Неприкосновенные резерваты для гризли и неприкосновенные участки дикой природы — это, разумеется, разные обозначения одной и той же проблемы. Борьба за них требует широкого взгляда на вопросы сохранения природы и исторической перспективы. Лишь те, кто способен видеть праздничное шествие эволюции, могут оценить ее театр — дикую природу и выдающееся ее творение — гризли. Но если образование — это действительно просвещение, то все больше и больше будет возрастать число людей, понимающих, что остатки былого Запада сообщают особый смысл и ценность современному. Еще не рожденная молодежь будет подниматься вверх по Миссури с Льюисом и Кларком или взбираться к вершинам Сьерры вместе с Джеймсом Кейпеном Адамсом, и каждое поколение будет по очереди спрашивать: «Где же большой белый медведь, описанный этими путешественниками?» И каким жалким и стыдным будет ответ, что он исчез, пока ревнители природы смотрели в другую сторону!
Дикая природа — это ресурс, который истощается, но не восстанавливается. Можно прекратить вторжение в нее или ограничить использование данного участка, предоставив его либо для отдыха и развлечений, либо для науки, либо для диких животных, но создать заново нетронутую глушь в полном смысле этого слова невозможно.
Отсюда следует, что любая программа охраны или восстановления дикой природы — это арьергардный бой в попытке свести потери при отступлении до минимума. Общество защиты дикой природы было организовано в 1935 году «с единственной целью — спасать остатки необжитой глуши в Америке». Сьерра-Клуб трудится ради того же.
Однако горстка таких обществ ничего не решает, как недостаточно и того, что конгресс принял закон о сохранении дикой природы. Если у добровольных обществ не будет единомышленников в каждом бюро охраны природы, они не смогут вовремя узнавать о новых в нее вторжениях. И необходимо, чтобы отряд активных любителей природы нес бдительную охрану по всей стране, оставаясь в постоянной готовности для решительных действий.
В Европе, где дикая природа отступила в Карпаты и в Сибирь, все мыслящие сторонники ее сохранения оплакивают эту потерю. Даже в Англии, где сберегать нетронутые уголки еще труднее, чем в других цивилизованных странах, началось энергичное, хотя и запоздалое движение, чтобы спасти последние небольшие участки полудикой земли.
Способность видеть культурную ценность дикой природы в конечном счете сводится к интеллектуальной скромности. Поверхностный суперсовременный человек, полностью утративший связь с землей, считает, будто он точно знает, что важно, а что нет. Только истинный ученый понимает, что нетронутая дикая природа придает определенность и смысл человеческой деятельности.
Эстетика сохранения природы
Если не считать любви и войны, мало найдется занятий, которым с такой самозабвенностью предавались бы настолько разные люди, подчиняясь столь парадоксальной смеси алчных желаний и альтруизма, как занятия, связанные с отдыхом на лоне природы. Людям полезно общаться с природой — это ни у кого не вызывает возражений. Но в чем заключается польза и как можно обеспечить наилучшее ее достижение? Ответы ва эти вопросы весьма противоречивы, и от сомнении свободны лишь самые некритичные умы.
Отдых на лоне природы превратился в проблему в начале века, когда железные дороги, изгнавшие эту природу из городов, начали массами доставлять горожан на ее лоно. Вскоре стало ясно, что, чем больше желающих приобщиться к ней, тем меньше приходящийся на душу рацион безмятежного покоя, безлюдия, диких животных и красивых пейзажей.
Автомобиль распространил это прежде не слишком опасное и местное явление повсюду, где есть сносные шоссе, — и глушь лишилась того, чем была богата еще недавно. А это толкает на новые поиски. по пятницам из каждого города во все стороны уносятся орды отдыхающих. Туристическая промышленность гарантирует постель и стол, чтобы новые орды устремлялись все быстрее и все дальше. Рекламы на скалах и над ручьями объясняют всем и каждому, где найти новые уединенные уголки, пейзажи, охотничьи угодья и рыбные озера взамен тех, которые уже заполонила толпа отдыхающих. Бюро строят дороги через новую нетронутую глушь, а затем скупают новые участки глуши, так как новые дороги означают новое нашествие. Промышленность выпускает все новые и новые приспособления, спасающие от шишек при соприкосновении с неприрученной природой, и жизнь в дикой глуши превращается в игру. И вот теперь венец всех приспособлений — прицепной домик! Для человека, ищущего в лесах и на горах только того, что дают путешествия с удобствами и гольф, нынешнее положение вещей более чем сносно. Но для тех, кому нужно другое, отдых оборачивается мучительным процессом поисков недостижимого, тягостным обманом механизированного общества.
Отступление дикой природы под натиском механизированных туристов — отнюдь не местное явление. Гудзонов залив, Аляска, Мексика, Южная Африка уже рушатся. Очередь за Южной Америкой. Homo sapiens больше не ухаживает за своим вертоградом под своей смоковницей, он залил в бензобак неуемное стремление бесчисленных существ, которие на протяжении бесчисленных веков жаждали добраться до новых угодий. Он и ему подобные кишат на континентах как муравьи.
Таков новейший образец «отдыха на лоне природы».
А кто отдыхающий и чего он ищет? Достаточно нескольких примеров.
Во-первых, взгляните на любое утиное болото. Вокруг него бампер в бампер стоит застава из автомашин. На каждой кочке в прибрежном тростнике какой-нибудь столп общества держит палец на спусковом крючке автоматического ружья, готовый нарушить любые законы общества и общественного блага, лишь бы убить утку. Тот факт, что он уже перекормлен, нисколько не умеряет его жадного желания вырвать кус мяса и у природы.
В соседнем лесу прогуливается другой столп общества, высматривая редкие папоротники или новых певчих птиц. Его род охоты не часто толкает на кражи и грабеж, и потому он презирает убийцу уток. Но в юности и он почти наверное грешил тем же.
На курорте поблизости отдыхает еще один любитель природы — из тех, кто пишет на коре деревьев скверные вирши. И повсюду — неспециализированный автомобилист, для которого отдыхать значит накручивать мили: за лето он объехал все национальные парки, а теперь поворачивает на юг и мчится в Мехико.
И наконец, профессионал, который тщится с помощью бесчисленных организаций по охране природы дать ее любителям то, чего они хотят, или заставить их хотеть того, что он может им дать.
