В ту ночь я плохо спал. И вовсе не потому что было душно. Всю ночь мне снилось, будто я и мои друзья прыгаем в воду, то с шестом, то без него и ломаем руки, ноги, шеи. Под утро из кошмарного сна меня вырвал сигнал кареты скорой помощи. Я с трудом протер глаза. Оказывается, это Чарлз, сидя на носу судна и весело насвистывая, приветствовал рождение нового дня.
Деревня Бунлап живописно раскинулась на крутом склоне. Среди буйной зелени виднелись традиционные хижины. Стены их сооружены из бамбука и тростника, а крыши, насколько я понял, покрыты листьями пандануса.
Как обычно, когда мы высаживались на берег, нас окружила толпа ребятишек, правда, не таких шумливых, как в других деревнях. Полные любопытства местные красавицы проворно прятались за плетнями, стараясь оставаться незамеченными. Груди они не прикрывали, а на бедрах носили едва достигающие колен юбочки из травы. Мужчины с достоинством приветствовали нас, пожимали руки, видно, манеры европейцев им были знакомы. Мужчины носили традиционные набедренные пояса. Кудрявые их шевелюры украшали красные цветы гибискуса.
Два мальчугана несли яркие циновки. Их приятель тащил довольно искусно сплетенную корзиночку. У некоторых мужчин в руках были не то трости, не то дубинки с резьбой, а у одного — атата — деревянный с интересной резьбой молот для ритуального забоя свиней. Все эти люди держались несколько смущенно. Казалось, они не знали, что делать со всеми этими предметами. Во всяком случае, свой товар они никому из нас не навязывали. Похоже, жители Бунлапа еще не научились разным хитростям, к которым прибегают ушлые торговцы. Вместе с тем они уже вступили на скользкий путь производства товаров, превышающих спрос в родной деревне.
— Все жители Бунлапа — язычники. Островитяне считают их хранителями древних традиций, — объяснил Джек. — Интересна система их родовой организации. В северной части острова существуют только две главные родовые линии — Буле и Таби. Здесь не разрешается жениться на девушке того же рода. Детей, рожденных от браков между Буле и Таби, относят к роду матери.
Я сделал знак островитянину, что хотел бы поближе рассмотреть его деревянный молот. Тот поспешно протянул мне этот инструмент, после чего все остальные обладатели ценностей стали наперебой предлагать свои. Оригинальный молот с удобной рукояткой по форме напоминал голову какого-то человеко-зверя с острыми ушами.
Мы направились по дороге к виднеющейся вдали от деревни заброшенной ветхой вышке, сооруженной из тонких деревьев, связанных лыком. Вид у нее был довольно непривлекательный, и тем не менее она была свидетельством того, что местные жители обладали незаурядными способностями к строительству. Воздвигнуть двадцатиметровую вышку без единого гвоздя взялся бы не каждый ннженер-европеец. К тому же ему пришлось бы вычислять, какую поправку следует сделать на растяжку лиан, принимая во внимание вес тела прыгуна.
— Капитан, спросите, пожалуйста, здесь, на месте, зачем они прыгают? — попросил я.
Старший по возрасту островитянин пояснил:
— Custom blong tis plejs («так велит обычай»).
Другой уверял, что прыжки гарантируют хороший урожай в следующем году. Один юноша вполне серьезно утверждал, что ему прыжки помогают от болей в животе и простуды.
Не спеша мы возвращались в деревню. По дороге нас обогнали полуобнаженные женщины и девушки. Они несли связки бамбука, которые заменяли им ведра. Толстые трубки, заткнутые пучком листьев, прекрасно выполняли свою роль.
Доминик, окруженный толпой кудрявых островитян, что-то объяснял им возле хижины вождя. Никто к шлюпке не торопился. Я был доволен: можно еще побродить по этой интересной деревушке.
На просторной площадке перед одной хижиной я наткнулся на самую настоящую мастерскую. Там плели циновки (их производят почти на всех островах Океании). Обычно циновки плетут очень плотно и искусно из волокон тутового дерева. Даже самые простые, для повседневного употребления (на стены или на пол), украшают рисунком. Одна длинная циновка, которую нам показали, была тщательно сплетена из листьев пандануса красивым косым стежком и отделана бахромой; другая — выкрашена в кирпичный цвет. На глазах у меня на белой полосе, оставленной посередине циновки, двое мастеров из Бунлапа печатали несложный рисунок. У них было что-то вроде матрицы с держателями, сделанной из разрезанного вдоль ствола пандануса.
На плоской поверхности вырезали рисунок, зеркальный отпечаток которого оживил циновку. Я наблюдал, как они это делают, пока работа не была закончена. Циновка получилась великолепная. Интересно, как давно стали аборигены производить подобные циновки? Из-за угла хижины показался Доминик. Он делал мне какие-то таинственные знаки.
— Ты видел лианы прыгунов? — спросил он меня.
— Да, но они ведь совсем высохли, — ответил я.
— Я покажу тебе невысохшие, — заверил меня Доминик.
Он повел меня в густой тропический лес. Мы шли не менее четверти часа. Деревья становились все выше. Солнце с трудом пробивалось сквозь слои многоярусной зелени.
Доминик долго оглядывался по сторонам. Наконец он остановился перед деревом, достигавшим в высоту метров сорока. Он молча вынул огромный складной нож и подошел к толстой зеленой лиане, исчезающей где-то под облаками. Сначала полоснул ножом высоко, потом — на полтора метра ниже. Вода с такой силой хлынула из зеленого ствола лианы, что я отскочил.
Агроном был в восторге.
— Мы с тобой находимся на острове лиан, но именно эта лиана встречается даже здесь довольно редко. Как из пожарного шланга, правда? Такая лиана иногда поднимается по стволу дерева на десятки метров. Ничего удивительного, что к верхней ее части вода может дойти только под большим давлением.
— Как называется это чудо?
— Entada pursuetha, — ответил Доминик.
Я отрезал кусок лианы и убедился, что вода в ней — холодная и вкусная.
— Жаль, сейчас она не плодоносит, — продолжал Доминик. — У нее удивительные плоды: огромные плоские стручки до полутора метров длиной.
От острова Пентекост до лежащего к северу Амбрима путь недалек: всего несколько часов ходу. От ребят я узнал, что сначала мы причалим близ пристани Крэга, то есть там, где погиб «за копру» один из трех джентльменов К. Я сидел на своем привычном «наблюдательном пункте» — на крыше корабельной надстройки. Местечко было недурное, хотя немного шумное: труба не только изрыгала газы, но еще и противно гудела. И все же мне всегда как-то удавалось устроиться на довольно просторной крыше, с какой бы стороны ни дул ветер. Иногда мне составлял компанию Доминик, иногда — кто-нибудь из членов экипажа. Ребята уже привыкли к «господину Яну», вступали со мной в беседу и вообще признали за своего.
