Гребенщиков откидывает крышку восьмигнездного патронташа:
— Вот они… что осталось.
Я беру первую пару, заряжаю ружье. Все на меня смотрят. Стреляю в воздух. Тик! Тик! — две осечки. Беру следующие — осечки. Так ни один и не выстрелил.
— Илья Васильевич, откуда у вас это?!
— Ну, уж извините, — прекрасные, по моему заказу. От Чижова. Чижов — на Литейном магазин.
— Сколько же им лет?
* * *
Из оружейного магазина Чижова.
Рассказываю и рассказываю про самых примечательных представителей охотничьего братства, членом которого я был много-много лет. Кажется, нужная, но печальная работа, и завершения ее не вижу. Стоит только снова оглянуться назад, как память показывает еще одного спутника охот. Сначала как бы неясная тень, затем появляются лицо и голос, вспыхивают встречи, разговоры, случаи. Они вытягиваются в длинную нить, и тень начинает обрастать не материальной, но присущей только этому человеку плотью. И вот он предо мной, и я вижу, понимаю, что и этот милый сердцу брат по охоте ничуть не хуже, а может быть, и интересней тех, про кого уже рассказано. Значит, надо и о нем, а силы уже не те и времени все меньше.
Я сижу за столом в своей каморке-кабинетике; одно окно на озеро — оно в штилевой дреме, другое на берег, где за полем лес, уже спящий. Он пуст, и на озере нет никого. Я знаю, я помню, что все, о ком еще не рассказано, бывали здесь: гребли на челнах и лодках, бродили с ружьями по лесу, осенью собирали хрусткие холодные грузди, в морозные, очень короткие деньки, скрипя лыжами, с тяжелыми катушками ярких флагов за плечами вкладывали волков. Я должен о них поведать, пусть уже не так подробно, многое пропуская, передавая то, что, может быть, и помимо моей воли, выскочит из ларца памяти.
В приемной у стола с целым выводком разнокалиберных и разноцветных телефонов сидела важная очкастая дама-секретарша. Напротив нее — невысокий, часто улыбающийся человек. Посетитель вел негромкий, но оживленный разговор, доставляющий явное удовольствие собеседнице.
Я сидел поодаль, сонный, потому что почти не спал. Приехал в министерство еще днем, показал вызов, мне сказали:
— Министр вас примет в три часа.
Часы показывали четыре. Я спросил:
— Завтра?
— Нет, сегодня ночью. Где вы остановились? За вами придет машина.
Удивился. Давно не бывал в Москве и не знал, что все высокие чины теперь ведут особый образ жизни. Они почти не выходят из своих кабинетов, для обеспечения существования рядом имеется дополнительная комнатка: можно подремать — и туда же подается завтрак и чай. Работа длится всю ночь, затем краткий утренний отдых — это уже дома — и вскоре опять на работу. Такой распорядок принят потому, что «Сталин никогда не спит, светится его одинокое окно в Кремле, оттуда в любое время может прозвучать телефонный вызов нужного человека».
Дверь открылась; мягко ступая по ковру и что-то договаривая, вышли несколько человек. Секретарша встала, развела и соединила руки, как бы объединяя меня и человека, с которым болтала, пригласила:
— Проходите.
Уступая друг другу в дверях большого тамбура, мы вошли в обширный высокопотолочный кабинет. За широкими окнами с очень низкими подоконниками виднелся оживленный проспект Горького. Министр был один, сидел в генеральском мундире за массивным столом под портретом Сталина такого размера, что крупная фигура Георгия Михайловича Орлова казалась миниатюрной.
Не вставая с места, министр показал на два стула перед его столом:
— Садитесь.
После рукопожатий и маленькой паузы:
— Знакомьтесь — Виктор Владимирович Померанцев, доцент Ленинградского политехнического института, — кивок в сторону моего спутника. Так же с кивком в мою сторону был представлен и я. Затем сразу к делу: — Хотим на заводе «Вахтан» отработанную щепу не просто сжигать в топках котла, а использовать комплексно, заняться новым делом — энергохимией, брать от твердого топлива не только тепло, но и химические продукты. У нас еще пока никому не удавалось — правда, Академия наук занялась этим, но для углей, а не для древесины. Мне сказали, что ваша топка — (поклон в сторону Померанцева) — подойдет для такой задачи. Вот и давайте стройте топку на «Вахтане», а химическую часть, улавливание продуктов, поручим Ливеровскому — (кивок в мою сторону). — Все детали в главке, там знают.
Чтобы больше не возвращаться к этому кабинету, где многие, не только я, чувствовали себя неуютно, расскажу о втором и последнем его посещении. Через несколько месяцев мы с Померанцевым по собственной инициативе, без вызова, привезли проектные материалы. К этому времени, работая над проектом и «пробивая» все дело по инстанциям, мы очень подружились, в главке и министерстве даже получили кличку — «братья-разбойники».
В приемной было многолюдно, но секретарша что-то сказала в трубку, и мы были приняты без очереди. Министр встал, пошел к нам навстречу, сказал сидящим за огромным столом:
— Все вон к… Впрочем, пусть… вот вы, вы и вы, — тыкал он пальцем, — останьтесь, поучитесь настоящему делу!
Он снял мундир, повесил его на спинку стула и просил развернуть чертежи. Со вкусом стал их разглядывать, разбирать, временами утвердительно вполголоса матерясь — уж такой стиль был у него, да и у многих других руководящих в то время.
Здесь надо пояснить, что по образованию он был инженер, кончил тот же, что и я, химико-технологический факультет, построил в ГУЛаге несколько заводов и был назначен министром. О том, как это произошло, рассказывают так: на докладе у Сталина несколько крупных строителей; Сталин не в духе, торопит, куда-то ему надо было ехать, говорит: «Осталось пять минут, кто возьмется доложить?» Взялся Орлов, развернул два альбома фотографий, толково доложил основное, уложившись в срок, — и Сталин назначил его министром. Так рассказывают.
Георгий Михайлович Орлов, внимательно рассматривая наши чертежи, поглядывал на оставшихся в кабинете презрительным взором инженера, — они-де бюрократы! Два раза по ходу дела поднимал трубку телефона: «Лаврентий Павлович! Тут у меня наука. Помоги в одном деле, ладно?» Первый разговор, помню, был по поводу дефицитной нержавейки, второй — забыл.
После первого приема мы с Померанцевым выходили вместе. Тут меня ждало маленькое приключение. Пропускали тогда, особенно в министерский этаж, строго: в трех местах проверяли пропуск, зорко и неоднократно переводя взор от карточки на паспорте к вашему лицу. И на этот раз я, ничего не подозревая, спокойно предъявил подписанный пропуск и паспорт. Проверяющий неожиданно сказал: «Подождите. Отойдите в сторону!» Нажал какую-то кнопку. Мигом появился начальник. Проверяющий объяснил: «Пропуск на одну фамилию, паспорт — на другую». Я не мог ничего понять, чувствовал себя виноватым. Задержали, увели в особую комнату. Оказалось, что вместо моей фамилии на пропуске написали «доцент», взяв это слово из командировочного удостоверения. Выясняли дело довольно долго. Виктор терпеливо ждал меня, прогуливаясь перед входом в министерство под недовольными взглядами наружной охраны.
