Аллея вековых сикомор, ведущая из города в Шубру, служит местом гулянья для жителей Каира. По пятницам и воскресеньям здесь увидишь то же, что «вдоль канала» в Александрии, но в более обширных размерах; зимою в каирском Bois de Boulogne все многочисленнее — и кареты, и сановники, и французские актрисы.
Дерево Богородицы и Гелиополис смотрятся за один раз. Первое растет Близ селения Матарие в полутора-часовом расстоянии от столицы. Оно подарено хедивом императрице Евгении. Легенда гласит, что Святое Семейство часто покоилось в тени его ветвей. Однажды Мария с младенцем Иисусом, спасаясь от преследования, спряталась будто бы в дупло, и паук так заткал отверстие, что никто не мог их найти. Верстах в двух, на другом конце названной деревни, находятся остатки Гелиополиса. Город этот, в Библии Он, один из главных центров древнего Египта, славился культом солнца.
Восток изобилует памятниками и местностями, с которыми связаны заведомо ложные предания. Что общего, например, имел Моисей с источником носящим его имя в мертвых окрестностях Мокатама? К числу таких апокрифических достопримечательностей принадлежит и дерево Богородицы. Доподлинно известно, что оно посажено в 1672 году, взамен прежнего, другого дерева Богородицы (†1665 г.), которое в свою очередь имело предшественника, и т. д. Современное дерево — дряхлая сикомира, лишенная верхушки; торчат только два, три нижние сука; ствол без следов корь — исчерченный, исцарапанный, изрезанный — представляет из себя кладбище людских прозвищ и фамилий. То путешественники при помощи перочинных ножей оставили по себе воспоминание. На старых именах легли новые, как свежие могильные холмы на, могилах, сравнявшихся с землею. В настоящее время сикомору огородили, и туристы могут тупить свои ножички лишь о решетку.
От дерева извозчик повез меня обратно в Каир, хотя был нанят до Гелиополиса (о таксе я еще не знал и договаривался с ним целых полчаса). Когда я потребовал, чтоб он ехал далее, за Матарие, хитрый Араб уперся на меня недоумевающим взором, точно не понимал, и вместо ответа стегнул по лошадям. Неоднократно повторял я свое приказание: негодяй то гнал, то сдерживал, то совсем останавливался и снова выпучивал на меня глаза. Не желая пасть жертвой такой очевидной комедии, я попробовал прибегнуть к пантомиме и, не сказав ни слова, погрозил ему хлыстом.
— All right, спокойно отвечал он, в медленно, с невозмутимым цинизмом, повернул лошадей.
От города солнца сохранился всего-навсего один обелиск; под сенью его бродят отрепанные дети и не дают прохода иностранцам.
―
Джезире (остров) — загородный дворец, построенный Измаил-пашой на речном острове, который соединен посредством мола с левым берегом Нила. В былое время остров сплошь затоплялся разливами, и, прежде чем строиться, надо было поднять его уровень; насыпной слой имеет полтора метра толщины.
Джезире самый роскошный дворец в Египте; в нем обыкновенно отводятся квартиры высоким гостям хедива. В залах, перемежаясь с турецкими диванами, стоят вазы в рост человеческий, столы римской и флорентийской мозаики — подарки папы, и различные предметы искусства, купленные на всемирных выставках. В одной комнате ониксовый камин с зеркалом стоил 6.000 фунтов стерлингов. Покой, служивший спальней императрице Французов, весь, как внутренность бонбоньерки, простеган голубым атласом.
В дворцовом парке содержится зверинец; тут, как и в прочих зоологических садах, среди редких фазаньих пород разгуливают доморощенные куры, рядом с гиенами дворняга в клетке, повизгивая, ластится к прохожим, тигры, рыча, поводят хвостом, слон ест хлеб из рук, играет на губной гармонике и хоботом собирает деньги в пользу сторожа… Но этим и заканчивается сходство Джезирского зверинца с европейскими.
Грустное зрелище являют в зимнюю стужу наши зоологические сады. Засвирестел блок, захлопнулась за вами дверь, в которую, опережая вас, клубами ворвался морозный пар, и вы очутились во мраке и удушливой вони «топленого помещения»; звери с мутным взглядом заученною поступью слоняются взад и вперед, скользя по железной решетке то правым, то левым ухом. Олицетворение голода, тоски и тупого отчаяния!
Обитатели Джезире, преимущественно уроженцы центральной Африки, не нуждаются в закрытых зданиях и векуют век на чистом воздухе; кормят их сыто; уход за ними отличный. При подобных условиях животные не утрачивают природных качеств: львы имеют поистине королевскую осанку, шустрые, проворные мартышки нисколько не походят на жалких чахоточных творений, которых показывают на севере, и нигде нет жираф такого гигантского роста (проводник бросал к ним в закуту ветки мимозы; чтобы достать их с полу, долговязый создания расставляли передние ноги, как акробаты).
Возле небольшого пруда кулики, камнешарки, различные виды болотной дичи с криком и писком гонялись друг за другом; сосредоточенные журавли, фламинго с красными крыльями и розовые пеликаны не принимали участия в общей суматохе. Просторный садок из проволоки вмещал великое разнообразие мелких пернатых; но так я же птицы летали кругом на свободе.
Сад Джезире можно назвать и ботаническим: среди лабиринта дорожек, узорно выложенных камешками, вокруг бронзовых оленей и мраморных фонтанов, африканская флора раскинулась в полной красе.
Подчас, гуляя в парке, вообразишь, что он принадлежишь не владетельной особе, а тебе самому, и тогда другими глазами, глазами взыскательного хозяина, посмотришь на окружающее: многое верх совершенства, а многое надо бы пересадить, переделать, перестроить… В нынешнюю прогулку я подарил себе на несколько минут остров Джезире с его принадлежностями и, движимый новым чувством, садился отдыхать на окаменелые пни с Джебель-Хашаба, прислушивался к журчанию водометов, удалялся в гроты из ноздреватых камней, ходил над каналами в тени прибрежных бамбуков: я собирался созидать и разрушать. Но здесь мой хозяйский глаз остался всем доволен. лучшего сада придумать я не мог и потому ничего бы в нем не изменил и не тронул… разве выпустил бы на волю свою соотечественницу, сороку, которая томится в несвойственном ей климате, предназначенная возбуждать на Ниле такое же удивление, какое у нас возбуждают попугаи.
―
На пирамиды, в видах экономии, принято ездить большим обществом. Я подыскал себе спутников в среде знакомых. Кроме двух пар молодых супругов, товарища моего детства, друзей-философов и врага всякой философии, генерала Федорова, в Каире проживал еще русский — остзейский барон, румяный и богатый юноша, который приехал лечиться от воспаления легких, занимал лучший нумер в Hotel d’Orient, держал при себе доктора, карлика и обезьяну и никогда ни чем болен не был. Перечисленные лица, за исключением генерала, изъявили согласие разделить приятности и расходы прогулки, и в назначенный день, сопровождаемый несколькими пустыми извозчиками, я поехал собирать по домам желающих.
