Ханс Майбаум - Сирия - перекресток путей народовм

Глиняные таблички содержали также описи фиксированных налогов, которые должны были платить в царскую казну союзы ремесленников; записи об уплате дани, отчислявшейся Угаритом другим державам, чаще всего хеттам и египтянам, или о получении нм самим дани от более слабых городов; мобилизационные списки лиц «Управления призывного района»; списки населения, занятого на общественных работах; счета по торговым сделкам и указания строителям. В библиотеке были обнаружены многочисленные указания по совершению ритуалов. Прежде всего и во всех деталях изложены правила обрядов культа плодородия, приверженцами которого были финикийцы. «Ветеринарная книга» содержит рекомендации для лечения заболевших животных. Были найдены букварь, словари и тексты упражнений. К библиотеке относились также школа писцов и «бюро переводчиков». К интереснейшим находкам причислена табличка XV века до н. э., на которой записаны слова и мелодия песни. Клинописью переданы ноты. Это самый древний из известных до сего времени пример, являющий собой попытку письменно зафиксировать мелодию.

Пожалуй, наибольшую ценность представляет собой маленький, всего в 10 сантиметров длиной, брусок глины с тридцатью знаками, который помощники Шеффера отыскали среди многих других глиняных табличек в комнате для писцов царского дворца. Это был один из первых в истории человечества алфавит. Финикийцам удалось усовершенствовать клинопись так, что их знаки теперь обозначали не целые слова или слоги, для чего необходимы были сотни или даже тысячи знаков, — а передавали слона буквами, а последние изображались с помощью клинописных знаков. Это буквенное письмо позднее в преобразованной форме было воспринято греками — они добавили соответствующие их языку гласные — и таким путем достигло Европы.

Табличка с алфавитом из Угарита с 30 знаками, передающими согласные звуки языка, относится к периоду расцвета этого финикийского города, по-видимому к XIV веку, может быть даже к XV, и хранится сейчас как особенно ценный экспонат в стеклянной витрине музея в Дамаске, и я не раз стоял перед нею, полный благоговения перед человеческим гением.

После полудня мы возвращаемся на «Голубой пляж». Здесь, на сирийской земле, наконец-то и я могу показать Хасану кое-что такое, о чем он и не подозревает. Мы берем напрокат ласты и маски и плывем к оконечности скалистого мыса, ограничивающего бухту с левой стороны. «Кладбище крабов» — так окрестил я мыс: в пористой породе очень давно, может быть, финикийцами выдолблены бассейны площадью в шесть — десять квадратных метров и глубиной всего в несколько сантиметров. Когда ветер дует со стороны моря, они наполняются водой, и бесчисленное множество крабов плавает в этих небольших прудах. По бассейны выдолблены не для ловли крабов, а для добывания морской соли способом, о котором говорилось ранее.

Под водой мыс переходит в прямую, как стена, вертикальную перегородку. Она тянется на несколько сот метров в море. Здесь, у стены, прекрасное место для ныряния. на глубине 10 метров и более вода чистая и прозрачная. У края скалы, в прибрежных пещерах мыса, резвятся разноцветные рыбы. Сказочный подводный мир раскрывается перед нами в самых живописных образах и формах. Остаток дня мы проводим в этом нереальном мире и только поздно вечером возвращаемся в свои кабины.

В ресторане мы заказали рыбу, и нам разрешили самим выбрать ее на кухне. Отдаем предпочтение большой, величиной с руку, рыбине, которую повар убивает тут же. Он чистит ее и натирает всевозможными пряностями: чеснок и лимон здесь присутствуют непременно. Потом он слегка поджаривает рыбу на древесных углях и подает со свежим салатом, орехами, морковью и лепешкой. Солнце давно уже зашло за горы, и ужин достойным образом завершает день. И только великое множество мух и комаров и особенно метод борьбы с ними, применяемый в отеле, мешают нам уснуть. На крыше большой веранды ресторана подвешен электрический прибор, похожий на рефлектор. Его яркий свет привлекает насекомых и поджаривает их. При этом возникает довольно сильный шипящий непрерывный звук, по я привыкаю к аккомпанементу этой «жаровни для насекомых» и засыпаю.

Наша следующая цель — Арвад, остров с очень древней историей, расположенный напротив города Тартуса. У небольшой лодочной станции — группа арабов, среди них несколько женщин, одетых в черное, с лицами, закрытыми покрывалами; им тоже нужно перебраться на остров. Штурман медлит, показывая на небо. Подул легкий бриз, но трудно представить, что он может помешать но время столь короткого плавания. Наконец штурман, убедившись, очевидно, что его опасения напрасны, предлагает нам усаживаться. Мотор начинает тарахтеть, суденышко отчаливает. Но едва мы миновали мол, легкий бриз в гавани обратился сильным ветром и стал неприятно раскачивать наше судно. Нос глубоко погружается в морскую пучину и снова взлетает вверх. Катеру с его слабым двигателем, наверное, трудно продвигаться вперед. Какое-то время кажется, что мы ни на метр не приблизились к острову. Такая поездка — все что угодно, только не удовольствие! Скоро наступает момент, когда женщины, строго соблюдающие обычаи, вынуждены поднять свои покрывала. А шторм все усиливается. Вода, подстегиваемая ветром, заливает крохотную палубу, где мы стоим, крепко ухватившись за поручни.

Через час с небольшим, промокшие до нитки, мы наконец добираемся до Арвада. Я чувствую себя скверно; кажется, силы оставили меня, когда, качаясь, я ступаю на землю. Но дурнота отступает, как только ощущаю твердую почву под ногами. Хасан тоже от соприкосновения с землей обретает новые силы. Правда, он клянется, что это его последняя поездка по морю, и проклинает мою настойчивость пройти по следам финикийцев еще и на острове.

Скоро мы окончательно успокоились, так как путешествие по Арваду оказывается очень увлекательным. Мальчишки предлагают свои услуги в качестве гидов. Красивый, загорелый юноша лет шестнадцати побеждает конкурентов, прогоняет всех охотников за бакшишем и ведет нас по узким переулкам острова. Эту крошечную территорию, размером 800 метров в длину и 500 — в ширину, населяет свыше 2500 человек; расстояние между домами норой не более двух метров. Арвадцы живут рыбной ловлей и добычей губок. Эта работа опасна: чтобы достать губку, нужно нырять на глубину в несколько десятков метров, и, если ловец, привлеченный новой добычей, неправильно рассчитает запас воздуха, зачастую он уже не возвращается на поверхность. Так погиб отец мальчика, однако сам он все-таки стал ныряльщиком за губками. Я поинтересовался, почему он по подыщет себе менее опасную работу. Мальчик принимает позу героя и говорит что-то о традициях и радости риска, но в конце концов нам становится ясной истинная причина: до последнего времени здесь не было никаких других возможностей заработать. Теперь — в связи со строительством нового порта для перевоза собственной, сирийской нефти — возникли более благоприятные возможности найти работу, там трудится, например, его брат, и это большое счастье для всей семьи. Но не всем пока хватает работы в порту, поэтому ему ничего не остается, как пырять за губками и от случая к случаю сопровождать любопытных туристов. К сожалению, заработок от лова губок в последнее время очень скудный, поскольку в наиболее богатых местах промышляют лодки западных стран. Он жалуется и на то, что их самым бессовестным образом обманывают скупщики. Но, добавляет юноша, администрация округа в Тартусе хочет положить конец этому обману и поддержать жителей острова, организовав товарищества по сбыту.