Наступил торжественный момент — на скамеечке, стыдливо застеленной уже ненужными конспектами, выстроилась батарея бутылок «Токай», «Монастырская изба» и привычными слегка зачерствевшими бутербродами с сыром, что продавались в гастрономе по 10 копеек за штуку. Сергей откупоривал последнюю бутылку, проталкивая пробку внутрь, дамы приготовили дежурные пластмассовые стаканчики, как яркий луч электрического фонарика взорвал намечающуюся идиллию.
Милицейский патруль подкрался совершенно бесшумно.
— Так, граждане… Нарушаем? Распиваем в общественном месте? — раздался строгий голос из темноты. — Быстренько складывайте свои манатки и следуйте за мной!
В отделении дежурный долго уточнял имена, фамилии, перепроверял домашние адреса, поминутно перезванивая в Центральное Адресное Бюро, утомительно составлял протокол, но рано или поздно всему приходит конец. Резолюция была короткой: за нарушение общественного порядка, согласно административного кодекса, с ребят причитается — по десять рублей штрафу, с девчат — по пять. На вопрос сержанта к дежурному — что делать с конфискованными бутылками, равнодушно ответил:
— Пусть забирают, я не пью такую кислятину…
Время около двух часов ночи, в сумках откупоренные бутылки с вином. Куда идти и что делать? Покружив у закрытой станции метро, компания вновь отправилась в тот же скверик к родному институту, на ту же самую скамейку.
Дубль два — на конспектах разложены бутерброды, уже не столь радостные подруги готовят стаканы… И вновь луч милицейского фонарика…
— Что, опять вы?
— Но товарищ сержант, бутылки раскупорены, пробки внутрях…
— Ладно, ладно, продолжайте, у вас уже все уплочено… — и патруль зашагал в темноту зорко выслеживать беспорядки и нарушения, чтоб в скором будущем Москве можно было с честью присвоить высокое звание образцово-показательного города-героя.
— Долго же мы провозились, — сказал Петрович, дергая стартерный шнур подвесного мотора. С третьей попытки ему удалось завести видавшую виды двенадцатисильную «Москву» и перегруженная казанка, оторвавшись от берега, медленно поползла на стремнину реки.
— А начальника-то и не слышно, может они уже до места добрались?
— Не-е, по моим прикидкам до ключа еще верст десять, а ту стаю уток, что ты проморгал, они километрах в двух впереди стреляли. Не больше.
— Небось тоже шпонку срубили вот и чинятся. Вот переходик, третья шпонка летит.
Остров, внезапно появившийся после поворота, поставил Петровича в тупик. Вроде как шеф говорил, что на каком-то острове разобьем очередной лагерь, но на какой его стороне, и тот ли это остров — ни я, ни Петрович не знали. Я нехотя скинул с себя брезент, которым укрывался от речных брызг и начал всматриваться в прибрежные кусты.
— Э-э-э-ге-ге-ей! — раздалось с левого рукава реки — это, продираясь сквозь ивняк, показался Волнухин, он кричал во всю луженую глотку и махал руками. — Сюда, сюда заруливай…
Петрович заглушил мотор и казанка накатом мягко ткнулась в песчаный берег, рядом с казанкой начальника отряда. Прихватив кусок геофизического провода, служащего нам причальным концом, я вылез из лодки.
Ракитовые кусты, целиком захватившие длинный, но узкий остров, в этой части по какой-то причине оставили нетронутой небольшую и ровную площадку, вполне достаточную для двух палаток и костра. Мягкая густая и ровная трава напоминала ухоженный газон, а отсутствие высоких деревьев предполагало уменьшенную дозу комарья на душу геологического населения.
— Охотнички! Прибыли, наконец. Вы где там задержались? — спросил шеф, перетаскивая со студентом геологическое барахло из своей наполовину опустошенной лодки на траву, поближе к кустам. — Все за утками гоняетесь?
— И-тит-твою мать! Николай Григорьевич! Сам же завел нас на эти коряги и сам же еще спрашивает! Три шпонки срубили! Такое было когда? — взорвался Петрович, не выдержав несправедливых упреков.
— Знаю, знаю… Не шуми. Мы тоже на те коряги напоролись. Правда, отделались легким испугом, да Волнухину, ха-ха, мотором по спине заехало, когда тот на коряге прыгнул.
Волнухин, уже нарубивший колышки для палаток, теперь собирал плывун, пни и палки для костра.
— Да, врезало будь-будь. Больше не буду так близко к мотору садиться. Зато шпонка цела осталась. И винт цел.
— Есть утки-то? Или так, в пустоту стреляли?
— Да набили-то нормально. Я смотрю, и у вас неплохо… Так, три, четыре, м-м-м, вон еще пара… Двенадцать штук? И у нас девять. На три-четыре дня хватит. Аккурат, до следующего переезда.
— Еще стайка гусей была, но далеко, даже стрелять не стали, — вставил Волнухин.
— Нужно их сейчас же разделать, а то протухнут. Кто сегодня дежурный? Игорь, ты?
Игорь, студент-практикант, был пятым и последним сотрудником отряда. Последним не в смысле — на последнем месте, нет, у геологов и удача, и работа, и заботы — все делилось поровну, невзирая на чины, возраст или знания. А последним в том смысле, что отряд состоял всего из пяти человек, и Игорь был единственным заштатным сотрудником. Временным новичком, в отличие от бывалых бродяг типа шефа или Волнухина.
— Есть! Товарищ командир! Бу сделано. Прям сейчас и начну. Но заранее предупреждаю, если только мне одному их обдирать, то отряд будет ужинать в завтрак! — ответил студент.
Какой-то шорох послышался в кустах неподалеку, хотя ветра не было. Николай Григорьевич прислушался и повернул голову на звук. Остальные не придали шуму значения и продолжали заниматься своими делами.
А шум все усиливался, перейдя в треск. Появилось ощущение, что некто ломится сквозь кусты.
— Тихо всем! — грозно прошептал начальник и потянулся за ружьем.
Если кто и не понял, в чем дело, то услышав шепот шефа, тут же бросил свои дела. Волнухин даже отложил топор, которым замахнулся было на очередное полено. Треск ломаемых сучьев слышался особенно отчетливо во внезапно наступившей тишине. И тут на поляну вышел здоровенный олень. Он появился сразу во всей красе. Большие ветвистые мохнатые рога, гладкая блестящая коричневая шерсть на мерно вздымающихся боках, огромные глаза, изумленно рассматривавшие людей… С минуту геологи и олень неподвижно смотрели друг на друга. Щелчок взводимых курков на ружье у шефа разорвал тишину и все разом опомнились. Олень шуганул в кусты, начальник влепил вдогонку из двух стволов и рванул вслед за ним, остальные бестолково заметались по полянке, разыскивая в ворохе вещей свои ружья и пулевые патроны.
— Григорьич-то, с утиной дробью побежал… Уйдет олешка… — причитал Петрович, раскидывая шмотье по траве. — Где ж они, черт побери… Специально ведь пулевые всю дорогу под рукой держал, а тут скинул патронташ…
