ФИЛЬМ ДЕСЯТЫЙ
Оставив неугомонный, вечно спешащий Нью-Йорк, мы вновь перенеслись в Европу, в одну из моих любимых стран — Грецию, чьи море и небо так невероятно сини, а воздух столь чист и прозрачен, что ни одно другое место на Земле не может с ней сравниться.
По замыслу этой серией должна была открываться наша программа, но так как на телевидении все обычно делается шиворот-навыворот, то неудивительно, что мы снимали ее последней. Благородной задаче создателей фильма — посвящению обыкновенных людей в страстных любителей-натуралистов — как нельзя лучше (по мнению Джонатана) способствовал сам дух острова Корфу, дух, пробудивший во мне еще в детские годы живой интерес к природе, ставший делом всей моей жизни. Лично мне затея нашего режиссера пришлась по душе — в последние годы, несмотря на приглашения многочисленных друзей, мне никак не удавалось приехать на Корфу; к тому же Ли никогда еще там не была.
Остров из-за нестихающего туристического бума отчасти утратил первозданную прелесть, но, несмотря на происшедшие перемены, он все еще полон неизъяснимого очарования. Поэтому я горел желанием показать Ли те его уголки, которые сохранились нетронутыми со времен моего детства. Повезло нам также и с проводником. Им оказалась жившая на Корфу и прекрасно говорившая по-гречески моя старая знакомая Энн Питерс, которая и предложила нам свои услуги. Когда-то Энн работала моим секретарем и сопровождала меня во время съемок фильма в Сьерра-Леоне, а позже в экспедициях по спасению редких и исчезающих видов животных в Австралии и Патагонии; поэтому ей, как никому другому, были хорошо известны сложности, возникающие в процессе работы над фильмом вообще и при создании фильма о животных в особенности.
— Интересно, где мы будем жить? — спросил я Джонатана.
— В «Корфу-Паласе», — ответил он.
Я уставился на него, не веря собственным ушам. «Корфу-Палас» был старейшим и самым знаменитым отелем острова, сооруженным где-то в начале века. Правда, его месторасположение наводило на мысль о довольно оригинальном складе ума выдающегося зодчего: отель находился на окраине города на берегу широкого залива в том месте, где сточные воды со всего острова изливались в море, наполняя всю округу, особенно летом, таким ароматом, что даже собаки предпочитали обходить его стороной.
— Чья это идея? — поинтересовался я.
— Энн, — ответил Джонатан.
Я вытаращился на Энн, подумав о том, что длительное пребывание на Корфу явно не пошло на пользу ее разуму.
— Ты что, с ума сошла? — возопил я. — Во-первых, стоимость номеров выльется в астрономическую сумму, если, во-вторых, мы вообще доживем до оплаты, а не умрем раньше от жуткой вони, и, в-третьих, кто позволит нам держать в отеле со столь аристократической репутацией наших бабочек и черепах?
— Не беспокойся, я все уладила, — невозмутимо ответила Энн. — Во-первых, наш управляющий, которого зовут Жан-Пьер, оказался очень симпатичным человеком. Он согласился предоставить нам номера с довольно приличной скидкой. Во-вторых, что касается канализации — то эту проблему тоже недавно решили. В-третьих — и это самое важное, — Жан-Пьер просто помешан на пресмыкающихся.
Перед тем как ответить, я немного подождал, чтобы успокоиться.
— Теперь я понял, что вы все здесь немного с приветом, — убежденно проговорил я. — Я и раньше предполагал, что климат Корфу располагает к подобному поведению, но не до такой же степени. Чтобы герпетолог управлял одним из лучших на острове отелей — в это просто трудно поверить.
— И тем не менее это так, — подтвердила Энн. — На верхнем этаже у него есть несколько номеров, где постоянно живут всевозможные змеи, черепахи и ящерицы. Более того, он любезно предложил нам свою помощь в отлове требующихся для съемок пресмыкающихся.
Я сдался. Остров Корфу и прежде был полон чудаков не меньше, чем сундук иллюзиониста сюрпризов. Мне же осталось только констатировать, что способность эту он не утратил и поныне.
Остров по форме немного напоминает кинжал, брошенный в голубые воды Ионического моря примерно посередине между греческим и албанским берегами. В давние времена он часто менял хозяев, переходя из рук в руки, заимствуя от них черты, которые считал для себя наилучшими, и умудряясь при этом оставаться самим собой. В отличие от других областей Греции остров покрыт буйной растительностью; когда-то, будучи частью Венецианской республики, Корфу являлся поставщиком оливкового масла, в связи с чем там были разбиты плантации оливковых деревьев. Теперь большая часть острова находится под сенью серебристо-зеленых крон раскидистых корявых великанов-деревьев. Среди олив указующими в небо перстами возвышаются группы темно-зеленых кипарисов. Вся эта местность, залитая лучами ослепительно-яркого солнца, в обрамлении величаво-голубого моря, оживляемая неумолчным хором цикад, очень походит на библейскую картину. Изо всех замечательных и запомнившихся на Земле мест, в которых мне удалось побывать, Корфу, пожалуй, можно назвать моей второй родиной, ибо именно здесь, под ласковым солнцем юга я научился видеть и любить окружающий меня мир.
Благодаря некоторому несовершенству в расписаниях авиалиний нам удалось провести несколько часов в Афинах: времени хватило как раз на то, чтобы пробежаться по Акрополю, полюбоваться сменой караула у королевского дворца и отведать восхитительные дары моря в портовом кабачке в Пирее. Надо отдать должное грекам — в умении их приготовлять им нет равных. Далее наш путь лежал на Корфу.
Хотя мы попали на остров ночью, светившая в небе громадная желтая луна заливала ярким светом и дорогу, по которой мы ехали, и поросшие оливами склоны холмов, и поверхность моря, которая из-за легкого бриза казалась усыпанной миллионами лепестков лютиков. Поужинав отлично приготовленной местной рыбой и запив ее бутылкой отменной бледно-янтарной, вобравшей в себя аромат всех сосновых лесов мира рециной, мы тут же завалились спать. Даже усевшаяся прямо на перила балкона луна не смогла надолго приковать к себе наше внимание.
На следующее утро за завтраком к нам подошел Жан-Пьер. Он был коренаст, темноволос, с лукавыми карими глазами и чудесной открытой улыбкой. К смятению и ужасу ничего не подозревающих постояльцев, мирно завтракающих среди цветочных клумб, он по очереди вытащил из нескольких полотняных мешков огромнейшего ужа, а затем желтопузика, который, казалось, был отлит из бронзы. Но это было еще не все. Жестом фокусника, достающего из шляпы кролика, он перевернул баул, откуда на мраморный пол дворика низвергся водопад черепашек — черно-зеленых, в желтую крапинку с золотистыми, словно у леопардов, глазами.
