Человек продолжал переделывать своих домашних животных по собственному вкусу. Он создал овец с более густой и длинной шестью, никогда не линявших, так что руно можно было состригать целиком, когда это было удобно овцеводам. Он вывел коров, почти утративших агрессивность, дающих неестественно большое количество молока и наращивающих совсем ненужные им мышцы там, где было предпочтительнее тогдашним поварам. А собаки! Какими непохожими между собой он их сделал! Мастифы, свирепые сторожа, способные повалить человека; спаниели с обостренным чутьем, помогавшим им находить подстреленных на лету птиц; коротконогие задиристые терьеры, способные забраться в нору и задать таску лисице; длинные низенькие таксы для охоты на барсуков; бульдоги с выступающей нижней челюстью и торчащими клыками, повисавшие на морде травимого для потехи быка и не разжимавшие зубов, как бы их ни били и ни трепали; ну и — на изумление рано — большеглазые собачки с шелковистой шерсткой, до конца дней сохранявшие в себе что-то щенячье, которых дамы ласкали и баловали и не спускали с колен. Хотя все эти породы были выведены от одних и тех же предков-волков, некоторые по сути стали новыми видами, так как самые большие и самые маленькие не способны давать потомство с партнерами другой породы просто из-за разницы в росте или сложении.
Так же человек обходился и с растениями. В наших огородах теперь можно найти овощи со всего света. Первыми картофель культивировали инки в Андах, а красную фасоль, кукурузу и помидоры — ацтеки в Мексике. Ревень пришел из Китая, морковь — из Афганистана, цветная капуста — с Ближнего Востока, а шпинат — из Ирана. За прошлые полтысячи лет было выведено множество сортов, в которых непомерно увеличена съедобная часть, и порой трудно распознать, чем они были когда-то.
И еще человек создал совершенно новую среду обитания. Он построил города. Первый вырос на Ближнем Востоке примерно десять тысяч лет назад, и, по-видимому, появление его прямо связано с ранним одомашниванием растений и животных, освободившим человека от необходимости кочевать в поисках пищи. В этих селениях жило по нескольку тысяч человек, дома там строились из высушенных солнцем кирпичей, и, без сомнения, в те далекие времена они не были так уж чужды окружающей природе. В рассыпающихся кирпичах растениям было нетрудно укореняться. Паукам хватало пыльных углов, чтобы плести свои сети, а в кучах мусора могли прятаться и устраивать свои гнезда лесные мыши. Но человек совершенствовал свою технику, и по мере того, как он учился строить из более прочных материалов — камня и обожженного в печах кирпича, мостил дороги и улицы каменными плитами и булыжником, его города становились все более чуждыми для обитателей лесов и лугов. Нынче человек стал таким искусным изобретателем и инженером, таким находчивым создателем новых материалов, что в его городах, пожалуй, трудно отыскать что-нибудь, созданное не его руками. Небоскреб Сирс-Билдинг в Чикаго словно вобрал в себя все прямо противоположное дикой природе. Высота его 450 метров, и пока он держит рекорд высоты среди построек, возведенных людьми. Каркас небоскреба из стальных балок, а снаружи он слагается из сверкающих вертикалей обрамленного бронзой стекла, черного алюминия и нержавеющей стали. Каждое утро в него откочевывают двенадцать тысяч человек и проводят свои дни в его стенах вне достижения солнечных лучей, вдыхая воздух, очищенный, увлажненный и подогретый ровно на столько, сколько требуется им, и подающийся насосами, которыми управляет компьютер. На много километров вокруг почва погребена под асфальтом и бетоном, воздух насыщен выхлопными газами и дыханием миллиона кондиционеров. Вам может показаться, что в подобных городах нет места ни для чего живого, кроме человека. Тем не менее растения и животные отреагировали на эту новую среду точно так же, как на все прочие, возникавшие на месте прежних. Они не только приспособились выдерживать незнакомые условия, но в отдельных случаях отдали им предпочтение перед всеми остальными.
Собственно говоря, унылое бесплодие каменной кладки и бетона имеет один аналог в дикой природе — поля вулканического пепла и застывшей лавы. Растения, в ходе эволюции приспособившиеся использовать эти последние, приспосабливаются и к первым. В XVIII веке один оксфордский ботаник выкопал на склоне вулкана Этны в Сицилии высокое, сходное с маргариткой растение с ярко-желтыми цветками и привез его в ботанический сад своего университета. Оно так хорошо прижилось, что к концу века выбралось на волю и обосновалось на стенах колледжей, сложенных из известняковых брусков. Несколько десятилетий оно так там и оставалось, но в середине XIX века страну покрыла сеть железных дорог. Насыпи и выемки, щедро обсыпанные золой и угольками из паровозных топок, пришлись недавнему сицилийцу весьма по вкусу. Вскоре оксфордский крестовник, как его теперь называли, начал путешествовать по путям и осваивать новые территории. Нынче вряд ли на Британских островах отыщется городской пустырь, на котором он не рос бы среди куч битого кирпича и щебня.
Кипрей, освоивший склоны североамериканских вулканов, а в настоящее время отвоевывающий склоны Сент-Хеленс, имеет в своей истории такую же главу. В прошлом веке он считался в Англии редким видом, но когда во время второй мировой войны бомбы разрушали целые районы английских городов, кипрей внезапно стал бешено разрастаться, укрывая развалины непроницаемым красно-лиловым покрывалом. И теперь он — одно из самых распространенных городских диких растений на Британских островах.
Животные тоже сумели отыскать в созданной человеком среде эквиваленты привычных условий. Вертикальные фасады зданий, спасибо их архитекторам, нередко столь же удобны для сооружения гнезд, как и береговые обрывы, а потому птицы, предпочитающие подобные гнездовья, без особого труда перешли к городскому существованию. Среди городских птиц наиболее типичны и распространены голуби, потомки сизого голубя, который некогда обитал на морских обрывах, а теперь сохранился на Британских островах в своей изначальной форме только в Ирландии и кое-где в Шотландии. Этого голубя ради его мяса одомашнили пять тысяч лет назад и снабжали его голубятнями специальной постройки, в которых он жил и гнездился. Но затем он вернулся в города для вольного существования, где к нему присоединились и подлинно дикие голуби. От их скрещивания и произошли те пестрые стаи, которые вьются чуть ли не над каждой площадью европейских городов. Некоторые особи в них выглядят точь-в-точь как дикие сизари: серовато-синее оперение, белая гузка, лилово-зеленый отлив на шее и голове. Только полоска голой кожи над основанием клюва у них шире. Другие члены стаек сохраняют признаки, выделенные и закрепленные на протяжении столетий размножения в неволе: оперение у них черное, белое, пестрое и светло-коричневое. Свои гнезда городские голуби сооружают в капителях колонн и в неоготических нишах, как некогда — на уступах и в расселинах береговых утесов.
