— Пациентке нужна справка о том, что она подверглась операции и что у нее все было в порядке.
Справка представляется семье жениха. Бывает так, что брачный контракт нарушается в последний момент. Сабах пишет по-арабски под мою диктовку заключение, после чего обе женщины, благодарно улыбаясь, прощаются. Мне даже показалось, что у арабки появилось особое чувство симпатии к будущей невестке.
Потребовалось 3 часа, чтобы добраться на нашем «лендровере» до лагеря бедуинов, расположенного к западу от Лахджа. По совету моего друга Абдуллы, уроженца этой местности, работающего вместе со мной в Адене, я надел футу, а вокруг головы повязал тонкий платок. Глаза мои скрыты были под темными очками. Абдулла уговорил знахаря, с которым он знаком с детства, разрешить врачу из Адена познакомиться с его методами лечения. Короткие предрассветные сумерки еще не покинули землю, когда мы подошли к палатке знахаря.
Нам позволили устроиться за занавеской при условии, что ни разговором, ни шорохом мы не выдадим своего присутствия. В щелку мы могли наблюдать за действом знахаря. Он сидел спиной к входу в палатаку. Вошедший, воздавая хвалу Аллаху, сел против него. Оба совершили утреннюю молитву, после чего началось лечение. Тихо распевая суры из Корана, знахарь написал чернилами на небольшом листке бумаги молитву, в которой просил Аллаха облегчить страдания больного. Затем он раскрыл створки белой раковины моллюска, вложил туда листок и маленькие кусочки древесного угля, сдвинул створки и положил раковину на горящие угли. Больной должен глубоко вдыхать дым, в то время как знахарь читал молитву. Потом он взял яйцо и семь раз повернул его на голове больного, громко взывая к своим прежним учителям, прося у них помощи. Позднее Абдулла объяснил мне:
— Он призывает своих учителей, для того чтобы больной услышал, что его метод лечения с успехом применялся и раньше. Тем самым возрастает вера пациента в силу целительного искусства знахаря. Если лечение не помогло, значит, учитель знахаря был нехорош.
Потом знахарь выбрасывает из палатки яйцо вместе со щепоткой соли, чтобы изгнать злой дух. Он потирает руки перед лицом больного, ослепленного восходящим солнцем, бормочет молитву и касается затем руками больных мест на теле бедуина.
После этого больной должен трижды втереть себе в веки особую смесь из черного порошка сурьмы (местные жители называют ее кохол). Тем временем записка в раковине сгорела и превратилась в пепел. Его собирают в маленький кожаный мешочек, который больной вешает себе на шею, чтобы уберечься от новых болезней. Такие мешочки я довольно часто видел у маленьких детей. Эти наглухо зашитые коричневые мешочки из козьей кожи всегда носят на поясе или на шее. Рекомендуется не снимать их всю жизнь. Часто в них кладут еще записочки с сурами из Корана. Некоторым группам бедуинов во время их странствий по пустыне не всегда удается встретиться со знахарем, и тогда они отправляют к нему посыльного за чудотворным порошком. Наш целитель за лечение денег не берет, а принимает подношения в виде продовольствия (фрукты, мясо). Но с его ассистентом, которому приходится выполнять грязную работу (например, вскрывать абсцессы), расплачиваются деньгами.
Уже наступил рассвет, когда больной вышел из палатки. На солнце около нее ждут своей очереди другие бедуины. Я тихонько говорю своему другу, что уже вдоволь насмотрелся и хотел бы уйти. Самое время исчезнуть! Как бы реагировал какой-нибудь бедуин, если бы случайно узнал, что «неверный» наблюдал за лечением? Я облегченно вздыхаю, когда вдали в сверкающем мареве пустыни исчезают из виду палатки. Остановив «лендровер» у постоялого двора, Абдулла будит меня, и я не сразу соображаю, было ли все на самом деле, или это мне только приснилось?
ИНСПЕКЦИОННАЯ ПОЕЗДКА К «ВОРОТАМ СЛЕЗ»
Солнце еще не взошло. С Аравийского моря дует легкий ветер, воздух насыщен солью и влагой. В это прохладное февральское утро мы отправляемся в инспекционную поездку на двух санитарных машинах. Наш путь лежит вдоль побережья Красного моря по югу Тихамы до самой границы с Йеменской Арабской Республикой. Мимо проносятся соляные чеки, как снег сверкающие в лучах восходящего солнца. Машина несется по хорошей асфальтированной дороге, и, когда перед самой Бурейкой сворачивает на север, солнце уже поднялось над горизонтом и стало очень жарко. Теперь со всех сторон наступает на дорогу пустыня с чахлыми клочками травы и верблюжьей колючкой. Здесь машины проходят первое испытание. Колеса молотят песок, поднимая облака пыли. После часа пути моторы накаляются, и мы застреваем в песке. Наши друзья-йеменцы должны основательно покопаться, чтобы справиться с моторами воздушного охлаждения. Спрыгнув с машины, я спугнул двух песчаных мышей. Здесь, в непосредственной близости от моря, пустыня обитаема. Неподалеку от меня опустилась стайка птиц, похожих на наших жаворонков. В этих глухих, безлюдных местах, по которым проходят лишь верблюды, водится светло-коричневая газель. Она очень быстронога, но, несмотря на это, ей не удается спастись от местных охотников, пользующихся вездеходами. Они убивают ровно столько газелей, сколько им необходимо. Наши проводники ринулись за зайцем, который скрылся в кустах, прежде чем они успели вскинуть ружье. Его не отличить от кролика, что для нас несущественно: мы бы съели и того и другого. Вместо зайца наши спутники вспугнули куропатку. Она такой же величины, что и европейская, только у нее больше красных перышек на ногах. Куропатки другого вида водятся преимущественно в горах. В 1941 г. в этих местах уничтожили, по-видимому, последнего аравийского страуса. Экземпляром этой породы я мог полюбоваться лишь в зоопарке Шейх-Османа.
До моря всего 500 метров, хочется побежать к нему, но каждый шаг мучителен: ноги глубоко вязнут в песке и он до крови натирает ступни. Море и пустыня ведут между собой бесконечную борьбу. Ветер гонит песок к морю, а волны беспрестанно накатываются на песчаные дюны в метр высотой, круто обрывающиеся в море.
Едем дальше. Вдали над землей нависает дрожащее сверкающее марево: пальмы, вода, бредущие по оазису верблюды. Я радуюсь: скоро и мы будем там. Но видение отодвигается, и неожиданно исчезает — нас обманула фата-моргана. Через пару часов сворачиваем к побережью. Сейчас отлив, и можно ехать по берегу у самой воды. Перед нами небольшая заброшенная деревня. Ветер гудит в щелях стен. На маленькой печурке стоят банки из-под консервов. Скамейки перед хижинами совсем занесло песком. Год назад эта деревня еще дышала жизнью, здесь был даже небольшой постоялый двор. Но колодец пересох, и люди ушли. Отдыхаем в тени машин, передаем друг другу кружку с водой, делимся съестным.
