Горе Аполлона было беспредельно. Напрасно обнимал он и целовал своего бедного мальчика, напрасно предлагал за него пожертвовать даже своим бессмертием. Заживлявший и оживлявший своими благотворными лучами все, он не в состоянии был возвратить его к жизни...
Как же, однако, было поступить, как хотя бы сохранить, увековечить память об этом дорогом для него существе. И вот, говорит далее легенда, лучи солнца начали припекать струившуюся из рассеченного черепа кровь, начали сгущать ее и скреплять, и из нее вырос прелестный красно-лиловый, распространявший на далекое расстояние свой чудный запах цветок, форма которого с одной стороны напоминала букву А — инициал Аполлона, а с другой Y — инициал Гиацинта; и, таким образом, в нем навеки были соединены имена двух друзей.
Цветок этот был наш гиацинт. Его перенесли с благоговением жрецы Аполлона Дельфийского в сад, окружавший храм этого знаменитого оракула, и с тех пор в память о безвременно погибшем юноше спартанцы ежегодно проводили праздник, который носил название Гиацинтий.
Празднества эти происходили в Амиклах в Ликинии и длились три дня.
В первый день, посвященный оплакиванию смерти Гиацинта, воспрещалось украшать голову венками из цветов, есть хлеб и петь гимны в честь солнца.
Следующие же два дня были посвящены различным древним играм, причем даже и рабам разрешалось в эти дни быть вполне свободными, а алтарь Аполлона был завален жертвенными дарами.
По этой же причине, вероятно, мы нередко встречаем в Древней Греции и изображение как самого Аполлона, так и муз, украшенных этим цветком.
Таково одно греческое сказание о происхождении гиацинта. Но есть еще и другое, которое связывает его с именем знаменитого героя Троянской войны Аякса.
Этот благородный сын царя Теламона, властителя находившегося близ Аттики острова Саламина, был, как известно, храбрейшим и наиболее выдающимся из героев Троянской войны после Ахиллеса. Он ранил Гектора камнем, брошенным из пращи, и поразил своей мощной рукой немало врагов у троянских кораблей и укреплений. И вот, когда по смерти Ахиллеса он вступил в спор с Одиссеем об обладании оружием Ахиллеса, то его присудили Одиссею. Несправедливое присуждение причинило Аяксу такую тяжелую обиду, что он, вне себя от горя, пронзил себя мечом. И вот из крови этого героя, говорит другое предание, и вырос гиацинт, в форме которого это предание видит две первые буквы имени Аякса — Аi, которые в то же время служили у греков междометием, выражавшим скорбь и ужас.
Вообще цветок этот у греков был, по-видимому, цветком горя, печали и смерти, и само сказание о смерти Гиацинта являлось лишь отголоском народных верований, народного поверья. Некоторым указанием этому может служить одно изречение дельфийского оракула, который, будучи спрошен во время свирепствовавших однажды голода и чумы в Афинах: что делать и чем помочь, приказал принести в жертву на гробнице циклопа Гереста пять дочерей пришельца Гиацинта.
С другой стороны, есть указания, что иногда он был и цветком радости: так, например, молодые гречанки убирали им свои волосы в день свадьбы своих подруг.
Ведя свое происхождение из Малой Азии, гиацинт пользовался любовью и у жителей Востока, особенно у персиан, где знаменитый поэт Фирдоуси то и дело сравнивает волосы персидских красавиц с закручивающимися отгибами цветка гиацинта и в одном из своих стихотворений, например, говорит:
«Ее уста благоухали лучше, чем легкий ветерок,А гиацинтоподобные волосы приятней,Чем скифский мускус...»
Точно такие же сравнения делает и другой известный персидский поэт Хафиз; а про женщин острова Хиоса сложилась даже местная поговорка, что они завивают свои кудри так же хорошо, как гиацинт — свои лепестки.
Из Малой Азии гиацинт был перенесен в Европу, но прежде — в Турцию. Когда и как — неизвестно, раньше, он появился в Константинополе и вскоре так полюбился турецким женам, что сделался необходимой принадлежностью садов всех гаремов.
Старинная английская путешественница Дэллауэй (Dallaway), посетившая Константинополь в начале XVII, столетия, рассказывает, что в серале самого султана был устроен особый чудный сад, в котором кроме гиацинтов не допускалось никакого другого цветка. Цветы были рассажены в продолговатых, обложенных изящными голландскими черепицами клумбах и своей прелестной окраской и дивным запахом очаровывали каждого посетителя. На поддержку этих садов тратились громадные деньги, и в эпоху цветения гиацинтов султан проводил в них все свободные свои часы, любуясь их красотой и упиваясь их сильным запахом, который восточным людям так нравится.
Кроме обыкновенных, так называемых голландских, гиацинтов в садах этих разводили еще и близкого их родственника — гроздеобразный гиацинт (H. muscari)1, носящий по-турецки название «Муши-ру-ми» и обозначающий на восточном языке цветов «Ты получишь все, что я только могу тебе дать».
В Западную Европу гиацинт попал лишь во второй половине XVII столетия, и прежде всего в Вену, которая в то время имела наиболее близкие сношения с Востоком. Но здесь он возделывался и составлял достояние лишь немногих завзятых любителей садоводства. Всеобщим же достоянием он сделался лишь после того, как попал в Голландию, в Гаарлем.
Сюда он попал, как говорят, случайно на разбитом бурей у голландских берегов генуэзском судне.
Корабль вез куда-то разные товары, а вместе с ними и гиацинтовые луковицы. Ящики, в которых они находились, подбрасываемые волнами, разбились о скалы, и вывалившиеся из них луковицы вынесло на берег.
Здесь, найдя подходящий для себя грунт, луковицы укоренились, пустили ростки и зацвели. Наблюдательные же любители цветов тотчас же обратили на них внимание и, пораженные их необычайной красотой и чудным запахом, пересадили их к себе в огород.
Тут они начали их культивировать, скрещивать и получили таким образом те дивные сорта, которые составили неиссякаемый предмет удовольствия и как культура, и как источник громадных доходов, который обогащает их с тех пор целые столетия.
Это было в 1734 году, т. е. почти через сто лет после тюльпана, как раз в то время, когда охватившая горячка к разведению этого цветка стала немного остывать и чувствовалась потребность в каком-нибудь другом, который бы мог отвлечь от этой страсти и, если возможно, заменить собою тюльпан. Таким-то цветком как раз и явился гиацинт.
Изящный по форме, красивый по окраске, превосходящий тюльпан еще своим чудным запахом, он вскоре сделался любимцем всех голландцев, и на его разведение и выведение новых его разновидностей и сортов стали тратить не меньше денег, чем на тюльпан. Особенно же эта страсть стала разгораться, когда удалось случайно вывести махровый гиацинт.
