалось ему и дальше, если бы…
Это случилось летом. Ясь сидел на пороге хаты и слушал, как весело перекликаются птицы на ветке старого дуба. Гуц, лежавший около него, вдруг поднял голову и тихо, тревожна засвистел: в лесу раздался лай собак, звуки рогов и конский топот. Отец выглянул из двери.
— Ясь, — сказал он тревожно. — Запри Гуца в каморку, скорей. Не иначе как это сам король охотится. Собаки забегут сюда, разорвут выдру.
— Не дам! — крикнул Ясь и схватил Гуца за шею.
— Дурачок, — сказал отец. — Торопись. Королевские собаки не только выдру — и человека в клочки разодрать могут.
Гуц недовольно засвистел и зацарапался в дверь каморки — его ещё никогда не запирали.
Ясю показалось, что ему снится сон. Топот копыт, звук рогов совсем близко, и вот на поляну вылетел всадник на белом коне. На поляне стало тесно от пышно разодетых всадников, но тот, первый, был лучше всех.
— Вот эта нора — человечье жильё? — спросил он, оглянувшись.
— Так точно, ваше королевское величество, — ответил другой человек на сером коне и почтительно снял шляпу.
Король поморщился. Оглянулся и заметил Яся, жавшегося к двери.
— Эй, хлопец, так это у тебя есть ручная выдра? А язык у тебя тоже есть?
Но Ясь молчал, даже не пробуя ответить. Он только смотрел.
— Есть, есть язык, милостивый наш король, — вмешался отец, кланяясь до земли. — Не прогневайтесь, напугался, обеспамятел хлопец.
— А ну покажи, — милостиво произнёс король. Его, видно, позабавил испуг мальчика. — Эй, возьмите собак на сворки.
— Иди же, — подтолкнул отец Яся, — да на верёвку привяжи.
Но Гуц и без верёвки спокойно вышел из каморки и стал на пороге, прижимаясь к Ясю.
— Прелесть! — восхитился король. — Да неужели рыбу ловит?
И тут Ясь вдруг осмелел. Ишь ты, его Гуц самому королю нравится. Ну он ему покажет!
— Слезай с коня, — предложил он. — Бежим к реке, поглядишь, он тебе рыбы враз наловит.
— Ты и вправду ума решился! — ужаснулся отец. — Прости его, король милостивый, сам не помнит, что болтает.
Но король хохотал, держась за бока.
— Чудесно, чудесно, идём к реке. Вы тоже.
— Корзинку возьми (Ясь совсем осмелел), — он тебе на целый обед наловит.
Отец ухватился было за палку, да смекнул, что королю понравилась выходка Яся, и только притворился рассерженным.
Король впереди, Ясь с Гуцем за ним, сзади изумлённые придворные…
В несколько минут корзина была полна до краёв. Когда Гуц вынес на берег особенно большую рыбу, Ясь приказал:
— Подай ему! — и показал на короля.
Гуц послушно подошёл и протянул королю мокрую, покрытую слизью рыбу. Король со смехом схватил её, пачкая белые перчатки, и воскликнул:
— Теперь буду есть рыбу, только пойманную этим очаровательным животным.
Ясь думал, что видит сказку наяву. Но вот откуда-то появилась большая корзина и отец, подхватив Гуца, посадил его в эту корзину. Гуц недовольно засвистел, но корзину уже закрыли крышкой.
— Получай, мальчик, — весело крикнул король, и к ногам Яся упала золотая монета. Ясь понял.
— Не дам! — крикнул он и схватился за крышку корзины. Но нарядные слуги грубо оттолкнули его, корзину вскинули на седло лошади, и вот уже за поворотом дороги послышался отчаянный крик выдры: Гуц прощался с другом.