Под вышкой случилось забавное приключение. Мишу угораздило потоптаться на муравьиной дороге. Большие африканские муравьи кусают так, будто у них не челюсть, а раскаленное шило. Миша заплясал, заохал, скинул куртку, рубашку, майку… Диана предусмотрительно отвернулась, но Миша на этом остановился и только яростно хлопал себя по ляжкам.
Остаток дня без происшествий и без каких-либо встреч мы шли по полянкам, по бревнам, брошенным через топкие места, и по мокрому душному лесу.
Мы собрались вернуться к машине, как вдруг на одной из тропинок оруженосец Кимау присел и сделал угрожающий знак. Мы все присели — и в тридцати метрах увидели слона. Переминаясь, он доставал из мелкой воды лопухи. Надь сразу понял мое желание сделать снимки слона вместе с охотником. Но оба мы хорошо понимали, что это значит. Слонов тут стреляют. Щелчок аппарата — и слон мгновенно станет «самым опасным животным Африки». Все-таки Надь кивает. Щелчок. Слон встрепенулся. Второй снимок я делал, когда слон, прижав уши, уже мчался на нас. Я не понял, что крикнул Надь, но ясно было: бежать, и как можно скорее!!! Краешком глаза я видел: пятясь, Надь поднимает винтовку. Сейчас, сейчас… Но выстрела не было.
Мы тяжело дышали от бега, когда появился спокойный Надь.
— Он раздумал, джентльмены, шагах в двадцати повернул…
— Мы рисковали?
— Пожалуй, нет. Рисковал слон — я ведь хороший стрелок…
У костра было что рассказать. Но рожок и охотничий марш не звучали, потому что никто в этот день не был убит.
Если у человека в запасе сотня английских слов, ему не избежать страсти чтения вывесок. И я делаю некоторые успехи. Правда, Миша от смеха часто роняет очки. Это значит: моя переводческая фантазия перешла все границы.
На этот раз я заглянул в словарь, но надпись на автобусной остановке в Аруше поддавалась только одному толкованию: «Без штанов в автобус не заходить». К моему удивлению, Миша не засмеялся!
— Это предупреждение масаям…
И все стало ясно. Масаи одеваются так же, как древние римляне, — кусок материи через плечо. Такую одежду можно назвать тогой, можно назвать одеялом. Это самая простая из всех одежд на Земле после повязки на бедрах. И мода у масаев на нее не меняется. Мы видели, как однажды масай догонял двух коровенок, которым пришла в голову мысль соревноваться с автомобилем. Масай собрал в жгут свою тогу и обмотал вокруг шеи. Бежать ему было легко. Но одежда степных пастухов неудобна в автобусе. И масаи предпочитают покрывать расстояния шагом. Ходоки они превосходные. Проезжая масайской степью, мы часто любовались, как идут стройные, необычайно высокие люди. Шаг размеренный, широкий и легкий. В руках только копье. На горизонте три-четыре фигуры превращаются в спички и растворяются в жарком мареве. Будь Земля сплошной степью, масаи обошли бы Землю пешком.
О масаях я слышал и кое-что прочитал. Среди пестрой толпы в Аруше сразу узнал масая. Он сидел на краешке тротуара и увлеченно точил копье. По улицам мчались автомобили. В кинотеатре напротив пестрые цепи огней предлагали посмотреть фильм о полете американского «Аполлона». Масая все это не занимало. В центре города на людной улице он был поглощен важной работой. В объектив через улицу я видел бритую голову и уши с огромными мочками. В них были вставлены украшения: большая пробка и нога от детской пластмассовой куклы.
* * *
В Восточной Африке более сотни племен. Миша несколько лет занимался этнографией. Как-то вечером на сон грядущий с его слов я записал десяток названий: аруша, кикую, чагга, маньяра, геринама, маконде, хехе… Люди этих племен славятся как хорошие земледельцы, охотники, проводники в горы, как строители и танцоры, искусные резчики, скотоводы. В последние годы племенные различия быстро стираются. Не только африканцев разных племен, но даже европейца и африканца отличать скоро будет только цвет кожи. Одежда, постройки, предметы быта становятся универсальными на Земле.
Масаи, кажется, единственный народ, который активно отвергает цивилизацию, не задумываясь, хорошо это или плохо для него. Масай не купит автомобиль, не наденет рубаху, не пойдет в услужение к белому. У Миши есть редкий снимок: масай моет автомобиль. Это действительно редкость. Масаи избегают общаться с белыми. И презирают всякую технику. Единственная «железка», с которой они не расстаются, — это копье.
Масай считает: на Земле есть одно только дело, достойное человека, — разведение коров. Этим делом он занят всю жизнь. Как только ребенок начал ходить, в руках у него появляется прутик — погонять скот. Иметь как можно больше коров! Любопытно, что это не способ разбогатеть и как-то изменить жизнь. Масай разводит скот для престижа. Горбатые, низкорослые коровенки, вздумай он выполнять какой-нибудь план по мясу и молоку, не принесли бы заметной славы. Но масая заботит только число коров. В Танзании белковый голод, мясо в хорошей цене. Но с великим трудом масая можно уговорить продать излишки своих коровенок.
Сам масай питается исключительно мясом и молоком, смешанным с кровью. Я не видел, как готовится подобное блюдо. По рассказам, это бывает так: бычку стрелой с близкого расстояния попадают в яремную вену; чтобы вена хорошо обозначилась и чтобы кровь забила фонтаном, на шее бычка делают жгут из веревки. И все. Кровь собрали в кувшинчик из тыквы, добавили молока, размешали и выпили. Бычку же рану залепили слюной или свежим навозом, и «донор», задрав хвост, побежал к стаду…
Самобытность масаев — не результат житья в каком-нибудь малодоступном уголке Африки. Масаи кочуют в открытой, величайшей в мире долине. Перемежаясь озерами, широкий провал в земле тянется через всю Африку с юга на север. Масаи облюбовали в низине травянистые степи к востоку от озера Укереве (Виктория).
Масайская степь не была спрятана от набегов соседних племен, она стояла на пути арабских работорговцев и европейских миссионеров. Но воинственные масаи сумели устоять против отравленных стрел соседей и против арабских мушкетов. В Христа масаи тоже не захотели поверить, бог, восседающий на вулкане Лангонот, вполне их устраивал. Уклад кочевой жизни оказался устойчивым против сторонних влияний. Но европейцы отняли лучшую часть масайской земли. Они оттеснили пастухов с прохладного плоскогорья, где в засуху можно было отыскать воду и пастбища. А когда начался дележ африканских земель, англичане и немцы по линейке на карте разрезали масайскую степь пополам. Единый народ оказался в двух государствах: в Кении и Танзании. Масаи, конечно, помнят этот грабеж. С той поры гордая замкнутость пастухов могла только усилиться. И белому человеку нечего обижаться, если на желание «пообщаться» масай отвечает молчаливым презрением. А если проезжий прицелился объективом, масай потрясает копьем. Такие сцены характерны, правда, для туристской дороги, где погоня за живописными снимками осточертела не только масаям. Но стоит с большака повернуть в травянистую степь, видишь других людей. Они по-прежнему сдержанны, но любопытны, не прочь посмеяться, простодушно потрогать твои волосатые руки и поцокать языком от удивления — масайская кожа не знает такой экзотики.
