Белый пароход с надписью «Э.Святош» (может тёска святой?) причалил возле меня. Сбросили трап. Я на палубе. Плывем к дому у которого уже прыгает Вова с биноклем в руках. По пути взахлеб рассказываю нашу историю, безбожно сгущая краски (хотя куда их ещё сгущать?) Мужики молча слушают, не переставая делать свое моряцкое дело, подгребая к дому. Потом принимают на борт мешки, Володю и отчаливают.
– В Давшу? – спрашивает капитан. – Там вас уже потеряли.
– Нет, нам на тот берег, – я показал в сторону реки.
– Нас специально за вами отправили. Вдоль берега шли – искали вас. Егерь звонил ещё в среду, сказал, что видел вас. А вас всё нет и нет.
– А этот егерь не сказал, что он мудак? И что нас не перевез через реку, хотя Федоров – гнида, должен был ещё в понедельник нас ждать, – что-то не подумав, я стал критиковать работников заповедника.
– Федоров – это отдельный разговор. Ну, что решили – на тот берег?
– Аха, мы должны пешком идти – такое правило. Спасибо, конечно, но мы пойдем пешком. Продуктами выручите?
– Посмотрим.
И посмотрели. Провели нас в кубрик. Набуровили нам в чашки вареной картошки, выставили латку с вареным омулем, достали соленого и хлеб. Чай с сахаром. Мы поедали, как очумелые – с голодного мыса, однозначно. Пока набивали желудки, мужики рассказали о реках на нашем пути, сказали, что на Кабаньем нас должны встретить. Потом наложили ещё еды, которую мы тут же слопали. Потом достали огромную кастрюлю с малосольным омулем, целый пакет картошки, три булки хлеба и все это вручили нам. Мы не верили своему счастью. Опьянев от еды, благодаря и радуясь, мы спускались на песчаный берег за Шигнандой. У того самого зимовья, которое мы должны не спалить. На прощанье взвизгнув сиреной, «Э.Святош» удалился. Капитан, улыбаясь, махал нам рукой. Дай Бог, мужики, вам счастья. Будьте здоровы и живите богато. Спасибо за харч и переправу. Мы улюлюкали в ответ громче сирены.
Счастливые, как дети, тут же на берегу разводим костер. Надо еще раз поесть. Чаю выпить. Ощутить это забытое зыбкое чувство – хозяин судьбы, (или еды). Смотри, смотри какой закат! Море, Небо – весь этот Мир снова стал розовым! Правду говорят, что от еды можно опьянеть. Лично я был пьян. Пел песни, плескался в Байкале, шутил, донимал Вову. Он делал то же. Ну, наконец-то мы переправились. Сыты до отвала. Завтра в путь, а пока отдых, обжорство, расслабуха, медобработка.
Не спалось. Трепались о спорте. Пили чай. Снова трепались. В два часа ночи сели перекусить. Почистили омуль, достали картошку…
Вот ведь как всё меняется!
28.06.92
Яркое утро и эхо. Курумник, прозрачные воды, нерпа и хариус. Труп медвежёнка и изюбря. Первый медведь. Песни должны отпугивать медведей. Поиск зимовья – в палатке страшно. Ремонт фотоаппарата в условиях тёмного зимовья в глухой тайге. Медицинское обслуживание
Новый день встречал нас ярким солнцем, утренней свежестью и пением птиц. Старик Байкал, уставший от шторма, сегодня отдыхал, ленивым прибоем, тихонько перемывая прибрежный песок. Непонятно откуда появилось Эхо. Дублирует каждый звук. Я стою на крутом берегу, и радостным криком приветствую новорожденный Мир. Мир отвечает мне темже.
А справа, за Шигнандой жалкая картина: сумрачно и сыро. Лес, замотанный рваным туманом, грязным пятном весит над болотом. Бешенную реку рвет в Байкал рыжей жижей и кусками деревьев. Там всё, как прежде – проклято.
Плотно позавтракав, мы уходим на юг.
Настроение чудесное – мы снова в пути. Спугивая с лежбищ нерпу, фотографируем её грациозные подводные пируэты. Стайки хариусов прекрасны в прозрачной воде. Песчаное дно просматривается на много-много метров. Прибрежные валуны покрыты липочаном – мотыльком ручейником – любимым лакомством медведей. Берег крут и висит над нами на трехметровой высоте – мы идем по прибрежной галечной полосе шириной в полтора-два метра или прыгаем по курумнику, гладкому от ветров и воды. Красиво! О! В завале камней изуродованный труп медвежонка а, чуть дальше по берегу, истерзанный труп изюбря со спиленными пантами. (Вот сука бородатая – испугался, что сдадим) Понятно, началась заповедная зона. Это территория биосферного полигона, примыкающего к Баргузинскому заповеднику. В сущности, мы уже провели вечер, ночь и утро на полигоне – его северная граница – река Шигнанда. Бог даст – завтра будем в заповеднике. Может, увидим соболя – главное богатство охраняемой зоны, а может… Вспомнились слова Брянского из его книги: «На заповедной тропе в любой момент возможна встреча с „главным лесничим“ – медведем или целой медвежьей семьёй». Заповедник ещё впереди, но уже страшновато, но и страшно любопытно (что это за приключения без медведя?) – медведей довелось видеть лишь в цирке и зоопарке. Вот и Черных…
Он смотрел на нас с высоты обрыва, затаившись в траве. Торчащие рыжие уши и черные бусины глаз – это первое, что увидели мы. Уже через мгновение он соскочил, развернулся и с хрюканьем стал улепетывать в глубину берега. Почему-то опять запомнились уши и прыгающий круп в высокой траве. Фу-у, ушёл. Осторожно продолжаем путь, двигаясь по скользкому курумнику, озираясь в сторону леса. Медведь вылетел из чащи метрах в десяти, остановился и стал прыгать на всех четырех лапах. Фыркал, ворчал. Потом развернулся и вновь растворился в лесу. Мы прибавили темп. Медведь выскочил снова, но уже гораздо ближе и снова запрыгал. Секунда – и он исчез. Глупый факел в руке, ружьё, как назло за что-то зацепилось – не вытаскивается из мешка. Где-то на дне патроны. А рыжий уже в пяти метрах в третий раз исполняет свой жуткий танец. Если сейчас встанет на дыбы – всё, труба. Щелкнул затвор. Медведь отскочил в лес и заревел. Потеряв его из виду, мы слышим его – он бегает взад-вперед перед нами, ломая сухие ветки и рыча. Спиной, спиной к Морю, мы аккуратно и скоро уходим подальше от зверя. Суета. Скользко. Страшно. Камни. Вдруг всё стихло. В глубине леса хрустнула ветка, и опять тишина. Кажется, ушёл. Да, – ушёл. Сердце ломает грудину, бешено скачет внутри. Воздуха мало, колени подкашиваются, вспотела спина. Присев на камнях, пытаемся отдышаться, не упуская из виду предательский лес. Потемнело в глазах. Здравствуй, заповедная зона! (Гори она огнём!).
Такие неожиданные встречи нас не радуют. Этот ушёл. А если б не ушёл? А следующий уйдет? Не успели ступить на заповедную тропу – тут же встреча с «главным лесничим». А что такое «целая медвежья семья»? Каждый куст и каждый поворот проходим осторожно. Внезапная встреча, особенно когда он поедает нерпу или слизывает липочан, может кончится трагически, поэтому решили шуметь, надеясь это поможет – услышав человека медведь должен уйти. Стали петь песни. Но не все песни подходят по такт шага. Потом, много не напоёшь – устаешь. В этом случае, подходя, просто что-нибудь орешь. Вова орет: «Михал Иваныч, дай тропу!» Я ору: «Медведя! Ломиться будете!». Глупее нечего было нельзя придумать.
