Кромѣ дервишей, около Каабы гнѣздятся и другіе представители мусульманской іерархіи, въ родѣ имамовъ, улемовъ etc. Въ одномъ изъ выдающихся зданій, расположенныхъ около святилища, обитаютъ шерифы — подлинные потомки пророка, а рядомъ съ нимъ и самъ великій шерифъ-халифъ — папа мусульманскаго міра. Къ этому-то высочайшему духовному лицу являются паломники на поклоненіе. Его благословеніе считается равносильнымъ благословенію пророка; у него, какъ и у папы, правовѣрные цѣлуютъ зеленую туфлю. Духовенства въ Меккѣ такая масса, что оно составляетъ никакъ не меньше четвертой части населенія.
Достигнувъ воротъ священнаго города, богомольцы останавливаются, творятъ молитву, омовеніе и читаютъ одну или двѣ фэтхи изъ корана. Встрѣчающее ихъ съ молитвеннымъ пѣніемъ, духовенство требуетъ отъ пришельцевъ прежде всего исповѣданія вѣры. Завѣтный символъ — нѣтъ Бога, кромѣ Бога, а Магометъ пророкъ его — открываетъ двери Мекки. Войдя въ ворота священнаго города, богомольцы расходятся искать себѣ пристанища, при этомъ ихъ хабиръ, или глава каравана, знающій Мекку, какъ свои пять пальцевъ, оказываетъ несомнѣнную помощь при размѣщеніи каравана. Кромѣ того, около хаджей снуютъ особые люди, въ родѣ факторовъ, и дервиши, зазывающіе къ себѣ пилигримовъ, по своимъ угламъ, чтобы потомъ ободрать ихъ, какъ липку; хитрые бродяги знаютъ, что хаджа изъ Стамбула или изъ Каира не придетъ во гробу пророка съ пустымъ кошелькомъ.
На другой или третій день, однимъ словомъ, когда немного оправятся и отдохнутъ богомольцы, они начинаютъ недолгій, но строгій постъ, неустанно творятъ молитвы и омовенія, чтобы, по возможности, сдѣлать себя чистыми и достойными поклоненія святыни.
Въ назначенный день, подъ предводительствомъ своего главы, всѣ члены каравана собираются на дворъ Каабы, гдѣ имъ читаются громогласно имамами предварительныя наставленія и назиданія, располагающія ихъ душу къ великому созерцанію и «претворяющія сердце въ воскъ», какъ выразился Абдъ-Алла. Когда это чтеніе окончено, — правовѣрные снимаютъ свою обувь и поочередно, наклонивъ головы, съ замираніемъ сердца вступаютъ въ таинственный храмъ.
Затѣмъ двери великаго святилища закрываются, — и что происходитъ тамъ, извѣстно одному Аллаху да правовѣрнымъ, испытавшимъ эти «минуты райскаго блаженства». Какъ происходитъ моленіе передъ знаменитымъ Чернымъ Камнемъ, «котораго одинъ прахъ, снятый съ поверхности, можетъ сжигать дьявола»; какъ совершается поклоненіе гробу пророка, и что переиспытывается тамъ въ «сѣни божьей» въ душѣ истиннаго правовѣрнаго, — трудно сказать. По всей вѣроятности, истый мусульманинъ до того наэлектризовывается всѣмъ, совершающимся вокругъ его, что приходитъ въ экстазъ, ничего не видитъ, ничего не понимаетъ; его возбужденному до nec plus ultra уму и настроенной ко всему чудесному восточной фантазіи мерещатся дивные образы, чудныя представленія. Заунывное пѣніе молитвъ подъ сводами таинственнаго храма, одуряющія ароматомъ куренія, подавляющее величіе окружающей обстановки и, быть можетъ, какія-нибудь музыкальныя приспособленія, своею убаюкивающею мелодіею въ полумракѣ, озаренномъ только свѣтомъ золотыхъ лампадъ, мерцающихъ надъ гробомъ посланника божія, невольно могутъ привести душу паломника въ такому соверцательному настроенію, что ему представляется самъ пророкъ во всемъ своемъ небесномъ и земномъ величіи, какъ это утверждаютъ нѣкоторые полупомѣшанные сантоны и любимцы неба — уэли. «Съ тѣломъ, готовымъ залетѣть на небо, и сердцемъ чистымъ, какъ огонь, съ душою прозрачною, какъ воздухъ», выходитъ правовѣрный изъ великаго святилища. Теперь онъ дѣлается настоящимъ хаджею; теперь каждый изъ нихъ настроенъ такъ, что онъ можетъ стать факиромъ, броситься на смерть, потому что сердце его преисполнено созерцаніемъ величія пророка. Эль-хамди-Лиллахи! — восклицаетъ онъ, повергаясь на каменный помостъ, окружающій Каабу. Облобызавъ священный Черный Камень и прахъ гроба Магометова, счастливый паломникъ обходитъ другія мечети Мекки, вездѣ дѣлая посильные вклады, и творя молитвы.
Если пилигримъ прибылъ во-время въ Мекку, т. е. въ первыхъ числахъ зельхаджи, къ празднику курбатъ-байраму, то онъ долженъ совершить еще одинъ духовный подвигъ, послѣ котораго можетъ считать свое паломничество вполнѣ оконченнымъ. Подвигъ этотъ состоитъ въ посѣщеніи священной горы Арафатъ, въ нѣсколькихъ часахъ пути отъ Мекки. На этой горѣ, послушный велѣнію Бога, праотецъ Авраамъ приносилъ въ полночь великое, неслыханное жертвоприношеніе. Большою толпою идутъ туда пилигримы съ трубными звуками и пѣніемъ исповѣданія вѣры; впереди несутъ зеленое знамя пророка, гдѣ вышиты слова символа вѣры. Громкое пѣніе — ля-иллахи etc., потрясаетъ воздухъ, а десятки тысячъ, участвующихъ въ церемоніи, въ разноцвѣтныхъ одѣяніяхъ двигаются торжественно и медленно подъ звуки трубъ пѣнія священныхъ гимновъ. Интересно, что при восхожденіи на гору Арафатъ женщины должны находиться при своихъ мужьяхъ; одинокимъ совершенно воспрещенъ входъ на священную. Многія, поэтому, неимѣющія мужей, берутъ себѣ на это время номинальныхъ, временныхъ. Эти послѣдніе, впрочемъ, обыкновенно успѣваютъ воспользоваться даже однодневными правами, такъ что завѣтъ пророка женщинамъ восходить на гору Арафатъ вмѣстѣ съ своими мужьями исполняется буквально. Букчіевъ имѣлъ счастье быть однодневнымъ мужемъ хорошенькой полудикой арабки, съ которою у него были связаны всѣ воспоминанія о полночномъ восхожденіи на склоны горы Авраамовой.
Въ полночь на девятое число зельхаджи, вмѣсто обыкновенной ночной молитвы — айшехъ — читается особенная длинная молитва, слушать которую и собираются паломники, еще съ утра выступивъ изъ Мекки, и только послѣ захожденія солнца поднимаюся съ пѣніемъ молитвъ подъ сѣнью знамени пророка на гору Арафатъ. Все духовенство Мекки въ особенныхъ странныхъ одѣяніяхъ совершаетъ эту полночную молитву. Громкое торжественное чтеніе, восклицанія многотысячной толпы, облака ѳиміама, восходящія надъ этою горою отъ множества кажденій въ полночный часъ, когда такъ торжественно на небѣ к на землѣ и когда однѣ звѣзды смотрятъ на міръ — должно дѣйствовать потрясающимъ образомъ на душу зрителей.
— Та молитва, — говорилъ Абдъ-Алла, — торжественна какъ служеніе самихъ ангеловъ; ея звуки, кажется, родятся въ воздухѣ, а не исходятъ отъ земли. Валлахи (клянусь Богомъ)! — только на горѣ Арафатѣ въ ночь на курбатъ-байрамъ можно видѣть служеніе праведныхъ на седьмомъ небѣ передъ немерцающимъ ликомъ великаго Аллаха!
Промолившись всю ночь на священной горѣ Арафата, паломники подъ утро спускаются въ долину Муну, гдѣ совершается чудовищная и единственная въ мірѣ въ наше время гекатомба. Всякій богомолецъ старается сообразно толщинѣ своего кошелька принести и соразмѣрную жертву Богу. Кто побогаче, заваливаетъ верблюда или быка, кто бѣднѣе — козу, барана или козленка, даже простую дичь изъ пріятныхъ Богу, и закалываютъ животныхъ десятками. Говорятъ, что по самому умѣренному счисленію въ Меккѣ въ этотъ день закаливается и приносится въ жертву до сорока или сорока пяти тысячъ головъ рогатаго скота. Это чудовищное жертвоприношеніе начинается съ ранняго утра и кончается далеко послѣ заката солнца. Вся долина Муна тогда оглашается предсмертнымъ ревомъ закалываемыхъ животныхъ, пѣніемъ молитвъ, восклицаніями многотысячной толпы; весь воздухъ пропитанъ дымомъ куреній и дымомъ сожигаемыхъ жертвъ. Высоко къ небу поднимается этотъ дымъ огромныхъ жертвенныхъ костровъ, «благодаря которымъ, по словамъ Абдъ-Аллы, только и держится многогрѣшный міръ; давно уже люди разгнѣвали великаго Аллаха, и онъ хотѣлъ погубить весь міръ своимъ гнѣвомъ, но милосердный пророкъ (да будетъ во вѣкъ трижды благословенно имя Его!) указалъ Аллаху на дымъ жертвоприношеній, поднимавшійся съ долины Муны и просилъ помиловать міръ, хотя для правовѣрныхъ. Аллахъ-керямъ (Богъ милостивъ)! — прибавилъ старый шейхъ. Онъ увидѣлъ дымъ, поднимающійся отъ многихъ тысячъ жертвъ, и позналъ, что еще многіе на землѣ почитаютъ имя святое его на землѣ, и для нихъ пощадилъ міръ».
