За проявленную сообразительность я получил от отца в подарок сто талеров, а вся эта операция принесла нам две тысячи талеров чистого барыша. Дальнейшая судьба этих животных сложилась так: львов купил мой будущий шурин, английский торговец Чарльз Райе в Лондоне. Он затем перепродал их странствующему зверинцу Фейрграв, колесившему по Англии. Любопытно отметить, что Фейрграв скрестил красавца берберийского льва с капской львицей и получил прекрасный приплод. Впоследствии лучшие экземпляры его зверинца нашли приют в зоологических садах Бристоля и Дублина. Оттуда и посейчас получаются лучшие львы, каких можно найти в Европе.
Даже без особых пояснений из приведенных примеров такого рода сделок можно вывести заключение, что наша торговля зверями неуклонно развивалась. В 1863 году мой отец купил на площади Шпильбуденплатц дом № 19, примыкающий к музею. В передней части дома имелись две лавки, из которых одна сдавалась сапожнику, а другая была занята нашими птицами. Позади дома находился небольшой двор, а за ним большая постройка длиной в восемьдесят футов и шириной в тридцать футов, в правой части которой были установлены клетки хищников, а в левой части — стойла для травоядных животных. Над двором возвышалась маленькая пристройка, где располагалось небольшое фотографическое ателье. Свободная часть двора была заставлена ящиками для перевозки зверей, а между ними помещались деревянные чаны, в которых жили наши тюлени. Этот своеобразный «торговый двор» старого Гамбурга впервые в 1886 году нарисовал мой будущий друг, художник Генрих Лейтеманн для газеты «Daheim», которая поместила рисунок и статью о новомодном предприятии Гагенбека.
В последующие годы у меня завязались новые связи с Англией, Францией, Голландией и Бельгией. Зимой 1864 года я совершил свое первое путешествие в Англию. Впоследствии я ежегодно ездил от двенадцати до четырнадцати раз в Лондон покупать товары у английских торговцев. Моя зависимость от английского рынка кончилась лишь с основанием Германской империи и развитием немецкого морского судоходства.
Совершенно необычайно происходила перевозка в Саутгемптон аргентинского муравьеда, которого я купил в марте 1864 года в Лондоне. Я вообще никогда раньше не видел подобного зверя. Его владелец жил в имении, в четырех милях от Саутгемптона, где муравьед бегал на свободе в заснеженном саду. Подобный факт, подкрепленный позднее другими аналогичными наблюдениями, все больше и больше развивал во мне желание поставить более широко опыты по акклиматизации животных. На ночь зверя запирали в курятник, где было набросано несколько охапок сена. Потом, когда я купил животное, бывший владелец муравьеда сказал мне, что я совершенно спокойно могу взять его в карету, нужно только закрыть окна, чтобы он не выскочил. Так как я не имел никакого понятия об опасности, которую представляет перевозка подобного животного, я поддался соблазну. Карета только тронулась в путь, как мой четвероногий спутник внезапно схватил меня своими обоими передними когтями. Затем он принялся за мои ноги, и мне стоило большого труда от него освободиться. Всю дорогу мы не переставая возились. Мне приходилось непрерывно отражать все новые и новые атаки беспокойного соседа, а это было совсем нелегко, так как зверь был ростом в 7,5 фута (от носа до хвоста) и обладал колоссальной силой. Когда мы доехали до Саутгемптона, я совершенно обессилел и едва мог позвать на помощь своего кучера. В Лондон зверь был затем отправлен в ящике. Муравьед ежедневно получал в пищу восемь сырых яиц и фунт рубленого мяса. К тому же его поили теплым молоком. На обратном пути из Лондона в Гамбург море было очень бурным, и я оказался прикованным к постели морской болезнью. Хотя корм муравьеду я приготовлял сам, однако вынужден был просить знакомого коридорного на пароходе позаботиться о животном. Тут случилось одно забавное происшествие. Не успел матрос выйти из моей каюты, как тотчас же вернулся с бледным от страха лицом и рассказал, что когда он хотел накормить муравьеда, то у того из глотки выползла тонкая змея. Несмотря на слабость, я должен был спуститься вниз, чтобы посмотреть на чудо. Змея, конечно, оказалась не чем иным, как длинным языком муравьеда, которым он слизывал разбитые яйца, уроненные от страха коридорным.
Муравьед
По прибытии в Гамбург я продал редкого зверя тогдашнему три тридцатипятилетнему директору зоологического сада впоследствии всемирно известному автору книги «Жизнь животных», доктору Альфреду Брему. Мне часто приходилось в нашем старом доме на Шпильбуденплатц разговаривать с молодым ученым, который еще до учебы в университете совершил путешествия в глубь Африки, а позднее, когда он изучал естественные науки в Иене и Вене, ездил в Испанию, Скандинавию и Абиссинию. Брем был увлекающейся натурой, вечно занятой всевозможными опытами и проблемами. Однажды ему пришла в голову мысль, вероятно под влиянием посещения нашего дома, также заняться торговлей зверями, разумеется за счет Гамбургского зоологического общества. Вскоре он, однако, заметил, что торговля зверями дело совсем не такое легкое, как ему сначала показалось. Он моментально оставил этот эксперимент и основал в 1867 году Берлинский аквариум. Муравьеда и он видел впервые в жизни. Так как сразу купить такого редкого и дорогого зверя опасались, то я продал его на особых условиях. Часть предназначенной в уплату за него суммы я получил наличными, остальные причитающиеся мне деньги распределялись на каждый следующий месяц, который проживет животное. Тем временем я приучил муравьеда к более полезному корму, состоявшему из кукурузной муки и молока, кроме того, в обед ему давали четыре сырых яйца и полфунта рубленого мяса.
Исключительно важные деловые связи мне удалось установить в 1864 году. Однажды поздно вечером мы получили из Вены телеграмму, в которой сообщалось, что известный путешественник по Африке Лоренцо Казанова прибыл с транспортом животных, собранных им в Африке, и проследовал через Вену в Дрезден. Уже два года, как он привез из египетского Судана в Европу большой транспорт зверей, состоявший из шести жирафов, первого африканского слона и многих других редких животных. Тогда мы еще не решались приобрести такой дорогой транспорт, теперь же положение изменилось. Я немедленно отправился в Дрезден и купил у Казановы нескольких львов и полосатых гиен, а также коллекцию красивых обезьян и птиц. Наиболее существенным в этой торговой операции было однако, не покупка группы животных, а заключение постоянного контракта, на основе которого Казанова обязывался доставлять нам в будущем слонов, жирафов, носорогов и других животных. Так как путешественник не хотел признать действительной одну только мою подпись, то мы вместе с ним поехали в Гамбург, где контракт подписал и мой отец.
